— Нападение с применением холодного оружия на двух шведских туристов в Старом городе. Еще одно нападение на группу паломников из Греции. Вывешивание флага ООП на здании городского муниципалитета в Газе. Членство в ООП. Бегство после убийства государственного чиновника в Наблусе. Участие в беспорядках в лагере Сабра… — Гидеон посмотрел на кофейщика. — Служба у Карами в качестве телохранителя, а затем повышение в должности — до кофейщика… Впечатляет, — сказал Гидеон, откладывая документы, — весьма впечатляет.
— Незаменимый человек, — добавил Рафи, обращаясь к палестинцу. — Его место не около женщин и детей, как сказал Карами. Его место среди бойцов.
Итак, вот точная версия того, что он должен рассказать Карами. Точно такими словами и в такой последовательности. Никаких отклонений и добавлений. За исключением признания, что он оказался так глуп, что пошел на такой неоправданный риск. Ранен в ногу одним из людей Абу Нидаля. Затем брат перенес его на спине через брод и на время поместил в относительно безопасной небольшой клинике неподалеку от Аммана. Когда Рафи закончил, на лице кофейщика можно было прочесть осознание того, что он совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. Если бы только можно было отмотать время назад, если бы вернуть все к началу, он бы, безусловно, отказался встретиться с братом.
Рафи сказал, чтобы кофейщик переоделся в свою прежнюю одежду. Он возвращается домой. Гидеон промыл ему рану и переменил повязку. Затем отдал его ботинки. Последнее несколько приподняло кофейщику настроение.
— Какой пижон, — усмехнулся Рафи, когда тот снова сел. — Еще несколько вопросов, — добавил он, — не возражаешь?
— Когда я смогу вернуться домой?
— Скоро, очень скоро, — уверил его Рафи.
— Только несколько вопросов? — улыбнулся Гидеон.
У палестинца не было выбора. Он ответил невнятным «да» и наклоном головы. Гидеон устроился поудобнее в кресле около письменного стола.
— В лагере Сабра, — невинно начал он, — Карами находился один или с семьей?
— Он никуда без нее не уезжает.
— Без нее?
— Без жены. Они всегда вместе.
— Жозетта, — сказал Гидеон, чтобы избежать натянутости разговора, — Так значит — всегда?
— Кроме работы.
— Рим?
Али отвел взгляд.
— Не много найдется западных женщин, которые стольким жертвуют ради мужа и его дела.
— Она очень храбрая, — с гордостью сказал кофейщик, словно сам воспитал ее.
— Когда он дома, то много работает, не так ли?
— Ложится далеко за полночь.
— Поэтому просыпается поздно?
— Встает каждое утро полседьмого.
— Молится в постели?
— Он не молится.
— Вы приносите кофе в постель?
— До кофе он гуляет по берегу.
— Один?
— Двое из нас с ним.
— А вечером, он всегда работает дома?
— Всегда. Если только не уезжает из города.
— А она — рядом с ним.
— Его кабинет рядом со спальней. Комнаты соединены дверью.
— Он, наверное, беспокоит ее, когда входит или выходит.
— Нет. Есть еще другая дверь, которая ведет на веранду.
Гидеон улыбнулся.
— У вас прекрасная жизнь, мистер Калил, и хорошая работа. У вас много свободного времени?
— Совсем нет. Я постоянно нахожусь за его дверью на тот случай, если я ему понадоблюсь.
— Если у вас нет свободного времени, — как бы между прочим спросил Рафи, — то у кого оно есть?
Кофейщик только передернул плечами. Все было так неожиданно.
— А оружие, мистер Калил? — живо поинтересовался Гидеон. — С ним можно проникнуть в дом? — Он сделал паузу. — Нет, конечно же это невозможно. — Он внимательно посмотрел на кофейщика, а потом продолжал:
— Должно быть, снаружи слишком много охраны, чтобы это было возможно. — Он улыбнулся. — А у вас, мистер Калил, револьвер или винтовка? Или то и другое?
— Револьвер.
— И только?
— Еще в автомобиле.
— Что?
— «Калашников».
— Слишком много телохранителей, — бормотал Гидеон, глядя куда-то в пространство.
— Что значит «слишком много»? — почти обиженно откликнулся кофейщик.
— Что это значит? — повернулся к нему Гидеон. — Только телохранители снаружи защищают Абу Фахта. А внутри дома один вы… — Он махнул рукой. — А от вас проку мало.
— Нет, — возразил кофейщик, — не совсем так. Еще есть Талил — повар.
Гидеон рассмеялся.
— Но когда Талил стряпает, как же он сторожит? С бараньей ногой дежурит, что ли?
— У него всегда на кухне пистолет.
— Вне дома, — начал подсчитывать Гидеон, не обращая на кофейщика внимания, — должно быть двое или трое телохранителей. Да еще внутри — вы и Талил.
— Снаружи пять телохранителей, — возразил кофейщик, — включая шофера, который дежурит в автомобиле.
На некоторое время воцарилась молчание. Гидеон думал, как продвинуться еще немного, но так, чтобы кофейщик не обнаружил его собственных намерений и не предпринял попытки разрушить все их планы.
— Мы обсудили вопрос с оружием и телохранителями, — медленно сказал Гидеон. — Телохранители снаружи и телохранители внутри, Талил, повар, и водитель, который дежурит в автомобиле. — Он потер глаза ладонью. — Однако еще кое-что беспокоит меня. — Он помедлил. — Абу Фахт достаточно умен, чтобы не обзавестись какой-нибудь внутренней электронной системой безопасности. Или он не слишком доверяет этой штуке?
Задетый за живое, кофейщик ответил быстро.
— Видеокамеры в детских комнатах, в кабинете, во дворе и даже в спальне!
— А где стоят мониторы? — грубо спросил Гидеон, резко переменив тон разговора.
Кофейщик почти плакал.
— В маленькой комнате около стиральной машины. Эта комната между ванной и кухней, где готовят кофе и разогревают еду. — Он был как в лихорадке. Он понимал, что сейчас решается вопрос его жизни или смерти. — Два человека следят за мониторами день и ночь… — Он остановился, чтобы сглотнуть слюну. — Иногда они отключают камеру в спальне. Однако за детскими комнатами и снаружи наблюдение ведется постоянно. А когда он в отъезде, и она остается одна, то камеру в спальне не отключают… Прошу вас!.. — тихо сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Пистолет, мистер Калил, — резко оборвал его Гидеон. — Держит ли он в спальне пистолет?
Кофейщик зажмурил глаза и открыл их только тогда, когда к нему обратился Рафи.
— Пистолет, — повторил тот, — есть ли у нее пистолет?
— Да, есть. Он у нее всегда под подушкой, — затравленно ответил кофейщик. — Немецкий пистолет. Прошу вас, прошу!..
Мы все сошли с ума, подумал Гидеон и взглянул на Рафи.
— А где вход в комнату с мониторами?
— Во дворе, справа от детских качелей…
— А как войти туда через дом?
— На кухне под лестницей есть чулан, а в чулане дверь. Там длинный коридор, где она держит землю для рассады и удобрения для цветов…
— Нарисуйте, — приказал Гидеон, жестом прося Рафи, чтобы тот дал бумагу и карандаш.
Кофейщик принялся чертить на бумаге линии, мял листки и начинал снова. Слезы готовы были политься у него из глаз, а руки дрожали еще сильнее, когда он пробовал успокоиться. Гидеон видел это и понимал, какой паникой охвачен кофейщик, отчаявшийся спасти свою жизнь. Свою жизнь. Спасти… Наконец, Гидеон решил, что рисунок получился достаточно удовлетворительным, Али же все пытался дорисовать план двора, дома и комнаты для мониторов.
— Пожалуйста, — твердил он, — пожалуйста, помогите мне спасти Абу Фахта.
Но Гидеон и Рафи понимали, что он просит о себе самом.
Гидеон подошел к окну и немного приоткрыл деревянный ставень — так, чтобы впустить немного дневного света, но чтобы Калил не мог выглянуть наружу.
— Когда все это кончится? — спросил палестинец с внезапным спокойствием.
— А знаете, жизнь — удивительная штука, — заметил Гидеон, выглянув за окно. — Иногда ждешь неделями, иногда целыми месяцами, а иногда все кончается слишком быстро. — Он обернулся и прищелкнул пальцами. — Только успеешь что-то полюбить, а этому уже конец. — Он ясно увидел в глазах палестинца нечто, похожее на раскаяние, какую-то отрешенность. Как будто тот уже пережил собственную смерть. — Пожалуй, вам надо отдохнуть, — сказал он, направляясь к двери вслед за Рафи.