Известно, что исторические источники времен Улуса Джучи остались в основном на старотатарском и еще на русском языках. Составлялись еще документы на персидском языке – в силу распространенности данного языка в международном общении.
Следы халха-монгольского языка в Улусе Джучи (как и по всей территории, подвластной державе Монгол)[53] отразились лишь на одном носителе, датируемом XIV в. – нашли берестяную «тетрадку» в две странички, на которой были записи «по – тюркски» с их переводом на старый халха-монгольский язык (104, 18). Похоже, что воин или погонщик каравана учил «государственный язык», то есть «тюркский» (старотатарский) – так как государственные документы и деловая переписка в Монголо-татарской державе велись на отличной бумаге, недоступной простолюдину (105, 15), (106, 86–87).
Также необходимо упомянуть, что сохранился язык у группы предков халха-монголов, служивших, как и представители многих народов,[54] в монголо-татарской армии и направленных из Монголии в распоряжение ордынского хана в Иране в составе отдельной тысячи: «Для занятия ключевой позиции между Балхом и Гератом (современная афгано-иранская граница) было поселено 1000 воинов, потомки которых до сих пор носят название «хэзарейцы» – от персидского слова «хэзар», что значит тысяча (34, 304–305).
Потомки этой тысячи сохранили до наших дней, проживая в Афганистане, свой язык халха, правда, несколько измененный (8, 211), но не ассимилировались среди народов Афганистана.
Сопоставим с приведенным фактом точку зрения официальных историков о том, что было всего «4000 халха-монголов в войсках Бату-хана в Улусе Джучи (34, 304)». При этом утверждается, что в Улусе Джучи, в отличие от приведенного примера с группой халха в Иране (ныне Афганистане), эти «представители халха-монголов», равно как и ханы-чингизиды и другие монголо-татары, «отюречились за десяток-другой лет, не успев оставить документов на своем языке» – кроме берестяной «тетрадки», упомянутой выше.
Приведем снова сведения Марко Поло: «Марко, сын Николая, как-то очень скоро присмотрелся к татарским обычаям и научился их языку и письменам. Скажу вам по истинной правде, научился он их языку, и четырем азбукам и письму в очень короткое время, вскоре по приходе ко двору великого хана. Был он умен и сметлив. За все хорошее в нем да за способность великий хан был к нему милостив» (81, гл. XVI). Комментатор предполагает, что это были китайские, арабские, уйгурские и тибетские письмена (там же). То есть, это как раз те виды письменности, которыми и составлены в основном дошедшие до нас средневековые документы, многие на старотатарском языке (105), (106) и надписи на монетах Монгольской державы (43, 33), (104, 28–31), (108,6).
Также известно, что составлялись документы и чеканились монеты еще на русском языке, или двуязычные – на русском и татарском языках – на Руси и в Улусе Джучи (Золотой и Белой Орде) (43, 33), (104, 28–31), (108, 6).
Единство Монголо-татарской державы сохранялось вплоть до второй половины XIV в. (карты на приложениях № 9 и № 10), до самого падения в Китае династии Юань (18, 68). Но с момента ее возникновения и до ее распада в государственном деловом обороте, в том числе и в денежном, не применялся халха-монгольский язык, об этом говорят многочисленные монеты, дошедшие до нас. Почти все надписи на монетах Монголо-татарской державы выполнены на, как выражаются официальные историки, «тюркском» языке – хотя, как такового конкретно «тюркского» языка не имелось и не имеется ныне. Так что выполнены все надписи на монетах, о которых идет речь на одном из тюркских языков средневековья – на старотатарском.
Есть надписи на монетах державы Монгол также и на арабском (религиозные изречения), китайском, персидском, русском языках – в зависимости от местности, где чеканились монеты и где они находились в обороте. Монеты эти чеканились с именами верховных ханов державы Монгол, выполненными в основном уйгурским шрифтом, и с тамгой (гербовым знаком) верховного хана, находившегося на престоле в период чеканки монеты (75), (92).
Например, на монетах XIII в. выбивалась надпись «уйгурским» письмом «Кутлуг болсун yanga пул», что на старотатарском языке означает – «Пусть будет удачлива новая деньга» (104, 29), (92). Встречается такая же надпись на монетах, написанная и «арабским письмом». Буквы «К» или «Г» в конце слова были присущи старотатарскому языку, ныне они во многих словах отпали.
На многих монетах «эпохи монголов» есть надписи и символы, происхождение которых имеет самую широкую географию – от Китая и Восточного Туркестана до Ирана и Поволжья (104, 28–33), (75). По тематике символы и надписи также охватывают всю территорию державы Монгол – встречаются и буддийские, и мусульманские, и христианские.
О том, что вместо предполагаемого официальными историками старого халха-монгольского языка в государственно-деловых отношениях применялся именно один из тюркских языков, говорит следующий факт. В. П. Васильев упоминает о найденной пайцзе с надписью, записанной русскими буквами так: «Тенгрiинъ-Кучун-доръ» (17, 229) (Tengreen Kutchun-dur). На тюркском, вернее, на старотатарском, это значит «Силою (Властью, Волей) Всевышнего». Для внесения определенной ясности относительно того, что указанная надпись выполнена не на гипотетическом «монгольском языке» (старом халха-монгольском), а именно уйгурским письмом и на старотатарском языке, считаю необходимым привести перевод на халха-монгольский язык слова «сила» (англ. force): «чадал, албадах, хiч, хiчлэх, шахах» (93). И буква «К» в халха-монгольском языке, так же как и «Р» в китайском, не в обиду братскому халха-монгольскому народу будет замечено, отсутствует. Правда, ныне халха-монголы сохраняют этот букву в приобретенных из другого языка словах, таких как «кино», «кард» (карта) и других (там же).
Также заметим, что и обнаруженная в Темниковском крае (Мещера) пайза[55] от хана Токтамыша имеет надписи «уйгурским» и «арабским» письмом, и именно на тюркском (старотатарском) языке (41, 22).
Официальные историки вынуждены признавать, что на халха-монгольском языке государственных документов Монголо-татарской державы не обнаружено. Кроме тех документов, которые были изготовлены историками китайской династии Мин в конце XIV в. на китайском языке, после свержения власти Великой Орды в Китае, и были переведены с китайского языка на халха-монгольский язык в XVIII в. и позднее (111).
Сделаем вывод – учитывая все изложенное выше, можно утверждать, что язык татар Чынгыз-хана, то есть государствообразующего этноса державы Монгол, был не старый халха-монгольский, а один из тюркских языков, точнее – старотатарский.
Вместе с тем, «монгольский» или «татарский» языки исторических источников в смысле этническом есть один язык народа, который назывался тогда и называется ныне «не иначе, как татар» (В. П. Васильев), государственный язык державы Монгол – «Византийский путешественник Г. Пахимер писал – «Многочисленные народы русов, черкес, алан, принявшие нравы монгол, их одежду и даже язык, находясь на службе монгол, составляют их бесчисленные войска» (24, 139). «Казаки… появившись в пределах Москвы со своими ханами, также говорили на государственном языке, что производило в населении представление, что Москва наполнилась татарами и слышна только татарская речь» – это о казаках (русских войсках Монгольской державы в XIII–XV вв. (там же, 121).
Но и у других народов Улуса Джучи, которые имели к тому времени сложившийся литературный язык, была возможность, не утрачивая свой язык, одновременно владеть и «государственным языком» – татарским.
Вспомним, что в любой конец империи ордынские воины любого ранга и из любой народности направлялись на службу с семьями (87, 30), и воинские подразделения (из представителей любой народности) формировались исключительно по этническому принципу. То есть, одно или несколько отдельных войсковых частей (соединений) состояли из представителей одного и того же этноса (народа) (13, 34), (24, 124).
