Там она устроилась сначала горничной в отеле, потом официанткой в ресторане, где ее и увидел Фурусава. Они полюбили друг друга. После того как Сатико получила развод от капитана 2 ранга, а Фурусава окончил университет, они поженились.

В первые годы после университета молодому врачу приходилось довольно трудно. Однако постепенно выдающиеся способности Фурусава как врача-терапевта и как хирурга были оценены по достоинству, и его избрали президентом Южно-Калифорнийского общества врачей-японцев. Кроме медицины, Фурусава увлекался спортом, особенно игрой в гольф и рыбной ловлей. За это его избрали президентом рыболовного клуба Южной Калифорнии. Так он стал уважаемым и известным человеком, имеющим репутацию отличного врача. Именно такой человек мог привлечь внимание руководителя шпионажа, подыскивающего начальника для шпионской группы в Лос-Анжелосе.

Приехав в 1930 году в Лос-Анжелос, Фурусава снял дом на Уэллер-стрит, 117 1/2 и открыл частную лечебницу, куда мог обратиться любой больной. Вызывало некоторое удивление, что ни один житель Лос-Анжелоса, американец или японец, ни разу не был принят в нее для стационарного лечения. Эту лечебницу посещали только японцы, приезжающие из отдаленных районов США. Но и они оставались в лечебнице всего два — три дня. Покинув лечебницу, эти люди сразу направлялись в порт Лос-Анжелос или в порт Сан-Франциско с таким расчетом, чтобы попасть на японский пассажирский пароход, отплывающий в Японию.

Занятость доктора Фурусава в лечебнице мешала ему принимать активное участие в общественной жизни Лос-Анжелоса, правда, он аккуратно выполнял обязанности президента ассоциации японских врачей и клуба рыбаков и по-прежнему увлекался игрой в гольф и рыбной ловлей.

Госпожа Фурусава, наоборот, много времени отдавала общественной работе. Она была весьма активной деятельницей Южно-Калифорнийской федерации женских организаций и должностным лицом женской буддистской храмовой общины «Коясан». Она являлась одним из основателей Лос-Анжелосского отделения женского патриотического общества Японии, правление которого находилось на Франклин Авеню, 7425 в официальной резиденции японского консула.

Кроме особого интереса, проявленного Фурусава к портфелю шпиона Тории, не было никаких других фактов, которые дали бы повод считать доктора японским шпионом. ФБР не могло выделить достаточное количество людей, чтобы держать под постоянным наблюдением близких друзей и посетителей дома 117 1/2 по Уэллер-стрит. Однако ФБР установило тщательное наблюдение за лечебницей и обнаружило многое, что вызывало тревогу.

Следует, однако, помнить, что хотя люди ФБР и сделали некоторые открытия, их поле зрения было ограничено. Объяснялось это отношением официальных кругов к шпионажу и в особенности к контршпионажу, отношением, которое лишало органы безопасности необходимых средств для полного расследования. Успеху дела также препятствовало отсутствие координации между ФБР и другими контрразведывательными органами, такими, например, как военно-морская разведка, действующая самостоятельно. Военно-морская разведка тоже сделала тревожные открытия и, как мы увидим, расстроила некоторые планы японцев.

Существующее положение позволяло японцам вести подрывную работу почти беспрепятственно, а агентам ФБР и морской разведки очень часто затрудняло деятельность. Тем не менее смерть капитана 3 ранга Тории и явное беспокойство, проявленное при этом Фурусава, побудили один из контрразведывательных органов взять под наблюдение дом на Уэллер-стрит, 117 1/2. И это имело важные последствия.

В результате наблюдения удалось установить наличие связи между немецкими и японскими агентами на Восточном и Западном побережье.

В год смерти Тории некий немецкий граф Герман фон Кейтель жил в Нью-Йорке и вел себя довольно странным образом. Он держал на службе дворецкого, тоже немца, по имени Манфред, которого нередко приглашал к себе в кабинет, чтобы выпить по рюмочке, коньяку. Видимо, граф отличался эксцентричностью, или истинные взаимоотношения между этими людьми были не такими, какие бывают между хозяином и слугой.

В то же время не вызывал никаких сомнений интерес графа к японским делам. Его часто навещали японцы, и иногда он сам ездил в Вашингтон, на Олбан Тауэрс, к капитану 2 ранга Ёсиюки Итимия, японскому военно-морскому атташе.

Неподалеку от Гудзона, в финансовом районе Нью-Йорка, находился в то время небольшой магазин канцелярских принадлежностей. Весь штат состоял из одного владельца, которому доходов от торговли едва хватало на жизнь.

Однажды граф зашел в этот магазин, желая, очевидно, укрепить свою репутацию эксцентричного человека. Он сказал несколько удивленному владельцу, что собирается сделать большой заказ на изготовление почтовой бумаги со своим именем и адресом. Граф заявил далее, что заказ может быть сделан при условии, если образец почтовой бумаги будет выставлен в витрине магазина в определенном порядке и в определенном же порядке в витрине будут расставлены все другие предметы.

Желая заработать, владелец магазина согласился удовлетворить каприз клиента. Он нанес заказанный текст на почтовую бумагу небольшого формата и выставил образец в витрине так, как хотел граф. Однако он не заметил, что в последующие дни к его магазину проявили необычный интерес японцы. Посмотрев витрину, они быстро уходили.

Дальнейшее поведение графа убедило владельца магазина в том, что его клиент более чем эксцентричен. Ни один нормальный человек не стал бы так часто менять адрес и всякий раз печатать его на тисненой почтовой бумаге. Но поскольку это приносило хороший доход, стоило ли возражать?

Совершенно неожиданно в середине марта 1933 года торговец канцелярскими принадлежностями потерял своего клиента. Как оказалось потом, это была временная потеря. В сентябре граф снова, зашел в магазин и заявил, что уезжает на Тихоокеанское побережье. Он попросил заготовить для него несколько визитных карточек, образец которых следует поместить, как и раньше, в витрине магазина. На карточках не должно быть титула, а только: «Герман фон Кейтель, Уэллер-стрит, 117 1/2, Лос-Анжелос».

Последовавшее вслед за этим появление графа в лечебнице Фурусава привело к тому, что он оказался в поле зрения ФБР. Вскоре было установлено, что немец не только граф, а также высший офицер военно-морского флота Германии.

Агенты ФБР установили за графом тщательное наблюдение. Через некоторое время они выявили личности других шпионов как немецких, так и японских. ФБР наблюдало, хотя и на расстоянии, за приемом, который доктор и госпожа Фурусава устроили в «Кавафуку Тэй», хорошо известном японском ресторане в Лос-Анжелосе для своего гостя. Было отмечено,, что среди гостей находились некоторые японские атташе.

Видимо, граф питал к японским атташе особое расположение. Во время его пребывания на Уэллер-стрит, 117 1/2 японские атташе из Лос-Анжелоса, Сан-Франциско, Сиэтла и Портленда — мест, имеющих важное значение для военно-морского флота США, — посетили лечебницу Фурусава.

Супруги Фурусава, должно быть, чувствовали себя в полной безопасности. Накануне отъезда фон Кейтеля они устроили в его честь еще один прием, на который пригласили не только японских атташе, но и Момоту Окура, руководителя Южно-Калифорнийской ассоциации ветеранов японской императорской армии, — организации, контролируемой, японским правительством. Окура был в то время гражданином США, а его сын Киёси Окура служил ревизором комиссии гражданских учреждений Лос-Анжелоса.

Фон Кейтель оставался в Лос-Анжелосе с перерывами около года, а затем возвратился в Нью-Йорк. Там, естественно, ФБР продолжало наблюдать за ним.

Было установлено, что граф поддерживает тесные отношения с Рой Акаги, управляющим нью-йоркской конторой Южно-Маньчжурской железной дороги. Таким образом, Акаги тоже попал в список тех, за кем велось наблюдение. Выявилось при этом, что Акаги часто бывал в обществе Георга Гисслинга, немецкого вице-консула в Нью-Йорке. Двадцативосьмилетний Гисслинг, типичный нацист, был исключительно непопулярен в США за антиамериканские выступления в период депрессии.