Несколько насыщенных часов забывший о голоде и усталости Ньюфун доблестно сражался с хитрыми замками, охранявшими собранные Дюшей Кордсдейлом сокровища от постороннего любопытства. Не обошлось и без сломанных ногтей, царапин, обязательного гномьего "шпацех уэш! саг'лиэ бъяу!" — но все-таки, учитывая дни, проведенные в гордом одиночестве, возможные скандалы, которые закатит Напа, если не обнаружит своего любимого Котика, а так же естественную смекалку, которой Ньюфун был наделен в полной мере, у артефакта не было ни единого шанса на победу.
Очередной раз скрипнула потайная пружинка… и вдруг голова и шея свинки повернулись на шарнире, открывая блестящее, мерцающее в призрачном свете лишайника, драгоценное нутро. Чего здесь только не было! Золотые монеты нескольких стран, и новенькие, едва от чеканщика, и вполне заслуженные. Монеты серебряные — потемневшие от времени и сверкающие. Камни граненые, камни полированные — сапфиры, рубины, несколько крупных изумрудов, алмазы; роскошное колье из серебра с янтарными вставками, не менее чудесная жемчужная нить, пряжка для плаща из крупных гранатов, в окантовке из мелких алмазов…
А еще внутри свинки обнаружился целый ворох бумажек. "Принято от князя Прфргжшлесского, на хранение. Из расчета четыре процентов годовых. Одиннадцатый день месяца Гусыни, год Горного Тигра". "Принято от купца Юзи Робкого для доставки из Охохо до Лугарицы. Из расчета пять процентов от общей суммы. Принято шестого дня месяца Кувшина, год Желтопузика, передано в двадцатый день месяца Восьминога, того же года. Плата получена." И тому подобное чтиво.
— Однако! у дядюшки Дюши бизнес шел куда как неплохо! — присвистнув, признал Ньюфун, обозревая богатство. Эх, сюда бы пару фонарей, чтоб прочитать все записки и с точностью до медяка высчитать, какое же наследство получила сестрица Напа!
Хотя — чему завидовать? — дошло до Ньюфуна. Ведь теперь, получается, Напа должна вернуть то, что всякие князья Прфр-сские вручали Дюше на хранение!
И настроение у Ньюфуна повысилось еще немного.
Он сгреб б ольшую часть сокровищ обратно в металлическое нутро свинки, оставив лишь золотые монеты и собственные пряжки с пуговицами — их он положил в карманы куртки, чтоб подкармливать артефакт по мере истощения. Осторожно затянул крепления — осторожничал Ньюфун потому, что копилка начала проявлять признаки активности и весьма подозрительно принюхиваться, — и, для порядку, проверил, все ли сокровища были возвращены на прежнее место.
Хорошо, что проверил — округлая серая коробочка, оказывается, откатилась чуть в сторону и вполне могла бы потеряться, если бы не дотошность мастера из клана Кордсдейл.
— Ну-с, а здесь у нас что? — полюбопытствовал Ньюфун.
Коробочка оказалась свинцовой, закрытой на потайной замочек. Гному потребовалось несколько минут, чтобы нащупать скрытый рычажок, нажать… и обнаружить большой, сделанный на мужскую руку перстень с крупным голубым бриллиантом.
— Неплохой камушек, — с уважением признал Ньюфун. Величиной с большой лесной орех, искусно ограненный, бриллиант, казалось, испускал лунный свет. — Тысяч на восемь золотом потянет. Только какой дурак додумался подобную редкость запаять в обыкновенное железо?
Гном был не справедлив — оправа камня была очень красива, покрыта сложным гравированным узором, — правда, плохо различимым в темноте.
— Хотя… какое-то странное железо, — спохватился Ньюфун и решительно попробовал колечко на зуб. — Постойте… это не железо! Это…
Кордсдейл решительно обнюхал перстень, потом поднес его к самым глазам.
— О Небесный Молот и Великая Наковальня! — от неожиданности у Ньюфуна подкосились ноги, и он рухнул на каменистый пол пещерки, прямо рядом со свинкой-копилкой. — Да это же нюр! Чистый нюр! У кого хватило ума сделать из чистого нюра какую-то человеческую побрякушку?! Да она же стоит… стоит…
Если взять за цену одной унции нюра тридцать тысяч ллойярдских голденов… Хотя кто покупает нюр унциями? Для изготовления фунта нюртанга берется всего лишь один или даже половина грана, ведь нюр — металл редкий, чрезвычайно редкий… Да сколько ж надо было выкопать шахт, чтобы найти нюра на это колечко?! Нет, поставим вопрос иначе — у какого хватило ума, вернее сказать — безумия, чтобы сотворить подобную драгоценность?! И для чего?
Копилка сделала попытку выхватить драгоценный перстень из рук гнома, за что получила крепким кордсдейловским кулаком промеж глаз.
— Видишь? — строго спросил Ньюфун у артефакта. — Я кладу перстень обратно в коробочку, вместе с бумажкой… Что здесь написано? А, "Принято от барона Генри фон Пелма для передачи законной владелице. " И год… наверное, давно дело было. Так вот, теперь я разрешаю тебе, клятая магическая скотина, проглотить и хранить у себя в пузе драгоценный нюровый перстень, а взамен ты вынесешь меня на поверхность. Договорились?
Копилка выхватила свинцовую коробочку прежде, чем Ньюфун успел закончить речь. Довольно клацнула металлическими челюстями. Заверещала "Хогри-хогри-хогри-хок! Уиииии!" и бросилась по темному каменному тоннелю. Ньюфуну только и оставалось, что вцепиться в длинную волочащуюся позади артефакта цепь и проклинать того, кто «осчастливил» Дюшу Кордсдейла подобной экипировкой.
18-й день месяца Барса, приблизительно половина четвертого утра (время местное)
Вертано, Пиковая Площадь
Очень давно район, расположенный неподалеку от дворца Великого Герцога, населяли оружейных дел мастера — это было в те времена, когда Вертано еще не был столицей герцогства Пелаверино, а всего лишь маленькой, третьестепенной крепостцой на восточной окраине Кавладора. Название же свое Пиковая Площадь получила вовсе не из-за пик, а из-за нескольких лип, держащихся друг за дружку и упорно сопротивляющихся попыткам их срубить или использовать в качестве топлива. Максимум, на что соглашались темноствольные красавицы — служить подпоркой, спасением и ориентиром. В первом качестве — для влюбленных, залезающих на высоту дюжины локтей, чтобы увидеть предмет своего обожания, мелькающий в окнах верхних этажей расположенных поблизости зданий; во втором качестве — для заезжих менестрелей, жертв эстетических разногласий, а в третьем качестве — для всех бродяг, гуляк и путешественников.
Липы в герцогстве Пелаверино любили за сходство их листьев с наконечниками пик, изображенными на гербе, поэтому до сих пор своеобразное украшение Пиковой Площади не срубили и не украли. Семь высоких, тщательно подстриженных деревьев, поднимающиеся из выложенной брусчаткой площади, и окаймленные круглой мраморной скамьей, дарили прохладу и шуршащую тишину.
Когда лет восемьдесят назад хозяева расположенных на площади гостиниц придумывали названия своим заведениям, они долго не могли избавиться от "липовой темы". Здешние гостиницы вполне могли получить название "Липовый цвет", "Липовые и дешевые", "Лыко не вяжем!" или еще чего похлеще. Но вовремя одумались. И гостиницы стали называться "Деревянная Пика", "Острая Пика" (там очень долго работал повар — странник-из-другого-мира(35), который готовил соусы, от которых пища просто пылала), "Тупая Пика" (специальное предложение для троллей), "Изысканная Пика" (для эстетов-оригиналов), «Серебряная», «Стальная» и «Золотая».
Огги Рутфер уселся напротив гостиницы "Золотая Пика", закурил и принялся рассуждать, что ему делать дальше. Кажется, девчонка, за которой посылал его господин Раддо, нашлась. Да, кажется именно она — тощенькая такая, бледненькая, черные длинные волосы, глазки в окружении черной туши… И ничего плохого с ней не случилось — вон, нашла себе какого-то защитника. Вместе на пожары ходят, любуются… Огги облокотился на прохладную морщинистую кору липы, украшающей собой Пиковую Площадь, и принялся угадывать, успела ли девчонка заявить в полицию о своем похищении, или же нет.
