Л. Н. Гумилев пишет, что «древние монголы были, согласно свидетельствам летописцев и находкам фресок в Маньчжурии, народом высокорослым, бородатым, светловолосым и голубоглазым. Современный облик, а также язык, который мы ныне называем монгольским, их потомки обрели путем смешанных браков с низкорослыми, черноволосыми и черноглазыми племенами, которых соседи собирательно называли татарами» (31, 413).

Но Л. Н. Гумилев не все сказал относительно времени, к которому соплеменники Чынгыз-хана «приобрели облик и язык, который мы ныне называем монгольским». Также Последний Евразиец советской эпохи был вынужден смолчать относительно того, все ли представители этноса «древних монголов» приобрели облик, который мы называем «монголоидным» и соответственно халха-монгольский язык. Поэтому не будем заблуждаться относительно того, что произошло это «изменение внешнего облика и языка» отнюдь не со всеми «древними монголами» и отнюдь не до «эпохи монголов», а много позже и лишь с отдельными представителями этноса татар, оставшимися после уничтожения значительной части этого народа, проживающего в восточной части Евразии – Китае и Монголии.

В. П. Васильев пишет, что примерно в VI – начале VII в. часть обитателей Маньчжурии были известны под именем татар, и мигрировали к горам Иньшань (17, 135–136). Соседи, «окружавшие их черноволосые племена», называли этот народ «желтоголовыми» (там же, 197–198). Именно так в дословном переводе с многих языков восточного происхождения и будет звучать понятие «желтоволосый» (светловолосый) – например, по-татарски скажут именно «сарыбаш» («желтоголовый»), а «белобрысый» (блондин) по-татарски будет звучать «акбаш», что в дословном переводе – «белоголовый».

Как установил Л. Н. Гумилев, «европеоидная антропологическая раса первого порядка прослеживается в Центральной Азии и Сибири с верхнего палеолита и генетически восходит к кроманьонскому типу, являясь особой ветвью, развивавшейся параллельно с расами Европы и Ближнего Востока» (30, 86).

Эти «европеоиды восточного типа», светловолосые и высокорослые «древние монголы» были известны древним и средневековым китайцам как этнос «татар». И не удивительно, что в то же время они стали союзниками тюрок-шато, что может объясняться близостью их языков и схожестью внешнего облика, которым они отличались от китайцев (ханьцев) и остальных обитателей востока Евразии – предков халха и маньчжуров.

Но не только союзниками уйгуров и тюрок-шато стали «древние монголы», а начали «смешиваться с ними и сообщили им свое имя», как пишет В. П. Васильев, – дав начало рождению нового этноса под тем же названием «татар».

Свои антропологические и иные признаки и свойства, резко отличающие их от обитателей Китая и Монголии, средневековые татары не утратили во времена Чынгыз-хана и много позже.[67] Например, соплеменников Чынгыз-хана «отличали зеленые или синеватые глаза, китайские историки называли их «стеклянными», и светлые с рыжиной волосы» (33, 109–110), «у Борджигинов (род Чынгыз-хана. – Г. Е.) глаза сине-зеленые, или темно-синие, где зрачок окружен бурым ободком» (31, 422). В обоснование приведенного Л. Н. Гумилев ссылается на данные из работы Абуль-Гази, переведенного французами в XVIII веке и в очередной раз изданного в Париже в 1874 г., и другие сведения из работ французских историков-ориенталистов, опубликованных в 1896 г. (там же, 435).

Полагаю, что о внешности представителей этноса средневековых татар можно получить представление также и по средневековому портрету Чынгыз-хана. Портрет был изготовлен на шелке либо еще при жизни Чынгыз-хана, либо в период правления Великой Орды в Китае, и вряд ли кто изобразил бы в то время первооснователя державы татар с внешностью халха или китайца. Хорошо видно, что на портрете изображен человек с густой бородой и усами, европеоидной внешности (см. Приложение № 3). Также внешний вид монголо-татар отражен достаточно отчетливо на рисунках XII–XIII вв. (Приложения № 11, 25).

Китаец Мэн-хун писал: «Татарская нация по большей части не великоросла, не выше пяти футов с двумя или тремя вершками, также нет между ними толстых и жирных. Лицо у них широкое, плоское и четвероугольное с выдававшимися скулами, их наружность весьма отвратительна. Нынешний татарский правитель Тэмучень огромного роста, с широким лбом, длинной бородой; он отличается мужеством» (17, 217).

Отметим, что из этого никак нельзя сделать вывод, что татары Чынгыз-хана были «низкорослыми» – по сравнению с прочими обитателями средневекового мира. «Пять футов с двумя или тремя вершками» – это средний рост для рассматриваемого периода – к слову сказать, рыцарские доспехи средневековой Европы рассчитаны как раз на людей примерно такой же комплекции.

Матфей Парижский в XIII в. так описывает внешность «монголо-татар»: «Грудь у них крепкая и могучая, лица худые и бледные, плечи твердые и прямые, носы расплющенные и короткие, подбородки острые и выдающиеся вперед, верхняя челюсть маленькая и глубоко сидящая, зубы длинные и редкие, разрез глаз идет от виска до самой переносицы, зрачки бегающие и черные, взгляд косой и угрюмый, конечности костистые и жилистые, голени же толсты, но, [хотя] берцовые кости короче, [чем у нас], все же они одинакового с нами роста» (62).

Следует отметить, несмотря на то, что ни китаец, ни западноевропеец-католик, мягко выражаясь, не приукрашивают облик татар, из их описания никак нельзя сделать вывод о том, что эти монголо-татары были сплошь представителями «монголоидов» (халха-монголов и китайцев). Как видно, даже описание Матфея Парижского мало соответствует «общепринятой» версии официальных историков о внешнем виде «монголо-татар».

Изображение татар как представителей этноса своеобразных «европеоидов восточного типа», или монголов (как представителей политического сообщества), о которых говорится в упомянутом выше ярлыке (грамоте) «всех монголов падишаха – Мухаммад-Гирай хана» (106, 193–194), мы можем также увидеть на портрете татарского воина и его слуги (начало XVI в.). См. Приложение № 30.

Марко Поло оставил нам ценные сведения о том, что средневековые татары были представителями именно европеоидной расы. Он сравнивает характерную внешность китайцев, относящихся, как известно, к монголоидной расе континентального типа, с внешностью средневековых татар: «Китайцы, по природе своей, без бород, татары же, сарацины (здесь имеются в виду персы. – Г. Е.) и христиане (европейцы. – Г.Е) – с бородами» (81, гл. LXXXV). Притом «природная бородатость» татар упоминается как наиболее важный признак, по которому китайцы должны были отличать своих от чужих во время боевых действий. Так, во время восстания, которое готовили «знатные китайцы» против татар-ордынцев, повстанцы должны были «перебить всех бородатых» по всему Китаю (там же). При этом замечу, что Марко Поло знал множество татар, «рассеянных по всему миру», к тому же прожил у татар Великого хана Монголо-татарской державы 17 лет, и, как видно, научился различать татар и других европеоидов от китайцев и родственных им народов.

Татары, как известно, казались для китайцев людьми «весьма отвратительной наружности» (17, 217), скорей всего, именно из-за непохожести на них. Например, арабы тоже считали, что русские «народ безобразной наружности» (101, 303), хотя различий между ними гораздо меньше, чем в рассматриваемом случае.

Мэн-хун отмечает у всех татар «отсутствие верхних ресниц» (17, 217). Много фактов, содержащихся в записках Мэнхуна «не замечено» историками-европоцентристами, но это «отсутствие верхних ресниц» часто переписывается из одного сочинения «по истории монголо-татар» в другое именно как свидетельство своеобразного «уродства» и «отвратительности» татар. Никто не может пояснить причину этого «недостатка» – но постоянно цитируют именно это место. Скорей всего, объяснение данному факту есть, и наблюдательный военачальник отметил в своих записках – в источнике информации для своего «генштаба» – важный признак, неизгладимую «особую примету», присущую соплеменникам Чынгыз-хана – отсутствие эпикантуса.[68] По данному признаку можно было без труда отличать представителей государствообразующего этноса державы Монгол от представителей других народов восточной части Китая и Монголии. Скорей всего, трудности перевода либо изменение языка вызвали искажение при переводе слов Мэн-хуна об отсутствии «верхних ресниц» татар, соплеменников Чынгыз-хана. В противном случае китайский военный дипломат не преминул бы пояснить причины этого странного «недостатка».