Она подогрела воду, помыла посуду. Ее мысли были с Шункаха, всегда с Шункаха. Бриана почувствовала, что щеки опять разгораются розами, когда вспомнила, как он смотрел у пруда, скользя глазами по ее телу, как они задержались на груди прежде, чем она подумала прикрыть ее. Что он тогда думал?

«Ты знаешь, о чем он думал,» — упрекнул ее голос совести, и щекам Брианы стало еще жарче. Она действительнознала, о чем он тогда думал. Бриана видела предательское доказательство его желания, чувствовала, как дико билось сердце от сознания того, что он хочет ее. Эта мысль была одинаково пугающей и возбуждающей. Она почувствовала разочарование, когда Шункаха отвернулся и ушел прочь. Бриана была уверена, что он собирается поцеловать ее. Она знала, что было очень плохо и безнравственно желать таких вещей, но все тело жаждало этого.

От мыслей об индейце все ее существо наполнилось теплом, и внутри опять что-то задрожало. Шункаха был высоким и красивым. Он взял ее с собой, заботился о ней, и Бриана чувствовала себя очень спокойно в его руках. Шункаха любил ее нежно, как ребенка.

Звук шагов заставил сердце затрепетать от волнения. Внезапное смущение охватило ее, и Бриана поспешила внутрь шалаша, забралась там под покрывало, не в силах повернуться к Шункаха лицом или заговорить, боясь, что он прочитает желание в ее глазах или услышит его в голосе.

В эту ночь индеец не разделил с ней их обычное ложе, но и не спал вне шалаша. Вместо этого он оставался у костра, безучастно глядя на пламя. О чем же он думал? Этот вопрос мучил Бриану. Что случилось с теми непринужденными товарищескими отношениями, которые установились между ними раньше?

Шункаха Люта смотрел на трепещущее пламя, но видел он не огонь. Там была Бриана, стоявшая у тихого пруда: волосы, подобно золотому нимбу, окружали лицо, ее словно мраморное тело было предметом, достойным изумления, совершенством женской красоты. Он почувствовал, как уснувшее желание вновь вспыхнуло в нем, когда вспомнил форму ее высоких грудей с розовыми сосками, очень тонкую талию, выпуклости бедер, длинные, хорошо сложенные ноги.

Глухой стон вырвался из груди. У него никогда не было времени, чтобы иметь собственную женщину. Он был слишком занят, воюя с васику. Единственной целью его жизни была борьба с белыми полчищами, вторгшимися в Па Сапа. Он больше ни о чем не думал и ничего не хотел, кроме мщения тем, кто безжалостно вырезал его народ и убивал буйволов.

Когда отряд его отца сдался, Шункаха бросил тропу войны, чтобы остаться с семьей. Отец был старым и слабым, здоровье матери ухудшалось с каждым днем. Его Сестра Тасина была еще молоденькой девушкой, видевшей дето всего четырнадцать раз. Он провел почти год в резервации, где каждый день был борьбой за выживание, борьбой, в которой победила лишь маленькая горстка его народа. Отец Шункаха умер вскоре после того, как их отряд сдался. Мать покинула эту жизнь восемью месяцами позже. А потом и сестра поддалась юнке-ло, стала очередной жертвой вероломства белого человека.

Шункаха Люта посмотрел на укрытие, где спала Бриана. Легко встав, он бесшумно подкрался туда, остановился у входа и посмотрел на Бриану. Сердце сильно забилось, и кровь снова воспламенилась желанием. Он знал женщин. Среди Сиуксов жили плененные индианки, обменивавшие свою благосклонность на пищу и одежду, и случалось, что он облегчал свой голод по женщинам в их объятиях. Но ему не были знакомы ни любовь, ни привязанность со стороны женщин, пока он не встретил Бриану. Она ухаживала за ранами с нежным участием, оплакивала его страдания. Ее слезы были неожиданными и удивляли, глубоко задевая его.

Бриана пошевелилась во сне, и Шункаха задержал дыхание, увидев кусочек молочно-белого тела у края сорочки, как раз над выпуклостями грудей. Теперь он тяжело дышал. Природное чутье подталкивало взять ее, удовлетворить свое желание и покончить с тем ужасным голодом, который терзал его днем и ночью. Сделать это так просто. Желает она или нет, будет легко подчинить ее своей воле, овладеть силой тем, что он страстно жаждет получить.

Глаза проследили ее формы под одеялом. Талия была просто тонюсенькой, бедра округлыми и гладкими, ноги длинными и стройными. Очень ясно Шункаха помнил, как она выглядела у пруда: солнечно-золотистые волосы струились по плечам, в голубых глазах трепетало волнение, а тело — красивее всех, что встречались ему раньше, — притягивало к себе.

Шункаха перевел глаза на ее лицо и увидел, что Бриана проснулась и смотрит на него.

— Что-нибудь случилось? — спросила она, и слабая нотка тревоги прозвучала в ее голосе.

— Нет, Ишна Ви, — ответил он быстро. — Засыпай снова.

Она кивнула вяло и доверчиво, ресницы дрогнули и закрылись, когда сон вновь овладел ею.

Шункаха Люта развернулся и быстро направился к пруду, бормоча проклятия. Может быть, холодное купание остудит его горящую плоть и отвлечет от золотоволосой женщины-ребенка, которая воспламеняла его кровь и распаляла желание?!

Бриана сидела под тенистым деревом и улыбалась, наблюдая, как воробей чистит свои перышки. Рано утром Шункаха взял ружье и покинул каньон, чтобы поохотиться. В его отсутствие Бриана снова искупалась в пруду, вымыла волосы, а потом устроилась под сучковатым дубом, наслаждаясь красотой дня и размышляя о будущем.

Прошло уже два дня с тех пор, как Шункаха видел ее обнаженной у пруда. Все это время он казался каким-то странным. Часто Бриана ловила на себе его пристальный взгляд. Что-то необычное затаилось в бездонных, черных глазах индейца.

Они снова были друзьями. Напряженность, возникшая между ними в ту ночь, исчезла, и Бриана с любопытством думала, не померещилось ли ей это. Никогда она не была счастлива больше, чем сейчас, находясь радом с Шункаха Люта. Он был силен и прекрасен, и она чувствовала себя в полной безопасности, даже здесь, в дикой пустынной местности.

Ей было интересно, скучают ли тетя и дядя по ней вообще, ищут ли они ее. Вероятно, дядя Генри расстроился гораздо больше от исчезновения ружья, нежели племянницы. А тете Гарриет будет не хватать Брианы лишь потому, что ей придется самой делать всю домашнюю работу.

Бриана тряхнула головой. День слишком прекрасен, чтобы думать о неприятных вещах. Лучше думать о Шункаха Люта. Она почувствовала непонятную легкую дрожь во всем теле, когда вызвала облик индейца в своем воображении. Бриана никогда не уставала смотреть на него, его голос никогда не утомлял ее. В своей жизни она была знакома лишь с несколькими мужчинами, которые жили и работали на ближайших фермах. В городе были парни ее возраста, но тетя разрешала общаться с ними только под строгим наблюдением. А потом появился Макклейн. Бриана поморщилась, вспомнив, как он пытался поцеловать ее и как омерзительно это было. Да, подумала она, Шункаха Люта всех их посрамил. Ни старый, ни молодой, никто из мужчин, которых она раньше встречала, не мог сравниться с ее индейцем… Ее индейцем… Ей понравилось, как это прозвучало. Ее индеец.

Щеки Брианы потеплели. На что это будет похоже — быть его женщиной? Станет ли он делать ужасные вещи с ней? Когда у Брианы начались месячные, тетя Гарриет объяснила их причину и рассказала девочке в недвусмысленных выражениях, что порядочные женщины не вступают ни в какие сексуальные связи раньше замужества. Порядочная, богобоязненная женщина бережет себя для мужа, а потом терпит половые сношения в брачной постели ради рождения детей. Тетя Гарриет не сказала напрямую, но было ясно и так: с тех пор, как она поняла, что не сможет иметь детей, она не видит никакого смысла в физической близости с дядей Генри. В городе были женщины легкого поведения, которые доставляли удовольствие низменным желаниям мужчин, отметила тетя Гарриет, таким образом освобождая порядочных женщин от этого специфического бремена.

Бриана слушала тетю, покорно соглашаясь со всем, что та говорила, хотя втайне интересовалась, было ли это на самом Деле так ужасно, как описывала Гарриет Бьюдайн. Конечно, если женщина любит мужчину, ей должно быть приятно, когда ее обнимают, целуют, гладят… Ее мать и отец были сердечными, привязанными друг к другу людьми. Они изливали свою любовь на Бриану, хваля за успехи в школе, крепко обнимая и целуя на ночь. Мама никогда не отталкивала отца и не вела себя так, словно делить постель с мужем было обременительной обязанностью, от выполнения которой надо уклоняться при любой возможности. И это больше всего смущало созревающую девушку.