Что-то тогда случилось: нечто, нарушившее образ жизни, сложившийся за двенадцать лет. Я пока так и не знаю, что же это было, но доподлинно известен факт, что 1930-й стал годом, когда завершился брак Констанцы со Штерном.

Привязанность Констанцы к моему отцу была бомбой замедленного действия – она тикала себе все эти двенадцать лет. И скорее всего ко времени моего рождения она взорвалась; спустя много лет детонация этого взрыва продолжала сказываться на мне.

В моей семье был еще один человек, единственный, не считая Констанцы, оставшийся в живых из всех многочисленных свидетелей ночи прихода кометы. Более того, он посвятил себя профессиональному разгадыванию головоломок. Это был мой дядя Фредди.

QUI BONO? [8]

Моему дяде Фредди было уже за семьдесят. Он по-прежнему жил в том доме в районе Маленькой Венеции, где еще ребенком я посещала его. Тем не менее с тех пор дом заметно похорошел: влияние новой метлы в жизни Фредди чувствовалось сразу, стоило только войти в воротца. Это сказывалось и в сиянии медного почтового ящика и дверных ручек, в состоянии живых изгородей, которые были подстрижены с военной аккуратностью; об этом же говорил садовый пруд, появившийся после последнего моего визита и разместившийся аккурат под окнами. Он был украшен пухлыми игривыми херувимами.

– Не может быть! – вскричала Винни, открывая двери и прижимая меня к своей необъятной груди. Она с гордостью показала на пруд. – Это наша новинка. Просто потрясающе!

Винифред Хантер-Кут овдовела в середине 50-х годов, когда я жила в Нью-Йорке. Винни устроила своему мужу Кути величественные похороны и продолжала в его честь носить черное, но она была толковой женщиной с большим вкусом к жизни, и вдовство ее не устраивало. Едва только осознав это, на это ушло два года, она принялась подыскивать себе нового мужа.

Перебрав круг своих знакомых, она напала на моего дядю Фредди, которого и окрутила за три месяца. Общественное мнение, я думаю, было целиком на стороне Винни. Она оставалась в дружеских отношениях с Фредди после смерти моей матери и, занимаясь поисками мужа, как-то получила приглашение на чай в Маленькую Венецию. Осмотревшись, она поняла, что Фредди заброшен и несчастлив, и приняла решение.

Основным фактором оказались детективные романы дяди Фредди. Эти книги – он продолжал писать их, и, не в пример его прочим увлечениям, это так и не сошло на нет, – обеспечили ему стабильный и растущий успех. К его искреннему изумлению, потому что Фредди был достаточно скромен, издатель принял его седьмую попытку в данном жанре и изъявил желание ознакомиться с последующими. И, что было еще более удивительно, они в самом деле пользовались успехом – люди покупали их.

Когда дважды в год приходили финансовые отчеты, в доме воцарялось большое торжество.

– Смотри! – говорил Фредди. – Смотри, Виктория! Я продал четыре тысячи триста сорок шесть экземпляров! Ну не потрясающе ли? Интересно, кто они такие, все эти люди? Хотел бы я знать, скольким из них удалось угадать убийцу. Ты же помнишь, ею была секретарша. Она использовала специальный яд – мне пришлось специально узнавать. Куда же я девал эту книгу о ядах?

Как правило, он ничего не мог найти: ни книгу о ядах, ни справочник по оружию, откуда он черпал подробности конструкции пистолетов, что пускали в ход его герои, ни железнодорожного расписания, что позволяло его героям быть в двух местах одновременно, – его дом представлял собой ужасающую свалку.

Винни достаточно было бросить лишь взгляд в тот день, когда она явилась к чаю. Она увидела пыльный истертый ковер, медный столик на спине кобры, который никто не чистил вот уже несколько лет. Она рассмотрела плакаты из немецких кабаре и ковровые шлепанцы миссис О'Брайен, когда та принесла им чай. Она увидела чернильницу на столике у окна, за которым писал Фредди, груды бумаг, книг, расписаний, справочников, библиотечных абонементов, карточек и пришла к выводу: Фредди нужна четкая организация.

Через неделю Винни утвердилась в роли его секретарши, после чего брак стал неизбежен. Фредди, который вообще не привык торопиться, гордился этим.

– Винни очень решительная женщина, – с явным удовольствием говорил он. – Стоило ей лишь бросить взгляд на меня – и я потерял почву под ногами.

Они представляли собой отличную, хотя и несколько странную пару. Мой дядя Фредди, столь порывистый в детстве, в определенной мере изменил свой стиль жизни – может, из-за Констанцы, может, из-за смерти Мальчика, а может, в силу некоторых особенностей собственного характера. В течение долгих лет он плыл по воле волн; очутившись рядом с Винни, он обрел не только целенаправленность, но и новую удивительную энергию.

Он привык писать один детективный роман в два года. С Винни выход его литературной продукции удвоился, а то и утроился. Он придумал нового детектива, инспектора Кута, названного так в честь первого мужа Винни. Инспектор Кут, чей характер был вылеплен, как я предполагаю, в результате долгих рассказов Винни, стал самым любимым персонажем читателей дяди Фредди. Доходы Фредди возросли, он начал публиковаться в Америке, где читателям нравилась его привычка разворачивать действие в сельской местности Англии; его читали в Германии и во Франции. Самой сильной стороной Фредди было то, что мир, который он описывал, никогда не менялся. В своей основе он оставался тем, в котором он жил ребенком. Его книги могли повествовать о сегодняшнем дне, но инспектор Кут продолжал оставаться энергичным сорокапятилетним мужчиной, и никто из главных действующих лиц Фредди не представлял себе жизни без дворецкого.

К тому времени, когда утром я нанесла им визит, Винни и мой дядя Фредди были женаты уже десять лет. Они были неразлучны и бесконечно преданы друг другу. Они были подчеркнуто, демонстративно счастливы. Они вели предельно упорядоченную жизнь, организованную Винни, и дядя Фредди делал все, что ему говорилось. Это устраивало обоих. Они нашли для себя очарование рутины.

Их упорядоченный образ жизни прерывался только раз в году, когда с внезапной вспышкой отважной энергии они предпринимали двухнедельное путешествие этакого авантюрного плана. И с каждым годом поездки становились все более захватывающими: они плавали по Нилу в фелуке; облазили Ангкор-Ват; на верблюдах путешествовали по Сахаре. Совсем недавно они побывали у подножия Гималаев и слетали в Тибет.

Когда я приехала к ним, то рекламные проспекты, с помощью которых они собирались выбрать маршрут следующего года, лежали на столе. Мы расселись попить кофе в гостиной, которая была и рабочим кабинетом. Чернильница дяди Фредди, пачка бумаги и ручка выстроились в боевом порядке. Пишущая машинка с уже вставленным листом бумаги застыла в готовности. Рядом с моей чашкой кофе лежали яркие картинки храмов и пирамид, далеких гор и опасных рек. Винни и Фредди еще не решили окончательно, но в будущем году они предполагают слетать в Австралию и обосноваться в буше. Это было понятно. Гималаи уже описаны. Затем наступила пауза. Я начала испытывать чувство вины, ибо вторглась в размеренный распорядок чужой жизни.

Когда я призналась в этом, оба они преисполнились любезности.

– Глупости, – трубно объяснила Винни. – Ты что-то плохо выглядишь. Какие-то неприятности, да? Что бы ни было, гони их из сердца. Это мужчина? Нам можешь все рассказать. Нас с Фредди ничего не удивит. Мы все можем понять. Давай выкладывай. Разделенная проблема – это половина проблемы. Так в чем дело?

Я снова замялась. Они оба ждали. В конце концов, это глупо – зайти так далеко и остановиться, и я сказала:

– Ну, речь идет о Констанце.

Реакция их была довольно сдержанной. Винни что-то буркнула. Дядя Фредди, который наконец излечился от Констанцы, поднял глаза к потолку.

– Только не говори мне, что ты снова с ней виделась, Викки. Ты же знаешь, что она возмутительница спокойствия.