– Все в порядке, Констанца. Она понравилась Френку. По крайней мере, он не считал ее скучной.

– Но другие! – застонала Констанца. – Я не сомневаюсь, он проклинал их. Виккерс рассыпал свои ужасные «до'огой», как конфетти. Бобси отпускал свои идиотские замечания о венграх и русских – ты понимаешь, что он не имеет ни малейшего представления, где эта Венгрия находится? А потом Бик – о Господи, ради всех святых, как мне взбрело в голову пригласить Бика? Как я могла сделать такую глупость? У меня вылетело из головы, как он ужасен, когда пьян. Ты помнишь?.. – На лице ее появилось смущенное выражение. – Тот ужасный момент после ленча, когда он хотел сесть и промахнулся мимо дивана? Похоже, он вообще не стоит больше на ногах – и я не могла удержаться от смеха. Глаза у него были круглые, как у совы. Это было смешно, но в то же время ужасно неприятно…

– Констанца, честное слово, тебе не из-за чего беспокоиться. Френк и раньше видел пьяных. Как и все мы.

– В общем-то так и есть. Бик никогда больше и ногой сюда не ступит, как и Бобси. Их обоих с меня более чем хватит. В сущности, после сегодняшнего я хочу резко сократить наше общение с ними. Ты можешь сказать Френку: я обожаю его, но никогда больше не осмелюсь снова пригласить его на ленч. Он может прийти к чаю – только мы втроем, Виктория, и я попытаюсь вымолить у него прощение.

– Констанца, тебе не стоит переживать. Ты ему понравилась. Я не сомневаюсь, что он оценил тебя…

– Он так сказал? – с заметной торопливостью поинтересовалась Констанца.

Я попыталась припомнить, что было после того, как мы вышли. В холле я сказала:

– Френк, можешь ли ты забыть этот ленч? До последней его ужасной минуты? Констанца так старалась произвести на тебя впечатление, поэтому все пошло наперекосяк. Понимаешь, она хотела тебе понравиться.

– В самом деле? А я было подумал, что наоборот. Мне казалось, она из кожи вон лезла, чтобы не понравиться мне. – Это было сказано достаточно сухо; при тех обстоятельствах я сочла это за шутку. Тем не менее это была не шутка, но я тактично не передала ее Констанце.

– Он сказал мне, что ты более чем соответствуешь своей репутации…

– В самом деле? – стихая и погружаясь в задумчивость, произнесла Констанца. – Ну, мне он тоже понравился. Теперь я вижу – он очень умный человек, твой Френк Джерард.

– Скажи мне, Френк, – сказала я после того, как мы удрали с этого ленча. – Пожалуйста, скажи мне, что ты о ней думаешь?

– Она более чем соответствует своей репутации, – ответил он, ускоряя походку, так что мне приходилось чуть ли не бежать, примеряясь к его длинным и, как выразился Стини, чрезмерным шагам. Мы гуляли по городу, забираясь в самые отдаленные его уголки.

Стоял ясный холодный весенний день. Френк поднял воротник пальто, он шел лицом к ветру, который ерошил его черные волосы, и они ореолом вздымались вокруг головы. Он крепко держал меня под руку.

Теперь, когда мы выбрались из апартаментов, детали этого ужасного застолья стали казаться нам малозначительными. Даже за столом Френк терпимо относился ко всему окружающему, и изысканность его поведения удивила меня, хотя глаза его были полны суховатой насмешливости. Светские неприятности такого рода можно было пережить, учитывая, что потом мы вместе посмеемся над ними.

Мы добрались до дальнего конца парка и повернули к северу. Когда мы проходили мимо здания «Дакоты» и я восхищалась готическими башенками, вырисовывавшимися на фоне чистого голубого неба, Френк отрывисто бросил:

– Я знаю ее мужа. Я не говорил об этом.

Я изумленно остановилась.

– Мужа Констанцы? Ты знаешь Монтегю Штерна?

– Да. И довольно давно.

– Не может быть! Почему ты ничего не сказал? Френк, что он собой представляет?

– Во-первых, не вижу, почему бы мне и не знать его. Во-вторых, я не настолько хорошо его знаю. В-третьих, относительно того, что он собой представляет. Я не уверен… Он… значительная личность. – Френк помолчал. – Ты знаешь, как мне нравится, когда ты задаешь по три вопроса. Все разом, одним выстрелом. И что из этого? Логика встает вверх тормашками. Понимаешь, что ты делаешь? Одерживаешь верх над самым рассудительным человеком.

– Не пытайся уйти от темы, – сказала я, когда мы снова двинулись в путь. – Как ты с ним познакомился? Когда вы с ним встретились?

– В первый раз я увидел его года четыре назад. Штерн был одним из попечителей нашего проекта и основным жертводателем. За моей головой шла охота. Вот тогда я его и встретил.

– И после этого вы еще виделись?

– Да, несколько раз. Я подозреваю, что он стоял за моим приглашением в институт.

– Ты хочешь сказать, что исследовательский отдел, который тебе предложили, за этим стоит он?

– Он был одним из членов совета директоров, которые опрашивали меня. Я ожидал от них, что они выберут более опытного человека. Штерн заинтересовался моими работами. – Френк пожал плечами. – Должно быть, он смог их уговорить.

– Они все хотели тебя. Конечно же, это так. Решение было единодушным – ничего иного и быть не могло.

– Дорогая, ты очень веришь в меня, но дела так не делаются. Во всяком случае, точно я ничего не знаю, а Штерн, конечно, не скажет. Он сам себе советчик. Он мне нравится – и очень.

– А ты виделся с ним, кроме работы?

– Время от времени. Не часто. Иногда мы вместе обедаем.

– Где он живет? Естественно, не в Нью-Йорке?

– Нет, где-то за городом.

– В Коннектикуте? Констанца говорит, что где-то там.

– Нет, не в Коннектикуте, по крайней мере, мне так не кажется. Думаю, что ближе к городу. Когда он здесь, то обычно останавливается у «Пьера». Он держит там номер. Если мы обедаем, то там же, у него. Нас исключительно корректно обслуживает его собственный камердинер. Что весьма странно: он очень нетороплив, держится с большим достоинством, и я себя чувствую, словно в мужском клубе. Словно часы остановились в 1930 году.

– Именно в тридцатом? – Я замолчала. – А он… когда-нибудь говорит о Констанце?

Ветер усилился. Френк приостановился. Он привлек меня поближе к себе и ускорил шаги.

– Господи, до чего холодно. Давай поторопимся. Теперь уже недалеко. О Констанце? Нет, никогда – насколько мне помнится.

Мне показалось, что он не может быть со мной совершенно искренним, Френк что-то утаивает от меня, но в следующую минуту я обо всем забыла. Френк остановился перед запущенным многоквартирным домом между Амстердам-стрит и Колумбус.

– Во всяком случае, – сказал он, – ты сама когда-нибудь сможешь встретиться с ним, если захочешь. Я это организую. Но сейчас забудь. Можешь подняться по ступенькам. Здесь есть лифт, но он обычно не работает.

Это была его квартира. Спальня, гостиная, маленькая ванная и кухонька. Всюду было чисто и пусто. Из окна день и ночь открывался вид на Манхэттен.

Когда мы вошли, я увидела, что Френк, который влек меня сюда быстрым шагом, напрягся. На лице его появилось знакомое мне выражение замкнутости. Он стал относиться ко мне с явной предупредительностью.

– Тебе нравится?

– Да, Френк, нравится. – Я помолчала, заинтригованная. – Мне нравится… этот вид. Просто чудесный.

– Здесь очень тесно. Я это понимаю.

– Комната не так уж и мала. А кухня просто отличная.

– Порой и лифт работает. На прошлой неделе был на ходу, – сказал он с некоторой долей мрачности. Наступившее молчание громко и неожиданно прорезали чистые серебряные звуки трубы. Я так и подпрыгнула.

– Это в квартире внизу, – настороженно сказал Френк. – Там живет человек по имени Луиджи. Он играет на трубе. На танцах. У него пятеро детей. Он… очень симпатичный.

– Не сомневаюсь, что так и есть, Френк. – Я повернулась, начав подозревать истину, и обняла его за талию. – Чья это квартира?

– Моя. Я снял ее на прошлой неделе. Когда я начну работать в институте, то буду жить здесь. Стану ходить на работу пешком. Это довольно далеко, но…