20 января 1984 года Джонни Вайсмюллер скончался в клинике для душевнобольных в мексиканском Акапулько, а на следующий день во всех американских газетах появились слова из его последнего интервью: «Не шутите с моей легендой. Я — Тарзан на все времена!»

В тот момент, когда гроб с телом Вайсмюллера опускали в могилу, прозвучал записанный на плёнку клич Тарзана…

В Америке Джонни Вайсмюллера помнят не только как исполнителя роли Тарзана, но и как спортсмена. Он был включён в Олимпийский зал славы. Здесь хранятся плавки Вайсмюллера, набедренная повязка, а также пять золотых и одна бронзовая медаль, выигранные им на Олимпийских играх.

«Первый сюрреалист — это такая малость, — воскликнул испанский художник Сальвадор Дали, когда удостоился этого титула. — Но я знаю своё предназначение: я подниму сюрреализм до высот классики».

Выставки работ Сальвадора Дали всегда вызывали страстные споры зрителей и жаркие дискуссии искусствоведов. Если объём продаж книг, открыток и репродукций может служить показателем популярности, то Дали вне конкуренции.

Зигмунд Фрейд, с которым художник познакомился в Лондоне в 1938 году, считал его интересным пациентом. «До сих пор, — писал доктор, — я был склонен воспринимать сюрреалистов, избравших, по всей видимости, меня своим святым покровителем, круглыми дураками на 95 процентов, как бы находящимися в алкогольном опьянении. Но этот молодой испанец с его искренним, горящим фанатическим блеском взглядом и безусловным техническим мастерством заставил меня изменить своё мнение».

Сальвадор Хасинто Филипе Дали Доменеч Куси Фаррес Дали родился 11 мая 1904 года в испанском городе Фигерасе, столице округа Альт-Эмпорда. Его отец был нотариусом.

Дали учился в Королевской академии художеств, но был изгнан оттуда за дерзость. Он примкнул к движению сюрреалистов. Друзья молодого Дали — поэт Федерико Гарсиа Лорка и будущий знаменитый режиссёр Луис Бунюэль — разделяли его взгляды.

Отношения с друзьями, по сути дела, заканчиваются летом 1929 года, когда в жизни Дали появляется Елена Дьяконова, жена поэта-сюрреалиста Поля Элюара. Сальвадор называет её поэтично — Гала, что по-французски означает «праздник». Гала спасает его от надвигающегося безумия. Дали получает возможность полностью отдаться творчеству.

В обществе потребления реклама и деньги творят своих звёзд и кумиров. Дали и Гала отправляются в Париж. Театры, вернисажи, обеды… Большим поклонником творчества Дали становится известный меценат виконт Шарль де Ноай, который не только покупает его картины, но и знакомит художника с влиятельными людьми. На первом же приёме Дали ведёт себя странно: он не ест и не разговаривает. Хозяйка забеспокоилась, уж не болен ли он. Сальвадор объяснил, что съел дома десерт из стекла и дерева! И помолчав, добавил, что с деревом было труднее всего. Гости обернулись в его сторону, явно заинтригованные. Художник только этого и добивался. Позже бросит журналистам достойную его юмора и фантазии шутку: «Разница между мною и сумасшедшим состоит в том, что я не сумасшедший!»

Три выставки в галерее Пьера Коля на улице Камбасерес, вместе с рекламой в газетах принесли Дали известность. Его девизом становятся слова: «Сюрреализм не искусство, но образ жизни».

Художник украшает витрины магазинов, рисует эскизы платьев и шляп и даже диванов. В Англии он занимался дизайном средневекового охотничьего домика.

Странные изобретения служат упрочению скандальной репутации Дали. Волшебный бассейн с плавающими механическими сиренами; затопленное такси с куклами, покрытыми мухами и омарами; возбуждающий чувственность пиджак, украшенный стаканчиками для ликёра и мухами, производят настоящий фурор среди публики.

Гала устраивала пресс-конференции, интервью и рекламные шоу. Однажды Дали организовал сюрреалистический банкет, на котором в качестве основного блюда была подана на подогретом подносе обнажённая женщина, чьё одеяние составлял гарнир из омаров и зелени.

Сенсационный успех ждал Дали в США, где его почти сразу признали гением. Гала удалось добиться того, что их дом начали осаждать толпы богатых коллекционеров, страстно желавших приобрести реликвии, освящённые гением Дали. Теперь он мог заявить о своей победе: «В шесть лет я хотел быть Наполеоном, но я им не стал. В двадцать пять лет я хотел стать самым сенсационным художником в мире, и мне это удалось».

В 1941 году Музей современного искусства организовал ретроспективную выставку произведений каталонца. В Америке Дали подбирал себе клиентуру из миллиардеров.

Художник поставил на конвейер пользующийся успехом стиль. Дали устраивал выставки, выступал с лекциями, писал портреты богатых американцев, иллюстрировал книги, сочинял сценарии, либретто и костюмы для балетных и оперных постановок, оформлял витрины роскошных магазинов на Пятой авеню в Нью-Йорке и павильонов международных ярмарок, сотрудничал с Альфредом Хичкоком и Уолтом Диснеем, пробовал силы в фотографии.

Сальвадор Дали рекламировал меха, машины, жевательную резинку, часы, духи. Он придумал прилагательное «далийский». Его визитной карточкой становятся усы «а-ля Веласкес» (вероятно, он скопировал их с портрета Филиппа IV кисти своего любимого художника).

Отец сюрреализма Бретон упрекал Дали в поклонении золотому тельцу и даже придумал анаграмму из имени художника — AVIDA DOLLARS. В ней присутствуют все двенадцать букв его имени: SALVADOR DALI.

Но Дали уже никто и ничто не может остановить. Он расписывает ткани, галстуки, рубашки, тарелки и стаканы, ножи и вилки, бутылки для коньяка, пепельницы, пробки для графинов, купальники, календари, бумажные салфетки, почтовые открытки и украшения… Среди немногих предложений, которые Дали отверг, можно назвать идею американского бизнесмена, захотевшего переименовать свой продуктовый магазин из «деликатесы» в «даликатесы». «Наше время — эра кретинов, — заявлял Дали, — эра потребления, и я был бы последним идиотом, если бы не вытряс из кретинов этой эпохи всё, что только можно».

В 1949 году супруги Дали с триумфом вернулись в Европу. Слава, деньги — всё в изобилии. Дали очень ловко вёл игру, проявляя гениальные способности прятаться за мифы и легенды. Не зря кто-то назвал его «гением саморекламы». «Трудно приковать к себе внимание всего мира больше, чем на полчаса, — говорил художник. — Я же ухитрялся проделывать это целых двадцать лет, и притом каждодневно. Мой девиз гласил: „Главное, чтобы о Дали непрестанно говорили, пусть даже и хорошо“. Двадцать долгих лет удавалось мне добиваться того, чтобы газеты регулярно передавали по телетайпам и печатали самые что ни на есть невероятные обо мне известия».

Художник постоянно будоражил общество. В Мадриде Дали произнёс речь, в которой предложил Пикассо вернуться в Испанию. Начал он со следующего заявления: «Пикассо испанец — и я тоже испанец! Пикассо гений — и я тоже гений! Пикассо коммунист — и я тоже нет!»

Дали выступал в Сорбонне с лекцией о «Кружевнице» Вермеера и своём «Носороге». Он прибыл туда на белом «роллс-ройсе», набитом кочанами цветной капусты.

Французским журналистам Дали заявил, что собирается сфотографировать Бога, причём один американский музей пообещал ему за это 150 тысяч долларов. По словам художника, фотографирование Всевышнего является лишь вопросом умственного развития. Бог изобрёл человека, а человек изобрёл метрическую систему. В этой точке и произошла их встреча. Таким образом, чтобы подучить изображение Бога, нужно лишь сфотографировать человека с совершенными пропорциями тела. Разумеется, Дали всё это придумал. Однако журналисты розыгрыш мгновенно подхватили и разнесли по всему миру.

Дали играл роль безумца, на самом же деле был человеком глубоким, размышлявшим — особенно о проблемах метафизики, о смерти. Это был человек высокой культуры, прекрасно знавший литературу, особенно поэзию. Дали оправдывался: «Я — безумец поневоле. Я — художник и работаю всерьёз, но, кроме того, у меня есть хобби: я — шут. Все бы возликовали, будь я шут в искусстве, но серьёзного отношения к делу люди не прощают».