— Больше ничего, — искренне сказал он. — Сейчас. Мне просто нравится возможность узнать вас лучше.

— Не знаю, — робко ответила Бриана. — Я… Я не думаю, что готова попробовать снова.

— Вы любили его, индейца, не так ли?

— Да. Я не думаю, что снова захочу полюбить кого-нибудь так же сильно.

— Вы захотите. Через некоторое время, — тихо сказал Трент. — И я хочу быть рядом, когда это произойдет.

Он очнулся от сильной жажды и жестокой боли в правом боку. Солнце показалось ослепляюще ярким, когда он открыл глаза. Шункаха снова зажмурился, мысли беспорядочно роились в голове.

Он сделал слабую попытку встать — и не мог сдержать стона, когда всплеск боли, словно ударом копья, пронзил правый бок. Рука машинально прижалась к телу в том месте, и он почувствовал на ладони что-то мокрое и липкое. Кровь. Закрыв глаза, Шункаха Люта рухнул на землю, не отрывая руку от раны.

Постепенно боль отступила, сознание оставалось ясным. Здесь произошло грандиозное сражение. В мыслях он заново пережил все: солдаты стреляют по индейцам, уверенные в своей победе, а потом поворачиваются и спасают свои жизни бегством, отступая вверх по травянистому склону, преследуемые двумя тысячами воинов Лакота и Чейенов, опьяненных запахом крови и близкой победой. Он видел Неистовую Лошадь, и Злобного, и Коня С Обрезанным Хвостом, слышал их раскатистые крики, когда они атаковали холм: «Хоппо! Пошли! Хороший день, чтобы умереть!»

Но умирали белые люди. Индейцы жестоко бились, отплачивая за старые обиды, старые боли, забирая одну жизнь за каждый нарушенный договор, за каждую ложь, за каждого бессердечно зарезанного буйвола, за каждый акр земли, украденный васику. Они продвигались вперед, уверенные в успехе. Разве Сидящий Бык не предсказывал победу? Разве Неистовая Лошадь и Злобный не возглавили сражение? Как могут они проиграть?

Шункаха Люта был в самой гуще борьбы, когда его ранили. Пуля попала в правый бок, ниже ребра. Несмотря на рану, он погнался за одним из солдат Желтого Волоса, следуя за белым человеком в холмы, прочь от места битвы. «Трус, — насмешливо подумал он. — Убежать с поля боя и спрятаться в надежде спасти свою собственную жалкую жизнь.» Белому человеку удалось ускользнуть, прежде чем стрела Шункаха настигла его. Пуля, предназначавшаяся Шункаха, сразила вместо него лошадь. Животное тяжело рухнуло, сбросив индейца во время падения. Он приземлился на раненый бок, скатился вниз по скалистому склону, упал в узкий глубокий овраг-расщелину, ударился головой о камень и потерял сознание.

У него остались смутные воспоминания о постепенно замирающих звуках сражения, об отчаянных криках раненых людей и лошадей, об отдаленном эхе барабанов, о продолжавшихся всю ночь победных возгласах и кличах, которые говорили о том, что индейцы выиграли битву.

Шункаха погружался все глубже и глубже в нависшую над ним темноту, когда образ Брианы промелькнул перед его глазами. Она звала его по имени, ее любящие голубые глаза были омыты слезами горя…

Бриана. Он открыл глаза. Солнце уже садилось, окрашивая небо в яркие малиновые и оранжевые цвета. Индеец заставил себя подняться-таки на ноги. Покачнулся. Казалось, весь мир кружился перед его глазами. Ноги были, словно дохлые рыбины, во рту пересохло, голова кружилась от потери крови и недостатка пищи.

Чтобы вылезть из глубокого оврага, ему пришлось мобилизовать всю' силу, которая еще оставалась. Добравшись наверх, он упал на четвереньки, грудь тяжело вздымалась от напряжения. Когда дыхание восстановилось, Шункаха окинул взглядом простиравшуюся впереди долину. Лакота и их союзники ушли. Трава была сожжена. И долина Маленького Большого Рога лежала тихая, словно мертвая, омываемая кровавыми лучами заходящего солнца.

И снова всколыхнулась мысль о Бриане. Где она теперь? Пошатываясь, он поднялся на ноги, спотыкаясь, спустился с холма и пошел к тому месту, где стояло его типи. Сейчас там ничего не осталось, кроме небольшого почерневшего участка земли и смутных отпечатков, оставленных дном вигвама.

Куда она могла пойти?

Чтобы подумать и сконцентрироваться, ему пришлось приложить немало усилий. Левая половина головы болела и опухла, была покрыта коркой запекшейся крови, и все тело ныло от ударов, полученных при падении в овраг. Куда она могла пойти?

На дрожащих ногах Шункаха направился к реке. Упав на живот около ручья, он опустил в воду лицо, сделал несколько длинных глотков, позволяя холодной воде обмыть горло и утолить жажду.

«Неистовая Лошадь! — подумал он. — Неистовая Лошадь знает, куда она пошла.»

Бриана улыбнулась Адаму Тренту, когда тот налил ей стакан холодного лимонада. Стоял ясный солнечный день конца июля, и они приятно проводили время в тени высокого дерева, недалеко от медленного ручейка. Несколько разорванных облаков лениво плыли по небу, похожие на взбитые пуховики.

Со дня приезда в Бисмарк Бриана проводила большую часть времени с Адамом, позволяя ему сопровождать себя по городу. Он показывал ей достопримечательности, каждый вечер приглашал на обед, сопровождал в церковь воскресным утром, развлекал рассказами о преступниках, которых поймал. Адам оказался хорошим собеседником, разговаривать с ним было легко и приятно, ибо он умел и слушать с интересом.

Бриана радовалась его присутствию: оно помогало заполнить ей дни и отвлекало мысли от Шункаха Люта. Она часто горько рыдала, думая, как ее индеец лежит мертвый где-то в долине Маленького Большого Рога. Что хорошего в том, что она живет, когда умер он? Какая радость, если солнце теплое, а дни яркие и красивые? Онумер, и она никогда больше его не увидит…

Находясь с Адамом Трентом, Бриана заставляла себя улыбаться, смеяться, притворяться, что все хорошо. Оставшись одна в своей гостиничной комнате, она садилась на край кровати и бессмысленно смотрела в стену, заново переживая каждую секунду, проведенную вместе с Шункаха Люта.

Адам Трент прервал рассказ об аресте особо опасного преступника, почувствовав, что Бриана больше не слушает его. Он взял давно полагающийся ему отпуск, чтобы больше времени проводить с ней, желая лучше узнать ее, с каждым днем все сильнее и сильнее влюбляясь, даже зная, что она не чувствует ничего похожего по отношению к нему. Взглянув на нее сейчас, он увидел ее влюбленные и мечтающие глаза и понял, что Бриана снова думает о том индейце. «Как долго она намеревается убиваться об этом проклятом краснокожем,» — раздраженно подумал Адам: Как она могла влюбиться в первого попавшегося мужчину? Бриана Бьюдайн была милой, чувствительной молодой женщиной. Как она могла отдать свое сердце язычнику-дикарю?

Трент нахмурился, пытаясь вспомнить, как выглядел индеец. Высокий, мускулистый, с черными волосами, темными глазами и надменной манерой поведения. Он оставался невозмутимым в течение долгой поездки в Бисмарк после ареста. Боролся как одержимый, когда они подъехали к тюрьме, вытерпел жестокие избиения без единого звука. Трент не обнаружил в нем ни нежности, ни следа теплоты. Почему Бриана так тянулась к нему? И почему она не может забыть его сейчас, когда он мертв?

Улыбнувшись, он дернул ее за юбку.

— Эй, — позвал он нежно. — Помните меня?

— Простите, Адам, — тихо сказала Бриана. — Мне кажется, я замечталась.

— О нем? — В голосе Трента прозвучала едва уловимая нотка горечи.

— Да.

— Он мертв, — решительно сказал он. — Мертв и не вернется. Вам нужно продолжить свою собственную жизнь, Бриана. Вы не можете убиваться вечно.

— Я не убиваюсь. Не совсем так. Я… вспоминаю.

— Черт, я… — Трент прервался, увидев выражение тревоги в глазах Брианы. Сжав кулаки, он встал и ушел вниз к ручью, губы сурово сжались. Иногда ему хотелось схватить ее и потрясти так сильно, чтобы выбить все мысли об этом проклятом индейце из ее головы. Он всю жизнь искал такую женщину, как Бриана. И теперь, когда он нашел ее, она влюблена в призрак! Он почти уже хотел, чтобы индеец был жив. С человеком во плоти можно встретиться лицом к лицу и победить его, но память… как можно бороться с памятью?