— Как-как?
— Ну, сбондил, — небрежно пояснил Хуанито. — Реквизировал у революционно ненадежного элемента. Вот только патронов к нему нет.
Мерильда покачала головой и принялась за второй чемодан:
— О, этот гражданин еще станет у них генералом! А читать ты хоть умеешь?
Мальчик изобразил на физиономии многозначительность:
— Будьте спокойненьки, сеньора! «Куба — территория Америки, свободная от неграмотности». Я выучился читать по заголовкам газет. А уж складываю — хоть до миллиона. А в настоящий ответственный момент долблю таблицу умножения. — Он на мгновение сосредоточился. — Сто пятьдесят три на тридцать семь — пять тысяч шестьсот шестьдесят один. Ну как? Классно?
Мерильда недоверчиво посмотрела на него:
— Можешь представить: он уже д о л б и т таблицу умножения!
— А семь тысяч двести сорок пять на тысячу сто двадцать восемь...
— Ну, ты — электронно-счетная машина... — остановила Бланка. Пододвинула ему еще бутерброды: — Можешь подчищать до крошки, гражданин республики.
— Вы начинаете мне нравиться, сеньорита, — поклонился мальчуган и снова набил рот.
Она сняла с полки альбом фотографий. Начала листать. Замерла. Почувствовала, как холодеют кончики пальцев. Ради этого она и пришла сюда, если быть честной перед самой собой.
— Отдай мне это фото.
— Батисты? — заглянула в альбом Мерильда. — Этот выскочка только под конец научился целовать дамам руки.
— Зато он всегда умел пытать детей! — Бланка вырвала фотографию Батисты и швырнула в камин. Плотная бумага вспыхнула.
— Я не сентиментальна, — сказала Мерильда.
— Кровавый диктатор — ваш родственник? — изумился мальчик.
— Не беспокойся, — усмехнулась женщина. — Мулатов в нашем роду не было. — Снова посмотрела в альбом: — Чье же фото ты хочешь, Бланка?
— Это... — Девушка вынула снимок.
Хуанито тоже посмотрел. Скривился:
— Красавчик. Чистюля.
— Можешь забирать, — разрешила Мерильда. — И вместе с ним — всю мою родословную. Мне ни к чему. Пожалуй, эти туфли я все же возьму.
— Не в моем вкусе, — продолжал разглядывать и комментировать снимок Хуанито. — Факт, контрик. А вы его любите, сеньорита?
— Проваливай! — разозлилась Бланка.
Он не обиделся. Вытер ладонью рот, снисходительно улыбнулся.
— Странные произведения природы эти женщины! — Подошел к открытому окну, поклонился: — Премного благодарен! Если нужна могучая физическая сила, можете рассчитывать на меня! И чемоданы будут целы. Доброй ночи!
Выпрыгнул в окно. Через минуту его пронзительный дискант уже доносился из темноты.
Бланка подошла к окну. Ветер колыхал тяжелые шторы, как волны. Шумел океан. Сквозь листву, дробясь, сочились огни. Скользнул луч прожектора. Далеко внизу, справа, где глухо урчал океан, вспыхивал и гас сигнальный огонь маяка Эль-Морро. Вечный огонь... Сколько кораблей шли на него? Каравеллы, фрегаты, крейсеры, белые дизель-электроходы и яхты... Когда-то Эль-Морро, крепость-форт, боялись флибустьеры, рыскавшие у Антильских островов. Сейчас грозный бастион превратился в кроткий светильник. Но все так же вспыхивает его огонь. Огонь добра или зла? Все относительно. Солнечный свет — добро или зло? Революция — добро или зло? Смотря для кого...
Девушка прислушалась. Высокий голос Хуанито затихал где-то на дальней улице.
— Милый мальчишка... — задумчиво сказала она. — Я смотрю на таких, как он, и мне начинает казаться, что новый переворот для них — благо... Раньше бы они никогда не постигли таблицу умножения.
— Ты уверена, что ему это очень нужно? — отозвалась Мерильда.
— Да. Ведь он станет генералом.
— А тебе нужно, чтобы он умел умножать и стал генералом?
— Не знаю... — Бланка замолчала. Потом с болью проговорила: — Но я хочу понять: зачем все это? Ради чего они все ломают и пытаются строить заново?
— Наивное дитя! — рассмеялась Мерильда. — Они уже разъезжают в наших «кадиллаках» и купаются на наших пляжах. Обычная история.
— А вдруг на этот раз все по-другому?..
Мерильда удивленно посмотрела на подругу:
— Познавай суть. Анализируй. Пей пирамидон... — И вдруг взорвалась: — А с меня хватит! Революция, контрреволюция! Фиделисты! Империалисты! Зверинец! Кутерьма! — Она отбросила кофту, которую держала в руках, быстро заходила по комнате — резко, но увертливо, как тигрица. — Мне не по вкусу ни то ни другое! При Батисте я была первой дамой. Но Луис спал со мной по две ночи в месяц, в остальное время он наслаждался в «Ла Кабанья» — пытал повстанцев и насиловал их невест. Его совершенно не интересовало, что же должна делать я. Потом этот милый Батиста дал деру. Все переменилось. Я стала последней. — Она остановилась. Потом продолжила с тем же напором: — Луис где-то скрывался, но, как и тогда, приползал два раза в месяц, на рассвете. Он скребся под дверью, как собака, провонявший и заросший. — Она брезгливо передернула плечами. — Ему хотелось только сменить белье и нажраться. И так — целых два года! Невыносимо! Я сама была готова задушить его или выдать. Потом его все-таки схватили. Там, в спальне, в постели. Я не жалела. Он был бесполезен...
Халат сполз и обнажил ее плечи. Покатые, полные, мраморно-розовые. «Дурак дураком был этот Луис», — подумала Бланка. Он приходился ей каким-то очень дальним родственником по отцовской линии. Но видела она его редко и почти не помнила в лицо. Что-то белобрысое, редковолосое, долговязое. Фиделисты расстреляли Луиса за контрреволюционную деятельность. Сейчас она тоже вспомнила его без сожаления. Подумала: «Дурак дураком...»
— Я не понимаю, но я хочу понять! Хочу! Дело не в «кадиллаках» и не в пляжах... Перевороты были в нашей бедной стране не один раз. Но теперь все совсем по-другому... Нет ни одного человека на Кубе, кого бы не коснулась революция. От этого мальчишки — до меня...
Бланка отвернулась к окну. Мерильда не слушала ее. Насторожилась: по улице к дому приближались шаги нескольких человек. Их ботинки ступали тяжело и гулко.
— С тех пор как схватили Луиса, такие шаги под окном бросают меня в дрожь.
Шаги смолкли. В дверях раздался резкий звонок. Мерильда побледнела. Запахнула халат. Усмехнулась:
— Вот видишь... И за мной.
— Подожди, — остановила ее Бланка. — Я открою.
Вышла из комнаты. Отворила парадную дверь. В прихожую вошли трое мужчин. Двое — вооруженные, в форме революционной армии, третий же — старичок в старомодном сюртуке и в шляпе. Переступив порог, он тут же виновато стащил шляпу с плешивой головы.
— Хозяйка? — спросил один из военных.
— Нет. Но что...
— Хозяйка — я, — вышла навстречу Мерильда.
— Сеньора Мерильда Перес?
— Де ла Перес.
Она уже взяла себя в руки. Вскинула голову, смотрела на вошедших высокомерно и презрительно.
Военный — тот, что спросил, пожилой, бородатый, — протянул ей бумагу с гербом:
— Именем революции...
— Как торжественно! — перебила она. — Мне с собой можно что-нибудь взять? — Голос ее предательски дрогнул. — Или уже ничего не...
— Именем революции, — продолжил бородач, — с завтрашнего дня, после вашего отъезда, эта вилла переходит в собственность республики. Здесь будет размещена школа политпросвещения. Вам надлежит оставить все в полной целости и сохранности, а также передать нам ключи от дома и автомобилей.
— Только-то и всего? — Мерильда облегченно вздохнула, но тут же снова вскинула голову: — А сколько шума!
Старичок в сюртуке суетливо смял шляпу и с робостью сказал:
— Виноват, госпожа де ла Перес, я от министерства образования, нам нужно осмотреть будущие учебные классы. Извините, мы послезавтра вынуждены уже будем начать занятия: педагогический процесс...
Она близоруко сощурила глаза:
— О, господин учитель, мы с вами знакомы! «Педагогический процесс»?.. С удовольствием! — И нарочито громко бросила Бланке: — Присмотри, чтобы тут что-нибудь не улетучилось.
Третий, скуластый и совсем юный негр-солдат подмигнул:
