Законным браком товарищ Старосельцев озаботился не скоро, и не просто так, а по совету партийной ячейки и непосредственно наркома внутренних дел товарища Ежова, которому он был представлен, лично докладывая об успехе одного непростого, масштабного дела на Железной дороге. Шел тридцать шестой год, очень-очень сильно продвинувший их по карьерной лестнице — и товарища Ежова, и товарища Старосельцева. Известно, куда привела служебная лестница «железного наркома», к эшафоту какого унифицированного вида, ну а у его провинциального протеже все складывалось неплохо. Только вот жениться получалось не особо — времени не было. То «особые тройки НКВД», то еще что. Последовательно капитан Старосельцев превратился в майора Старосельцева и останавливаться на этом не собирался. Жена потенциальному товарищу комбригу была уже необходима по статусу. И она появилась.
То есть сначала абсолютно неожиданно пропали старосельцевские домашние совладельцы, вертикальные соседи. Ну просто вышли утром из Дома, а назад — не вернулись. Бывали такие казусы, что характерно, и нередко. Потенциальный товарищ комбриг охотно взвалил на себя полноправные помещичьи права и обязанности.
Левый оскверненный флигель силами подчиненных красноармейцев был безжалостно снесен, а правый очищен и пустовал. До времени.
Фонтан приобрел вид приблизительно прежний, неудивительно: что с чугунным конем сделается? Ничего и не сделалось. Только не функционировал, естественно, фонтан, а оно и ни к чему. Буржуинские изыски.
Лишнее это.
Вот тут и появилась собственно невеста, простая девушка наичистейшего рабоче-крестьянского происхождения, папа которой честно служил Родине в ЦК Партии, чтобы без сюрпризов. Сюрпризы в представлении товарища полковника тоже считались излишними. Девушка нейтрально звалась Еленой и осваивала профессию учителя в педагогическом институте имени В. В. Куйбышева.
Под венец, а точнее, в бюро записи актов гражданского состояния невеста явилась скандально непустой, распирая тяжелым животом с маленькой фигой пупка бело-синее гороховое платье, подарок жениха. Выбеленные невестовы локоны являлись точной копией знаменитой прически кумира миллионов советских людей — Любови Орловой, тонкие полукружья бровей и трогательная рыбка ротика.
Супруга немного посуществовала сама по себе, пометала свое пышное тело по травмоопасным лестницам кружевного чугунного литья, а в положенный срок счастливо разрешилась от бремени прелестной девочкой. Полковник Старосельцев сначала вздумал на жену обидеться — ожидал всею душою сына, преемника, маленького чекистика, но при виде темноволосой и синеглазой (временно, но кто же знал?) малютки восхитился ее немладенческой красотой и ладностью и в припадке изысканности назвал ее Розой, Розочкой, Розанчиком, своим бутончиком.
Розочка подрастала, постигая в нужное время все детские умения — поднимать головку, переворачиваться, сидеть, ползать и ходить, жена Елена тоже не доставляла никаких неудобств, все так и шло.
Каким-то невероятным образом холодный ум или дьявольское везенье ни разу не подвели товарища комбрига, и он не пошел короткой страшной (или длинной страшной) дорогой своих многочисленных сослуживцев и соотечественников, братьев и сестер, а благополучно отслужил как надо военные годы в непопулярной системе СМЕРШ, чуть ли не водрузил знамя чуть не над Рейхстагом и героически вернулся с победой все в тот же светлокаменный Дом. С фонтаном и правым флигелем. Жена его, Елена, пожелавшая теперь называться Лялей, органично и незаметно превратилась в энергичную даму в трофейных шелках и опробованных молью горжетках. Вследствие какой-то неопасной бабьей хвори она более не беременела, что в принципе было семье даже и на руку — очень уж обожал отец свой душистый Розанчик, слишком уж много дел имелось помимо деторождения.
* * *
— Уфф…
— Великолепно. Значит, кроме« уф» , душа моя, тебе и сказать нечего. Я, признаться, ожидал продолжительного, эмоционального отчета о фантастических оргазмах. А тут« уф» …
— Уффф!
— Ты такая интересная собеседница, дорогая!..
— Не называй меня« дорогая» . Ненавижу это слово. Ну применительно к себе, конечно.
— Так, будь добра, подай мою записную книжку, пожалуйста. Я тут собираюсь записать кое-что. Слова. Запрещенные к употреблению… А то еще задушат чулком. Ненароком.
— Не! Смет! Но! — как сказала председатель совета дружины Лена Доберманова, когда ее стул густо вымазали красной краской« киноварь».
— А никто и не думал смеяться. Что ты! Я серьезен, как президент Ющенко. Нет, как Лена Доберманова в пятнах краски.
— Не надо меня называть« малыш», « драгоценная ты моя женщина» и вот еще« человечек».
— Что за человечек?« Где-то у оранжевой речки? Там сидят грустят человечки? Оттого, что слишком долго нету на-а-ас?» [9]
— Даже если мы расстаемся!..
— Емся!
— Дружба все равно остается!..
— Ется!
— Дружба остается с нами навсегда-а-а…
— Ну я-то ладно. Я семь лет в музыкальной школе солировал. А ты?
— А что я?
— Откуда знаешь эту байду?
— А это я специально разучила. Чтобы с тобой дуэтом пропеть.
— Ага.
— Ага.
— Так ты про человечка хотела.
— Есть у меня одна бывшая одноклассница, Таня Григорчук. Мы с ней не виделись лет пятьсот.
А потом она нашлась на Одноклассниках, там все находятся, кто-то раньше, кто-то позже. Как-то Таня Григорчук была в настроении поболтать и пересказала мне в подробностях историю своей любви с женатым ветеринаром.
— Ветеринаром…
— Да. В частности, она зачитывала некоторые его к ней письма — для дополнительной иллюстрации.
— О, неосторожная!
— Это почему?
— Ну а вдруг тебе бы понравился стиль, и ты бы увела ее женатого ветеринара,? С тобой ухо востро надо держать.
— Можно я продолжу?
— Хорошо, что ты спрашиваешь. Конечно, душа моя.
— Так вот, одно из писем ветеринара начиналось:« Родной мой человечек» . А другое:« Драгоценная ты моя женщина».
— А третье?
— Отстань.
— Ну и ты что? В контексте Тани Потапчук.
— Григорчук.
— Прости.
— Подумала, что если, бы меня так назвали, я бы сошла сума от горя.
* * *
— Ал-ло! — сказала Юля между двумя затяжками телефонной трубке. — Алло, дочь, ну я же за рулем, что ты трезвонишь, как пьяный звонарь! Сейчас остановлюсь…
После недавнего ухода Юлиного мужа и Таниного отца Витечки: «Я стремлюсь к самоактуализации. К высшей природе раскрытия моего потенциала, Юля. Абрахам Маслоу, теория гуманистической психологии… ты должна знать… все-таки ты тоже доктор… уровень моего социального интереса к дочери не упадет» [10],— численность небольшой семьи не изменилась, изменился гендерный состав. Отпустивши Витечку прямиком в сомнительные объятия Абрахама Маслоу, Юля и Таня заимели чудную кошку породы Невская Маскарадная, голубоглазую Наташу, у которой на все было свое мнение.
Вот и сейчас Юля очень подозревала, что причина дочкиного звонка как-то связана либо с кошачьим рационом, либо еще с чем-нибудь кошачьим. Режимом дня, например.
Припарковавшись неподалеку от старинной калитки изящного литья в чугунных змеях и розах, меланхолично соседствующей с автоматическими раздвижными воротами, Юля собиралась перезвонить дочери. Закурила еще. Мобильник в ее руках ожил, завибрировал и пропел: «Я смотрю в чужое небо из чужого окна, и не вижу ни одной знакомой звезды… Я ходил по всем дорогам, и туда, и сюда, обернулся и не смог разглядеть следы… Но если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день…» Традиционно дослушав ровно до этого места, Юля сказала, наконец, свое «алло». Номер был рабочий, кто-то телефонировал из ординаторской, каковую она покинула чуть менее часа назад, благополучно сменившись с дежурства. Вообще-то Юля надеялась чуть-чуть подольше не слышать дорогих товарищей по работе.
