Палмер нежно прижал дочь к себе.

— Кори, ты не должна обвинять себя в том, что случилось. У меня просто сердце разрывается оттого, что все это выпало на твою долю.

Он погладил Кори по волосам.

— Это выпало не на мою долю, отец, это выпало на долю Дэнни. Представь только, что пришлось пережить ему. — Кори душили слезы.

Палмер нежно гладил рыдающую у него на плече дочь.

— Пройдет время, малышка, и ты справишься с этим, переживешь это, я обещаю тебе…

Кори не могла поверить отцу. Ведь ей никогда так и не удалось забыть ничего из того, что было связано с Дэнни Видалом. Кори помнила до мельчайших подробностей и то, как они в первый раз занимались любовью. Помнила все как вчера. Это было в номере элегантного, хотя и немного выцветшего от времени отеля «Тропезон». Кори до сих пор ощущала запах одеколона Дэнни, видела, как он выходит из ванной, завернувшись в полотенце, подходит к ней и обнимает ее. В ушах все еще звучали слова, которые сказал ей Дэнни, прежде чем они легли тогда в постель: «Я никогда не отпущу тебя, Кори. Ты моя навсегда».

Голос отца вернул Кори к реальности.

— Твой муж был своего рода фаталистом, Кори. Это было ясно уже тогда, давно, в Буэнос-Айресе, когда он, участвуя в борьбе против хунты, был абсолютно уверен, что с ним ничего не может случиться.

Кори высвободилась из объятий отца.

— А ведь он тогда оказался абсолютно прав. Дэнни в то время действительно вышел невредимым из всех испытаний, и все это только ради того, чтобы так нелепо погибнуть в этой катастрофе.

Кори снова начали душить слезы.

— Я все время благодарю Бога за то, что тебя не было в этом проклятом самолете.

— Это судьба.

Теперь Кори вспомнился разговор с Дэнни в тот последний день.

Он весьма скептически тогда отнесся к ее словам о том, что судьбы людей начертаны на звездах. Ведь в этом случае все узники Аушвица и Пуэсто Васко должны были родиться под одним знаком зодиака. «И все пассажиры разбившегося самолета», — подумала теперь Кори.

— Я все время задаю себе один и тот же вопрос, — продолжал Палмер. — Не было ли у Дэнни врагов, способных все это подстроить?

— Я тоже задаю себе этот вопрос, — тихо сказала Кориандр. — Как ужасно думать об этом…

— Сейчас трудно что-нибудь предполагать, — продолжал Палмер. — Ведь Дэнни видел демонов везде и всюду, всю жизнь упрямо считая, что, если человек не готов рисковать жизнью ради дела, которому Дэнни посвятил жизнь, этот человек — враг.

Кори медленно повернулась к отцу.

— Так, значит, тогда, в Буэнос-Айресе, ты тоже был одним из таких «врагов»?

Кори тогда даже не приходило в голову задуматься о таких вещах.

— Я был в совершенно невозможной ситуации… — пробормотал Палмер Виатт.

Кори закусила губу, попыталась сдержать новый поток слез.

— Что ж, возможно, если бы ты защитил его тогда, все было бы по-другому, — сказала она.

— Тогда ты бы осталась со мной? — спросил Палмер.

— Как же я могла остаться с тобой, если Дэнни уже уехал?

— Я часто обвиняю себя…

— Сейчас уже поздно это делать.

— Что ты имеешь в виду?

— Я жду ребенка, — безо всякой связи с темой разговора вдруг сказала Кори.

Палмер отреагировал на эту новость именно так, как и предполагала Кори — словно речь шла о еще одной смерти, а не о зародившейся внутри нее жизни.

— И что ты собираешься делать? — в ужасе прошептал он.

— Любить своего ребенка, — просто ответила Кори.

— Бедная, бедная моя Кори, сколько тебе придется перенести, совсем одной.

— Не совсем одной, — поправила она отца.

— Мне не надо было посылать тебя в Кордову, — грустно сказал он.

— Это — лучшее, что ты сделал для меня в этой жизни, папа, — тихо произнесла Кори. — Ведь там я встретила Дэнни.

На огромном поле недалеко от университета Буэнос-Айреса была проведена карательная акция — расстреляны сотни людей. Правительство генерала Виделы утверждало, что эти люди были мятежниками, которые содержались в тюрьме Вилла Девото и учинили там беспорядки. В результате погибло множество солдат и мирных граждан. Однако представители левых сил утверждали, что на этом поле были расстреляны desaparecidos — люди, считавшиеся пропавшими без вести, в то время как на самом деле их нелегально содержали в Вилла Девото. Реакция Вашингтона на эти события была несколько неожиданной. Тогда, видимо, не решились дразнить хунту из-за неблагополучного положения в других регионах земного шара. Именно в это время исламские фундаменталисты угрожали свергнуть проамериканское правительство шаха Ирана, и казалось нецелесообразным создавать еще один очаг антиамериканских настроений, которые, впрочем, и без того усилились в Аргентине. В той обстановке посол США Палмер Виатт и решил забрать свою дочь из университета Буэнос-Айреса и перевести ее в университет Кордовы, где, как ему казалось, было гораздо спокойнее.

В Кордове, одном из старейших городов Аргентины, было множество церквей, часовенок и обителей, основанных еще иезуитами, францисканцами и кармелитами.

Самому университету покровительствовали иезуиты. В районе преобладало сельское хозяйство. Что же касается топографии — кругом простирались пампасы и невысокие скалистые горы с редкими островками зеленых равнин. К сожалению, Палмер Виатт не знал, что университет Кордовы является центром антиправительственного движения и штабом партизанских групп левого толка, называвших себя «монтонерос». Однако со стороны Кордова казалась тихой заводью по сравнению с повседневными ужасами Буэнос-Айреса. В течение месяца после расстрела узников Вилла Девото жизнь Кориандр в Кордове действительно была абсолютно спокойной, лишенной каких-либо событий.

Кориандр сидела в небольшом кафе (boliche) около университета и слушала, как ее знакомый Эрнандо играет на bandoneon. Остальные студенты под его аккомпанемент танцевали танго. Неожиданно Эрнандо перестал играть, и в тот же момент Кори заметила, что к ее столику подходит один из студентов. Она не сразу поняла в чем дело. Подойдя к Кори, юноша плюнул ей в лицо.

— Фашистка, gringa, — крикнул он.

К парню присоединились еще несколько студентов. Следуя библейскому завету, а скорее просто не понимая, что происходит, Кори подставила обидчикам другую щеку, но и в нее тут же плюнули. Буквально за несколько секунд кафе превратилось в самый настоящий бедлам — все повскакивали на стулья, выкрикивая самые разнообразные политические лозунги, орали, толкались. Эрнандо соскочил со сцены и попытался пробраться к Кориандр. В этот момент в кафе вошел один из университетских профессоров в сопровождении двух иезуитов. Оценив обстановку, они не стали даром терять времени. Один из монахов пустился усмирять бушующую толпу, скручивая одних и призывая к мирному диалогу других, его товарищ, взобравшись на стол, пронзительно свистел в два пальца. Профессор же быстро пробрался к зажатой в дальнем углу Кориандр.

— Пойдемте со мной, — произнес он по-английски с мягким аргентинским акцентом.

Кориандр сразу же узнала профессора экономики. Не дожидаясь ответа, профессор схватил Кориандр за руку и потащил к выходу. Вскоре они оказались на небольшой, мощенной камнем площади перед кафе.

— Вы вся дрожите, — сказал профессор.

Каким-то непостижимым образом именно эта фраза положила начало их отношениям.

Стянув с себя свитер, профессор накинул его на плечи Кориандр.

— Почему вы всегда так далеко сидите на моих лекциях? — спросил он.

— Наверное, потому, что боюсь, что другим не будет за мной видно, — пошутила она, удивленная тем, что профессор вообще ее помнит. И затем добавила, как будто это и так не было видно: — Я ведь высокая.

Профессор улыбнулся.

— Скажите, не будет ли это поводом для международного конфликта, если я приглашу вас в свой кабинет выпить немного мате?

Кориандр удивилась еще больше — оказывается, он знает и это.

— Откуда вы знаете, кто я? — спросила она.