Уроки, которые Виласека дает Че, не единственные; верный своей педагогической страсти, Эрнесто тоже в свою очередь дает их. Каждый день с пятнадцати до восемнадцати часов четверо молодых барбудос, Арри Виллегас Тамайо, Дариэль Аларкон Рамирес, Карлос Куэло и Аргудин приходят продолжать начатое в Маэстре обучение чтению, письму, математике, истории, географии… Они по очереди читают ему газеты, таким образом проверяя свои способности, охраняют Че во время всех его передвижений по острову или за границей.

— Не забудьте ваши ручки и тетради, — повторяет он им каждый раз. — Они так же важны, как пистолет.

Дариэль Аларкон сегодня вспоминает, с каким упорством он образовывал их:

— В понедельник он просил у нас ключ от машины и хранил его до субботы, дня экзамена. Так он был уверен, что мы не проведем время, бездельничая и флиртуя. «Для этого есть воскресенье», — повторял он. В то время у нас был Кристел Империал 1959 года, из последних импортных на острове, подарок Фиделя и Камило. Он стоил восемнадцать тысяч долларов. И нам нравилось кататься на нем.

Однажды он услышал наш разговор об Арри Виллегасе, по прозвищу Помбо. Более развитый, чем мы, он ходил в колледж и таким образом имел шанс прогуливать свои занятия, а не быть вынужденным приходить, как мы, в кабинет Че. Через минуту он спешит в колледж, чтобы у директора убедиться, что Помбо вовсе не усидчив. Он привел его к себе, на Пятидесятую авеню и Тридцать седьмую улицу в Мирамар, закрыл его в своем гараже, где приказал ему раздеться, так в кальсонах бедный Помбо провел неделю наказания, имея только право выйти, чтобы поработать в саду, занять свои руки, если учеба его не интересует.

Между уроками, которые он дает, и теми, которые получает, Эрнесто особенно привязан к своей работе экономиста. Отношения с миром международных финансов для него новый опыт.

— Я вспоминаю некоего Марча, — рассказывает Виласека. — Он был вице-президентом Американского банка и очень стремился встретиться с Че, президентом Национального банка. Эрнесто принял его в час ночи.

Можно представить себе лица ученых банкиров лондонского Сити, имеющих дипломы Гарварда, или Яле, на бирже Нью-Йорка, или крекинге японского финансового мира в Токио, когда они узнают о назначении герильеро на пост президента Национального банка. Однако на этот раз Че больше не на посту, «созданном для него, чтобы не быть забытым», как об этом говорили за кулисами. Фидель искал банкира-революционера. Филипе Пасос был уважаем в среде международных финансов, но у него не было ничего от убежденного левого.

Эрнесто будет подписывать «свои» билеты — «Че», достоинством в двадцать песо с изображением Камило Сиенфуэгоса, экземпляры первой серии которых продаются сегодня в Гаване по цене золота.

10 декабря для Че день ликования. Прежде чем передать крестьянам первые акты собственности, он объявляет:

— Сегодня я подписываю акт о кончине латифун-дизма. Никогда я не думал, что смогу с такой гордостью и удовлетворением поставить свою подпись под заключением о смерти пациента, которого я помогал лечить.

Че унаследовал заботу о кубинских деньгах в момент, когда усиливается давление Соединенных Штатов. Посол в Гаване Филипп В. Бунсал предупредил нового президента Освальдо Дортикоса и государственного министра Рауля Роа, что на Кубе существуют «решительные и согласованные усилия, направленные на уничтожение традиций дружбы между кубинским и североамериканским народами». Обвинения посла не прямо направлены на двух наиболее близких соратников Фиделя, его брата Рауля и Че, которые тем не менее не меняют свою линию поведения. Принимая во внимание коммерческий баланс за десять последних лет, Куба экспортировала на 133 миллиона долларов в социалистические страны и импортировала из них на 14 миллионов долларов, то есть благоприятное сальдо в 119 миллионов. В конце первого года Революции одна фраза возвращается как лейтмотив: «Сахар оплатит наши новые заводы». В этих условиях незачем обращать внимание на большие глаза дядюшки Сэма. Напротив, Че объявляет:

— Существование врага стимулирует революционную эйфорию, создает необходимые условия для реализации радикальных изменений.

Сардоническая ухмылка финансистов:

— Как можно доверить финансы страны врачу-герильеро?

Че отвечает им словами Генри Кабо Лоджа, который стал сенатором от республиканской партии: «За редким исключением деловые люди хуже других, когда они хотят заниматься вопросами политики».

Продолжая работу, Че наталкивается на результаты североамериканских инвестиций за последние пятнадцать лет. Из 700 миллионов долларов 550 вернулись в Соединенные Штаты, и только 150 реинвестированы на Кубе. Не нужно быть гением экономики, чтобы понять, в какую сторону склоняется баланс.

Не изменивший ничего в своем внешнем виде — оливково-зеленая форма герильеро и берет со звездой, — Че все больше диссонирует с фетровым миром международных отношений. Ему доставляет большое удовольствие осмеивать протокол. Когда он станет министром, одному журналисту, сказавшему об «удовлетворении, которое он должен испытывать, получая неисчислимые знаки восхищения», он ответит:

— Почести мне осточертели! — прямым текстом.

Поселившись с Алейдой в совсем простом доме, который он делит с Патохо, Че пересаживается в «форд фалькон», машину, сильно отличающуюся от олдсмобилей других руководителей Революции. В свое бюро он прибывает в полдень и никогда не выходит оттуда раньше трех часов утра.

Если кубинцы самые гостеприимные на земле, у них есть один существенный недостаток — они безалаберны. Че, который столкнулся с этим в Сьерре и во время продвижения, выглядит образцом безмернбй пунктуальности. Он из Аргентины, самой европейской из всех латиноамериканских стран, отсюда у него это чувство точности.

Журналисты международной прессы толпятся у его двери, все очень заинтригованы авантюристами с Гранмы.Одному из них, говорящему о повышении цен в преддверии праздников Нового года, на которое жалуются в Гаване, он возражает:

— Это богатые жалуются, потому что они выбирают дорогие вещи, которые и на самом деле были обложены налогом. Бедные так не думают. Видите маленькие деревца в хижинах для новогодней ночи, на них фрукты, пироги, рубашки, даже молоко и хлеб. Все то, что эти люди не могли достать раньше для новогоднего праздника.

В начале 1960 года Че заканчивает труд «О войне герильи», объемистый и плотный, который посвящает Камило Сиенфуэгосу. В нем он излагает свои мысли о стратегии, тактике, выборе мест, о бое на вражеской территории. Так же как и о герилье — социальном реформаторе. Настоящий учебник восстания, который будет применен другими повстанцами: венесуэльскими, затем в 1963 году — в британской колонии Занзибар.

4 февраля в аэропорту Ранчо Бойерос он встречает вице-президента Советского Союза Анастаса Микояна.

5-го он вместе с ним будет председательствовать на открытии советской выставки науки, техники и культуры во Дворце. Во время обеда, данного в честь своего гостя, Че представляет своих соратников:

— Министр департамента сахара Орландо Боррего, вице-министр Энрике Олтуски, так-то, так-то… и, наконец, Тнрсо Саенс, представитель национальной буржуазии!

Саенс краснеет и не произносит ни слова.

— Я был один в костюме с галстуком, и, конечно, Че не прозевал, — рассказывает сегодня ученый в очках.

Он не хранит обиды на Эрнесто. Наоборот, не иссякают рассказы о нем:

— Мечтатель, который будущее делал настоящим. У него были свои планы о нефти, ядерной энергии, энергиях будущего. Че был сверхвосприимчивым. Он читал, чтобы узнать об автоматизации и ядерной физике. Это был некто с плохими легкими, но необыкновенным вдохновением. Магнит: он притягивал, потому что был очень обаятельным.

Орландо Боррего, влившийся в Восьмую в конце наступления, который был одним из наиболее искренних и близких друзей Че, говорит:

— У него были сомнения в бойцовских качествах студентов. Он больше доверял крестьянам. В своей умственной деятельности он сохранил привычки герильи, он работал, особенно по ночам. Научный подход, теоретическая мысль и реалистическая форма: никакого вкуса к сенсации. Аккумулированную с детства огромную культуру он отдал на службу всем. Кем бы он ни был: герильеро, послом, шахматистом или министром экономики, он наделен большим стоицизмом и должен был контролировать себя, чтобы не впасть в донкихотство. Он обладает силой революционера, которая позволяет ему адаптировать свои идеи к нуждам момента. Но слишком его хвалить, открыть самое сокровенное — было бы против его скромности…