— Но хватит ли там места и для Израиля?

— По нашему мнению, места хватит всем.

Ну вот опять это политическое словоблудие. Умение говорить прописные истины и обосновывать все, что угодно, если это потребуется ради идеи.

— Я думаю, мне лучше пойти прикинуть, в каких ракурсах мы будем снимать, — заявил Берни.

Что касается Саши, то она могла бы поспорить насчет того, что места хватит всем. Именно за это она и зацепилась.

— А что вы скажете о призыве ООП к постепенному уничтожению Израиля?

— Саша, — вмешался Берни, — пора бы начинать.

Тамир улыбнулся.

— Ничего, все в порядке. — Он повернулся к Саше. — Мы успеем поговорить обо всем. Я уверен, что нам будет очень интересно друг с другом. Вы играете в трик-трак? — спросил он Берни.

— Ну! Моя любимая игра.

— А вы? — спросил Карами у Саши.

— Боюсь, что нет.

— Возможно, у нас будет шанс сыграть несколько партий, — сказал он Берни. Потом снова повернулся к Саше. — Чтобы поговорить, мы поднимемся в мой кабинет.

Появились два охранника. На груди у каждого автомат, на поясе револьвер. Прежде чем обратиться к Саше, Карами обменялся с ними несколькими словами на арабском.

— Я попросил, чтобы в течение часа нас не беспокоили, — объяснил он ей. — Этого достаточно?

— Более, чем достаточно, — сказала она и посмотрела на Берни, который уже забрался в автомобиль, чтобы покрутиться около дома в поисках эффектных планов.

Кабинет был не заперт. Письменный стол, кресло. Еще два кресла для посетителей, небольшая софа, ковер, четыре шкафа с документами и факс. На стенах фотографии мужчин — «мучеников», как сказал Карами, — палестинских лидеров, «расстрелянных израильтянами», и тех, кто «сложил голову в войне за освобождение родной земли». Одиннадцать из них были те самые — из особого списка Голды Меир. И все они, один за другим, были уничтожены в течение нескольких лет. Он был последним, кто остался в живых. Надолго ли? Этого никто не мог сказать.

Он начал что-то говорить о своем кофейщике, а потом остановился.

— Не хотелось бы огорчать жену, но у нас есть основания полагать, что он не вернется. У меня есть сведения, что его убили евреи. — Он пожал плечами. — Вы понимаете, что я имею в виду. Теперь на очереди я. И это только вопрос времени. — Тема была закрыта. — Вам кофе или зеленый чай? — спросил он.

— Зеленый чай, — ответила Саша.

Отдавая предпочтение зеленому чаю, Саша в соответствии с системой Станиславского, решила входить в образ специалиста по Ближнему Востоку. От чая до терроризма. Единственное, на что она надеялась, что покушение не случится у нее на глазах. Одного кошмара в год для нее вполне достаточно. Однако разве можно оставаться равнодушной к его возможной смерти? Если только она уже не стала для него неотвратимой реальностью. Невольно Саша исполнилась сочувствия к человеку, обреченному на смерть.

— Откуда у вас такая уверенность, что вашего кофейщика убили израильтяне? — спросила она.

Он улыбнулся одними глазами.

— Могу ли я настолько доверять вам, журналистам, чтобы раскрывать свои источники информации?

— Нет, конечно, — поспешно ответила она. — Но это довольно серьезное обвинение с вашей стороны. Или, по крайней мере, предположение.

— Это не обвинение и не предположение. Это правда.

— И вы живете только по правде? — спросила она, чувствуя, что слишком торопится с развитием беседы. Следовало бы приберечь это для съемки.

— Нет, не только, — терпеливо сказал он. — В конце концов, мы такие же люди, как и все. Точно такие же, как и вы — американцы. — Он улыбнулся. — Разве ваше правительство всегда говорит только правду?

Он добросовестно разыгрывал давно отрепетированную роль, и она ему прекрасно удавалась.

— Но почему всегда случается так, что палестинцы сами вредят себе в общественном мнении? — между прочим поинтересовалась Саша.

Он взглянул на нее с интересом.

— Может быть, потому что у нас слишком много лидеров. А может быть, у нас только один лидер, но он хочет угодить сразу слишком многим.

— Это еще мягко сказано. А как вы объясните тот факт, что арабы терпят поражение за поражением от этой маленькой ущербной страны? — спросила Саша.

— Мы имеем несчастье постоянно недооценивать нашего врага.

Он сделал паузу, чтобы снять кобуру. Пистолет он положил в ящик письменного стола, а кобуру на стол.

— А что бы вы могли сказать о себе? — спросила она, опустив глаза.

— Я — главнокомандующий Армии освобождения Палестины.

— Почему же вы живете так, как вы живете? — продолжала она. — Среди всего этого загородного комфорта и роскоши? — Она обвела глазами комнату. — Что вы здесь делаете в то время, как ваш народ живет в лагерях?

— Вы полагаете, что мне следует быть вместе с ними. Так я был с ними.

— Почему же вы их покинули?

— Потому что целесообразнее стало жить здесь, чтобы принимать лидеров со всего мира, которые могут помочь нам вернуть то, что нам принадлежит, — Палестину.

— Значит, вы ищете политическое решение проблемы.

Его глаза потускнели.

— Ну конечно. Мы стараемся найти политические решения. Мы вообще стараемся, как только можем.

— Политическое решение и военное решение… Я бы назвала это другим словом.

— Каким?

— Терроризмом, — сказала она то, что должна была сказать. Она не упомянула следом слово «убийство», хотя они почти синонимы.

— Называйте, если вам так нравится. — Он пожал плечами. — Так говорили и раньше.

— То, что произошло в Риме, нельзя назвать «политическим решением», — медленно начала она, не отрываясь глядя ему в глаза.

Он не отреагировал на ее взгляд.

— Мы знаем, что вы были там. Но мы не знали, что вы специалист по Ближнему Востоку.

— А я и не специалист. Однако события, подобные римскому, заставляют взглянуть на вещи иначе. Это крушение всей вашей политики, — улыбнулась она.

— Очень прискорбно, что вы не на нашей стороне. Вы изрядно искажаете всю картину. — Он опять пожал плечами. — Вы можете придумать и другие аргументы, и люди даже не поймут, что вы сказали, что имели в виду. Они не поймут даже, как обмануты… Скажите, вы давно сделались сионисткой?

— Ваша собственная жена пришла к выводу, что я не сионистка, а только еврейка. Такая же еврейка, как она палестинка.

Вообще-то она не была уверена, что сионисты существуют в природе. Возделывать землю, сажать деревья — вот к чему призывала Голда Меир, когда впервые оказалась на Ближнем Востоке. Однако потом появились ракеты «земля — воздух» и ядерные боеголовки. Теперь если что-то и копают, так шахты для ракет, а деревья высаживают для маскировки взлетных полос.

— А каково ваше определение сионизма?

К этому вопросу он был всегда готов. Он отвечал на него много раз.

— Сионизм — это когда один существует за счет другого. Сионизм — это строительство поселений в Израиле, где должны жить только евреи. Сионизм — это расизм.

Резолюция, которую арабы давно двигают в ООН [9]. Саша почувствовала жар на щеках. — А как насчет евреев? Им разрешают селиться в городах Иордании, Кувейта или Саудовской Аравии?

— Не разрешают.

— Так какая разница?

— Эти страны не имеют спорных территорий.

— Вы смешиваете понятия. Некоторые из них как раз владеют спорными территориями.

— Я дам вам немного материала для вашей программы. Мы начнем с моей семьи и с того, почему я не забочусь о своей безопасности так, как другие лидеры. — Он взглянул на фотографии людей из списка Голды Меир. — Видите ли, эти люди были чрезвычайно осторожны. А теперь они мертвы. От судьбы не уйдешь.

— Я хочу, чтобы вы знали, Абу Фахт, что название нашей программы «Семья», — сказала Саша, употребив его партийную кличку, и тем самым как бы смиряясь с его деятельностью. — Если вы пожелаете, то можете говорить только о том, что касается вашей личной жизни. Вы не обязаны обсуждать что-то еще.