Вот еще пример того, что слово, похожее на халха-монгольское (В. П. Васильев записал его русскими буквами как «би»), было переведено им именно как халха-монгольское местоимение «я». Посмотрим, какое в результате подобного перевода получилось словосочетание.

Перевод текста Мэн-хуна В. П. Васильевым: «Я сам, при свидании с их регентом, императорским наместником, великим князем Мухури, слышал, как он называл себя всякий раз татарским человеком; да и все их вельможи и главнокомандующие называли себя «я» (би)…» (17, 220) (выделено мной. – Г. Е.). Если текст перевода воспринимать буквально, однозначно следует, что представители правящего слоя у татар Чынгыз-хана для обозначения своего социального статуса применяли почему-то местоимение «я». Но, судя по смыслу приведенной фразы Мэн-хуна, правильнее было бы предположение, что слово «би» означало вовсе не местоимение «я» на языке татар Чынгыз-хана, а являлось именно социальным термином, присущим «вельможам и главнокомандующим». В. П. Васильев указал в скобках оригинал слова из текста Мэн-хуна (би), очевидно потому, что вовсе не был уверен в переводе этого слова на русский язык как местоимения «я». Сохранив это слово в оригинале, он оставил нам ценнейший факт – есть подобное слово (би, бий) в татарском языке, хорошо известное в татарских исторических источниках и в литературном языке. Переводится как «достойный, знатный и благородный человек», примерно аналогично слову «князь» либо «рыцарь»[39] (42, 14), (105, 92).

Теперь прочитаем текст перевода не заменяя слово «би» местоимением «я». Получится связное словосочетание, по смыслу соответствующее всему тексту: «… да и все их вельможи и главнокомандующие называли себя «би»…», т. е., представляясь кому-либо и обозначая свое высокое положение в обществе, вельможи и главнокомандующие татар Чынгыз-хана называли себя именно словом «би» («бий»).

Приведем примечательный факт из одного письменного источника по истории Улуса Джучи, известного ныне под названием «Шаджарат ал-атрак» («Родословие тюрков»). Источник этот был составлен при правлении чингизида из сибирских татар, хана Шейбани примерно в середине XV в. (33, 253) на основе более ранних, «справедливых, правильных и достоверных историй» (102, 202–203).

В «Шаджарат ал-атрак» описывается, как именно отреагировал Чынгыз-хан на неожиданное для него известие о смерти своего сына Джучи, которого он «утвердил на престоле ханства», поручив ему в управление «Хорезм и Дешт-и-Кыпчак от границ Каялыка до отдаленнейших мест…, вплоть до тех мест, куда достигнет копыто татарской лошади». Этого сына Чынгыз-хан «любил больше всех остальных своих детей…» (там же, 203–204): «В момент получения известия о смерти сына Джучи (февраль – март 1227 г.), Чынгыз-хан произносит по-тюркски:

То есть:

Когда от Чингиз-хана изошли такие слова, все находившиеся в ставке эмиры и нойоны[40] встали, выполнили обряд соболезнования и стали причитать». После пережитого горя, вызванного потерей уже второго сына,[41] Чынгыз-хан прожил всего шесть месяцев. (СМИЗО, т. 2, с. 203–204; «Шажарат ал-атрак, с. 222–224)» (52, 184), также см. (102, 203–204).

Здесь мной приведен перевод с «тюркского» языка на русский, изложенный С. Г. Кляшторным, который более точен, в отличие от перевода, данного в сборнике материалов Тизенгаузена В. Г. издания 1941 г.

Можно сделать вывод, что потрясенный горем Чынгыз-хан выразил свои чувства на родном ему языке. И был этот язык тюркским, а с учетом изложенного выше, можно уточнить – родной язык Чынгыз-хана был одним из тюркских языков – татарским.

Отметим, что основной текст «Шаджарат ал-атрак» составлен на персидском языке, который был одним из языков международного общения средневекового мира наряду со средневековым татарским.[42] Видимо, автор более ранних записок, на основе которых был составлен «Шаджарат ал-атрак», был послом или просто носителем другого языка, чем тот, на котором говорили большинство из присутствующих в ставке Верховного хана. Поэтому вполне понятно уточнение им языка, на котором говорили Чынгыз-хан и его приближенные: автор подчеркивает, что это был именно тюркский язык и приводит дословно высказывание Чынгыз-хана. И произнесенные Чынгыз-ханом слова, приведенные в оригинале автором «Шаджарат ал-атрак», понятны тому, кто знает современный татарский язык.

Сведения о том, что у монголо-татар Чынгыз-хана был свой, то есть татарский язык, уже приводились. Был этот язык знаком и европейцам, и именно как татарский. Более того, язык этот был известен в Европе в Средние века – например, некоторые купцы им владели в совершенстве. В подтверждение приведу сведения Марко Поло,[43] в которых описывается встреча его отца и дяди с Верховным ханом державы Монгол Кубилаем (вторая половина XIII в.): «Спрашивал он их еще об апостоле, о всех делах Римской Церкви и об обычаях латинян. Говорили ему Николай и Матвей обо всем правду, по порядку и умно; люди они были разумные и по-татарски знали» (81, гл VII).

Также и в записках венгерского монаха Юлиана имеются сведения о том, что язык татарский стал известным не только в Восточной, но и в Западной Европе задолго до поездки купцов Николая и Матвея к хану Кубилаю. В приведенных ниже цитатах из записок Юлиана описываются путешествия монахов в Волго-Уральский регион, это тридцатые годы XIII в.

Во-первых, для полноты и ясности вначале необходимо привести следующие сведения Юлиана: «Сообщалось мне некоторыми, что татары и прежде населяли страну, населяемую ныне куманами»[44] (2,83). То есть, мы можем смело предположить, что язык татар многие куманы должны были знать, соответственно, как и самих татар. Как увидим из следующей цитаты, данное предположение верное: «Письмо же (татарского хана. – Г. Е.) написано языческими буквами на татарском языке. Поэтому король нашел многих, кто мог бы прочитать его, но понимающих не нашел никого. Мы же, проезжая через Куманию, нашли некоего язычника, который нам его перевел» (там же, 88).

Во-вторых, мы узнаем, что и среди татар имелись люди, знавшие языки своих европейских и азиатских соседей: «В стране венгров[45] сказанный брат нашел татар и посла татарского вождя, который знал венгерский, куманский, тевтонский (немецкий. – Г. Е.), сарацинский и татарский (языки) и сказал, что татарское войско, находившееся тогда же там же по соседству, в пяти дневках оттуда, хочет идти против Алемании (Германии. – Г. Е.) (там же, 81). Мы видим, что Юлиан указывает татарский язык как отдельный от куманского, но из этого вовсе не следует, что татарским называли халха-монгольский язык. Татарский язык, будучи тюркским, мог заметно отличаться от языков «куманских» (кыпчакских, или половецких) племен, так же, как современный татарский язык отличается от других тюркских языков – узбекского, азербайджанского, турецкого, якутского и т. п. И «письмо, написанное на татарском языке», современном литературном, представители этих наций тоже, вероятно, «смогли бы прочитать, но понимающие» среди них вряд ли нашлись бы.