– Ох, ради Бога, Окленд, – сказал он, беря сложенный штатив под мышку. – Стоит ли тебе быть таким экстравагантным?

– Не то, – ответил Окленд, даже не глядя в сторону брата. – Не то, не то, не то! Я вовсе не экстравагантный; я… непоколебимый. – Он произнес это слово, обращаясь то ли к братьям, то ли к небу, то ли к себе самому.

Ответом Фредди был дружеский тычок; Мальчик отреагировал, собравшись уходить. Миновав площадку, он на самом краю оглянулся. Окленд по-прежнему не шевелился; он лежал на спине и смотрел на солнце, но выражение лица у него изменилось, стало строгим и серьезным.

Мальчик сделал много других фотографий в тот решающий день.

Вот на одной из них изображена гостья дома, миссис Хьюард-Вест, в свое время любовница короля. Она выходит из машины. Вся в мехах, в огромной шляпе с вуалью, которую надевали во время таких поездок, но сейчас она ее приподняла. Рядом еще одна гостья – Джейн Канингхэм. «Дурнушка Джейн», как ее грубовато называли в то время. Одна из самых богатых наследниц своего времени. Джейн, чей давно овдовевший отец владел соседними поместьями в Уилтшире, с раннего детства была знакома с семьей Кавендишей. На этот уик-энд ее пригласили специально: Дентон планирует выдать ее замуж за своего старшего сына, Мальчика.

Джейн, одетая в незамысловатый костюмчик для прогулок, стоит рядом с Оклендом, не сводя с него взгляда. У Джейн умное лицо, и сейчас, поскольку наши представления о красоте решительно изменились, ее бы не назвали дурнушкой. Она явно растеряна и погружена в свои мысли, а недовольный Окленд смотрит в другую сторону.

Следующий снимок – группа прислуги, выстроившаяся в несколько рядов перед домиком для слуг, словно на школьном снимке. Сколько терпения потребовалось от Мальчика! В заднем ряду с краю стоит девочка по имени Дженна.

Тогда Дженне Куртис было шестнадцать, и она служила в Винтеркомбе уже два года, тут работали ее отец и мать, к тому времени оба покойные. За прошедшие два года Дженна заметно продвинулась и сейчас была горничной на этаже. Во время этого приема ей пришлось взять на себя новую роль: личная горничная Джейн Канингхэм заболела, и Дженну приставили обслуживать гостью. Сегодня ей уже пришлось распаковывать наряды Джейн, гладить их и развешивать. Именно она помогала Джейн уложить волосы в прическу к большому обеду и справилась со своей задачей с таким тактом, умением и терпением, что Джейн, будучи застенчивой по натуре – она легко тушевалась перед слишком напористыми горничными, – в самом деле запомнит Дженну и захочет через несколько лет обеспечить ее замужество. Это станет ошибкой.

Шестнадцатилетняя Дженна довольно хорошенькая. По современным стандартам, она пухленькая. У нее округлые мягкие формы, как у голубка, широко расставленные темные спокойные глаза. Приятная девочка, хотя форма у нее поношенная, а чепчик ей явно не подходит.

«Моя Дженна», – подумала я, впервые увидев этот снимок. На нем не узнать ту Дженну, которую я помню. Но тогда та Дженна, которая описана в блокнотах, тоже была другой. Слова и изображения: и то и другое я разложила бок о бок и задумалась.

Еще одна, последняя, фотография. У Мальчика, похоже, был свой замысел, которым он ни с кем не делился. Предполагалось, что он отснимет каждую комнату в Винтеркомбе, соберет снимки в альбом и преподнесет его Дентону. Подарок должен заставить отца смягчиться, думал Мальчик, отец убедится, что от «Видекса» можно получить какую-то пользу, ибо Дентон откровенно восхищался своим домом. Особенно он гордился той комнатой, в которой сейчас находился Мальчик. Дентон, не краснея, называл ее Королевской спальней. Все остальные спальни также имели собственные имена: Синяя комната, Красная комната, Комната Жимолости, но отец редко называл их так. Тем не менее о Королевской спальне он упоминал при каждой возможности, особенно в разговоре с гостями, которые впервые оказывались в Винтеркомбе.

Это было единственным способом сообщить им, если они еще не знали, что в доме Дентона останавливались особы королевской крови, что осеняло Дентона, патриота, монархиста и сноба, тем ореолом, которого он жаждал. Затем он мог потчевать гостей историями, от которых домашние приходили в ужас: какие изящные комплименты отпускал король Эдуард по поводу его меткой стрельбы, о планировке дома, о водопроводной системе и о проявленной Дентоном проницательности, с которой он выбрал в жены такую красотку, как Гвен.

Дентон будет рассказывать об исключительно хорошем настроении короля во время его пребывания в Винтеркомбе – темперамент короля, как хорошо было известно, отличался непостоянством; он отнесет его состояние на счет великолепной атмосферы в Винтеркомбе, которой не было равных во всей Англии. Дентон упомянет великодушное приглашение короля поохотиться с ним в Сандрингхэме, обойдя молчанием тот факт, что это приглашение так никогда и не материализовалось.

Затем он, не обращая внимания на нахмурившуюся Гвен – будучи американкой, она считала, что прославление монархии просто занудно, – Дентон при случае отведет гостей наверх, чтобы они могли лично обозреть спальню, в которой спал король.

Он войдет в заставленную мебелью комнату, которая сохраняется в первозданном виде. Он похлопает по толстеньким, как у беременных, животикам красных бархатных кресел, разгладит складки пурпурного покрывала, нежно приласкает взглядом спинку четырехспальной кровати. В ожидании визита короля вся комната была заново обставлена, не считаясь с расходами, в ванной, сзади примыкающей к ней, было поставлено новейшее немецкое оборудование, но кровать, созданная по эскизу Дентона, была предметом его особой гордости и обожания. Она была столь велика, что сельский плотник возводил ее прямо в комнате. Подниматься к ней приходилось по ступенькам. У ее изголовья был балдахин, украшенный королевскими регалиями, а в ногах сплетались херувимы. Матрац ручной работы, набитый конским волосом и отборнейшей шерстью, был восемнадцати дюймов в толщину. Дентон, демонстрируя его неповторимую упругость, тыкал в него. Тем не менее он позволял себе этот жест с известным почтением, ибо для Дентона эта спальня была святилищем. Порой Дентон позволял себе порассуждать, какие тайны могла узнать эта спальня: во время визита в Винтеркомб король находил утешение в объятиях не своей жены, но любовницы. Дентон думал об этом без злорадства, он никогда не терял уважения к особам королевской крови. В силу вышеупомянутых причин, Королевской спальней не пользовались в течение пяти лет.

В этот уик-энд ее святость будет нарушена – на этом настоит Гвен. При том количестве гостей, которые съехались на лицезрение кометы, и при наличии всего восемнадцати спален Гвен никак не могла разместить всех. Поэтому, пользуясь правами хозяйки, она настояла на своем, и Дентону, как он ни гневался, пришлось отступить от своих правил. Королевская спальня будет предоставлена кому-то из гостей. Гвен решила, что в ней разместится Эдди Шоукросс.

На деле же ее любовник вот уже несколько месяцев убеждал ее дать ему возможность выспаться в этой спальне. У Шоукросса было живое сексуальное воображение, и Гвен догадывалась, что у него существуют какие-то особые планы, связанные с пребыванием в этом помещении, – хотя он не расскажет ей, в чем они заключались, потому что был довольно скрытен. Эта неопределенность воспламеняла ее собственное воображение; в течение месяцев искушение и покорность вели между собой отчаянное сражение. Наконец она решила рискнуть и, к своему удивлению, выяснила, что Дентон может отступать.

Правда, одержав победу, Гвен стала испытывать некоторое беспокойство. Поглядывая на своего мужа, она пыталась понять, не подозревает ли он ее, спрашивала себя, не слишком ли далеко она зашла. Однако за последние несколько дней ее беспокойство сошло на нет. Дентон вообще обладал плохим характером, но в этом не было ничего особенного, и Гвен считала, точнее, была почти уверена, что ее муж ничего не подозревает. Частично потому, что она и Шоукросс были очень осторожны, частью потому, что Дентон не наделен особой сообразительностью, а главным образом, говорила она себе, потому, что Дентона это вообще не интересует.