— Как же отсюда выбраться? — вслух посоветовалась девушка с задремавшим воображением.

Кот-фантазия открыл золотой глаз, презрительно смерил студентку с головы до пят, фыркнул и посоветовал почесать ему за ухом — так лучше думается.

Джоя побарабанила пальчиками по каске, увенчанной очень острым шипом. Подражая привычкам Напиного питомца, воображение громко заурчало-замурлыкало, довольно зевнуло и, лениво потянувшись (лязгнув при этом спинным панцирем), встало на лапы. Нехотя, подчеркивая каждым движением, что делает девушке великое одолжение, фантазия поднялась по ступенькам к двери, ограничивающей подвал, в котором держали Джою, от выхода наружу.

Дверь в подвальчик была дощатой, но достаточно прочной. Из-за двери иногда появлялась неразговорчивая угрюмая женщина, с вечной трубкой в зубах, перевязанная крест-накрест растянувшимся платком, в клетчатой юбке, рябчато-линялой кофте и чрезвычайно заляпанном переднике, приносила еду и спрашивала, не надумала ли девка перестать упираться и рассказать свои секреты — дескать, иначе Господин осерчает и перестанет с ней церемониться. Каждый раз при приближении сторожихи Кот прятался — между прочим, этот факт еще более убеждал Джою, что кот — не настоящий, а фантастический; но сейчас, видимо, решил, что настала пора явиться во всей красе. Кот сел на верхней ступеньке лестницы, прямо под дверью, и принялся орать.

— Мяууу! Мау! Ммма… Мяулоукауу!!! Ммма! Мняууу!!!

— Шего надоть? — спустя некоторое дверь приоткрылась и появился мясистый, ноздрястый нос и неизменная трубочка. — Шего кричишь?

— Мне? — удивилась Джоя. — Ничего.

Женщина заворчала, закрыла дверь и с металлическим грохотом заложила снаружи засов.

Увы, этой короткой секунды хватило, чтобы воображение снова спряталось и вдруг заупрямилось, не желая выходить на зов девушки. Пришлось Джое, весьма сомневающейся в успехе задуманного предприятия, взять одну из недоглоданных фантазией куриных «гадательных» костей и начать расшатывать камни, из которых были сложены стены.

Труд утомительный. Но, как предполагает мэтр Питбуль из Ллойярдской Алхимической Ассамблеи, именно труд может создать из бестолковых воришек-гоблинов еще одну высокоинтеллектуальную расу…

Пока Джоя царапала косточкой цемент, скреплявший каменные глыбы, Черно-Белый Кот осваивался в новом для себя пространстве. По всей видимости, дом, где спрятали похищенную девушку, был чем-то вроде постоялого двора. В этом предположении Кот утвердился, когда выскользнул в длинный коридор, пробежался мимо других спусков в подвал, через большую комнату с очагом, и просочился в полураскрытую входную дверь. Выйдя на дневной свет, Кот увидел, как в огороженном высоким забором дворе несколько человек и два тролля перегружают с одних телег на другие какие-то тюки, ящики и корзины. Съестным от поклажи не пахло, поэтому Кот мгновенно потерял интерес к трудягам (тем более, что повышать свой IQ он принципиально не собирался) и попытался разнюхать, как здесь обстоит дело с кошечками, валерьянкой или хотя бы коровами — нет, в самом деле, Кот он или не Кот?! Все рыба да рыба, крысы да студентка — а как насчет вечного? В смысле — молочка или даже свежих сливочек, мряу?

Кот метнулся к возвышающемуся поблизости от покосившегося домишки с необъятными подвалами сараю, рассчитывая, что в тамошних яслях найдется что-нибудь, достойное его внимания, и через несколько шагов был вынужден шарахнуться в сторону — по двору к обиталищу Джои и ее сторожихи шел жилистый самоуверенный парень, пиная солому пижонски начищенными сапогами.

Ни сапоги, ни парень Коту не понравились, и он зашипел, вздыбив усы и угрожающе наклонив голову — так, чтобы шип каски смотрел точно на возможного противника.

— Эй, Луса! Луса! Парни, вы не видели Лусу? — спросил Хрумп у возчиков. Двое покачали головой, тролль недовольно оскалился, дескать, почему этот человечек тут ходит, а бараны, как ни странно, нет? А еще один трудяга показал рукой на дверь дома:

— Там она.

— Эй, Луса! — крикнул Хрумп, проходя в дом.

Луса, как всегда, курила и вязала что-то неприятно пестрое, покачиваясь в старом рассохшемся кресле-качалке у зажженного очага. Несмотря на летнее солнце, буквально сжигающее Бёфери и окрестности там, снаружи, здесь, в старых каменных стенах, было прохладно.

— Я от босса, — объявил помощник фрателлы.

— Шего тебе? — неласково пыхнула табачным дымом Луса.

— Шеф спрашивает, как девчонка — не передумала? Может, сказала, что хватит с нее секретов, решила рассказать всё, что знает?

— Мне откель ведомо… Вон, молока шпрошила, а так молчит.

— Молока-а? — хмыкнул Хрумп. — Может быть, еще и птичьего? Ну-ка, дай-ка, я с ней поговорю, намекну ей, что хозяин специально для разговора с ней мага вызывает, всамделишного. А ведь пока — такого, чтоб мысли ее прочитал, а там, чего доброго, и до некромантов дело дойдет…

И самоуверенный вор, не дожидаясь приглашения, пробежался по коридорчику до нужной двери, откинул засов и резво спустился в каморку, где держали пленницу.

— Ой, — сказал Хрумп, когда девушка, услышав шаги, отошла от стены и выпрямилась, откинув длинные черные волосы, упавшие на лицо. — А босс не говорил, какая она хорошенькая…

Как по волшебству, грудь вора поднялась-выпятилась, как взбитая перина, глаза зажглись бедовыми огоньками, по лицу поползла приторная улыбочка… А потом всё это скрылось, смазалось одним ловким ударом линялой тряпки, которой Луса огрела наглого визитёра.

— И думать не моги! Ш тебя хозяин шкуру шпуштит, да я добавлю!

— Нет, а чё? Я ж исключительно познакомиться… — отбивался Хрумп, пока сторожиха вытаскивала его из подвальчика.

— Пошел вон! — заругалась Луса. — Кому говорю?!

— Нет, ну чё ты, чё? Я по делу пришел! Сказать ей, что хозяин злится, чтоб рассказывала, всё, что знает, как можно скорее, а то хуже будет! Да, и кормить ее хозяин велел лишь однажды в день, чтоб поняла, что он не шутит! Пусти, я ей скажу! — выворачивался Хрумп, но Луса свое дело знала. Она подобрала стоящую в углу метелку и решительно огрела молодого человека — тот едва успел прикрыться локтем.

— Эй, ты, шлышала? — стукнула Луса в дощатую дверь. Джоя нехотя отозвалась, что да…

Еще бы кто-нибудь объяснил бы, что ж такое она должна вспомнить и рассказать…

— А ты пошел, пошел, у, котяра… — сердитая Луса схватила Хрумпа за рукав и решительно потащила вон, пыхтя трубкой, как сердитый дракон.

— Да, — задумчиво протянул вор, пока, понукаемый тычками сердитой сторожихи, шел на выход. — Обидно будет такую красавицу резать…

— Што за чушь нешешь? Кто ее резать будет? — удивилась Луса.

— Фрателла Бонифиус и будет. Ну, не сам, конечно, мне прикажет…

— Дурак ты, — ответила Луса. — Ешли думаешь, што такой умный шеловек, как Бони, не найдет, шем уломать глупую девшонку, то ты как ешть дурак, шкотиняка и штарых законов не знаешь. Бони, штоб ты знал, еще тогда, когда тощим мальцом бегал вот по этим шамым штупенькам, настоящим вором был! А ты — тьфу, наплевать да размазать!..

Хрумп вывернулся, отбежал на пару шагов и скорчил Лусе рожу. Дескать, хотели мы ваши поручения…

— Што, думаешь, удача-то у Бони отчего? — хитро прищурилась Луса и выдохнула струю сизого дыма. — А вот от того, что он шекрет штарый знает, поэтому!

— И что за секрет? — заинтересовался Хрумп. Вошедшая в поговорку удача старого фрателлы ему, если честно, самому бы пригодилось.

— Удача любит шмелых, — на полном серьезе ответила Луса. — Но никогда — тех, кто подкупает ее чужой кровушкой, — и выпустила колечко дыма.

— Что за чушь, — отмахнулся Хрумп. — Совсем, старая, головой плоха стала! У тебя м озги, случаем, не сгорели, дымишь целыми днями, как гномья кузница?

Луса вытащила трубку изо рта, выколотила ее о ближайший чурбачок, обтерла передником и, избавившись на время от причины своей шепелявости, проникновенно, подробно и с истинно пелаверинским азартом объяснила Хрумпу, кто есть он сам, его родители, его подружки, и о чем мечтали лошади, мимо которых Хрумп смел проходить мимо…