Я понимала, что рано или поздно придется решать, ложиться или не ложиться в постель, — со всеми вытекающими отсюда последствиями: с разочарованием, болью неразделенной любви или неудовлетворенной страсти, — но сейчас я наслаждалась мгновением, ощущением того, что так будет всегда, что важно движение, а не возвращение домой.

Пробило три, потом четыре, потом пять, а мы все кружили по городу, не зная, как быть дальше, боясь расстаться и в то же время не желая переводить нашу духовную близость в иную плоскость, больше всего мечтая без конца длить это сладкое, щемящее чувство незавершенности.

Первой не выдержала я — черт меня побери с моей дурацкой привычкой ставить точки над i.

— Мне кажется, между нами существует какая-то недосказанность, — ляпнула я, когда мы в сотый раз проезжали по безлюдному Стрипу.

— Недосказанность? — неуверенно переспросил Джош.

— Может, ты хочешь затащить меня в постель? — Сердце мое бешено колотилось, я сама была поражена собственным нахальством.

— В постель? — снова переспросил он, словно впервые слышал это слово, словно ему вообще был неизвестен такой предмет, словно это редчайший экспонат, раскопанный на территории Древней Греции, знакомый только специалистам. — Постель? — все так же растерянно повторил он. — В Нью-Йорке я бы, конечно, медлить не стал, но в Лос-Анджелесе обычно все идет своим чередом.

—  Как-как?

—  Своим чередом. То есть не спеша. Если хочешь, поедем ко мне. Неплохое местечко: испанская архитектура 1920-х годов. Очень в стиле «Дня Саранчи», будит ностальгию.

Я пришла в ужас: если я соглашусь ехать к нему, он поймет, что я просто хочу с ним трахнуться. (Да так оно и было на самом деле, только я боялась признаться в этом даже себе.)

— Может, лучше в «Поло-Лондж»?

— О'кей, — отозвался Джош.

Подъехав к гостинице, он, словно сомневаясь в успехе нашей затеи, поставил машину во втором ряду, — а может быть, он просто проявил деликатность, показывая тем самым, что не так уж твердо уверен, приглашу я его или нет.

Мы подошли к «Поло-Лондж» и обнаружили, что все закрыто до завтрашнего дня.

— Где бы нам раздобыть спиртное? — наивным тоном спросила я у измученного бессонной ночью портье. (Мы с Джошем — дети, заблудившиеся в лесу, Ганс и Гретель в поисках хлеба и воды.)

— Закажите в номер, — ответил тот, лишь искоса на нас взглянув.

Итак, решение принято, подсказанное беспристрастным незнакомцем.

Мы покорно отправились ко мне, целомудренно заказали «Тэб» и имбирное пиво и сели подальше друг от друга, задрав ноги на кровать. Я напряженно размышляла. Хорошенькое дельце — «несовершеннолетнего» соблазнить. К тому же такого, который изо всех сил старается не совершить ошибки и не перепутать автора с героиней — тут, кстати, он резко упал в моих глазах, проявив себя полным невеждой, не способным различить, где литература, а где жизнь, где искусство, а где мечта, и понять, в чем разница между автобиографической деталью и вымыслом. А может, он хотел противопоставить моей чувственности собственную бесстрастность? Или решил, что весь год у меня отбоя не было от мужчин, и не хотел пополнять ряды неудачников. Но эти мысли мало утешали меня. Я знала только одно: его нельзя упускать. И уж я постараюсь не упустить.

Мы медленно потягивали «Тэб». Льдинки позвякивали и таяли в бокалах.

— Можешь не волноваться, я джентльмен, — как-то двусмысленно сказал он, недвусмысленно кивнув на стоящую между нами кровать.

Дурацкий, если подумать, разговор: эта королевская громада и так разделяла нас. Его спортивные тапочки запачкались, шнурки порвались, тот, что на правой ноге, вообще развязался. В присутствии кровати наша шутливая беседа сошла на нет. Звякали льдинки, я покашливала от неловкости. Потом мы закурили. Наконец, не зная, чем бы еще заняться, Джош поднялся, чтобы уйти.

«Нельзя так легко его отпускать!» — подумала я и, подойдя к нему, подставила губы для поцелуя. Когда наши уста слились, все разрешилось как-то само собой.

— Пожалуйста, останься, — сказала я, поражаясь сама себе. Так бесстыдно. Женщина-вамп. — Иди поставь машину как следует.

Он снова поцеловал меня. Мы стояли, вцепившись друг в друга, как утопающий, схватившийся за спасительную соломинку.

Я: Пойди поставь машину.

Он ( по-детски): Обещай мне, что не передумаешь.

Я ( убедительно, по-матерински): Ни за что! Глупыш.

Он ушел, а я поставила колпачок, накинула прозрачный халатик, надушилась и подумала:

«Я сошла с ума. Ведь я замужем. А ему всего двадцать шесть! К тому же я дружу с его родителями. Господи, я разрушаю семейный очаг!»

Он вернулся, и мы упали друг другу в объятия. А потом — джинсы и кроссовки с порванными шнурками полетели на пол, и я гладила его грудь, поросшую рыжей шерстью, мягкой, как пух, и его твердый член, наслаждаясь лаской, упиваясь нежностью. Мы занимались любовью, и мне казалось, что он старается укрыться, спрятаться в материнской утробе. Меня охватило странное волнение, и от этого я никак не могла кончить: мы еще не нашли свой ритм. Тогда он кончил сам, и его стон долетел до меня из вечности. А потом я заснула в его объятиях, как будто впервые обрела покой.

Завтрак в Стране Оз. Поджаренный бекон с хрустящей корочкой. Апельсиновый сок в ведерке со льдом. Шипящая на сковородке яичница с грудинкой. Я, нагая, под одеялом. Джош, в джинсах и без рубашки, впускает официанта в номер.

На столике с завтраком — увядшая роза. Джош — за компанию — снимает джинсы. Обнаженные, мы вместе садимся за еду.

Удивительно, как уютно он чувствует себя в своем теле! Беннет тоже строен, но он как будто стесняется себя, своей наготы, отсюда эта его неизменная куртка, носки, трусы. Он прячется в одежду, как в скорлупу.

За завтраком Джош читает мне юмористическую страничку.

«Еще мгновение, — думаю я, — и все кончится, произойдет смена декорации: я опять полечу к Беннету, домой».

Я стараюсь убедить себя, что приобрела новый опыт и что это очень важно — время от времени для разнообразия развлечься с «молодым». Может быть, говорю я себе, это еще не жизнь, а лишь подготовка к ней. Может быть, настоящая жизнь начнется для меня в каком-нибудь новом рождении, а сейчас это всего лишь разминка…

— Знаешь, что самое удивительное?

— Что?

— Я никогда так крепко не спала, то есть я хочу сказать, никогда так крепко не спала с незнакомым человеком.

В его голосе звучит обида:

— Ты что же, всегда тащишь мужчин в постель в первый же день знакомства?

Милый, он не понял, что я хотела сказать: хотя я его мало знаю, я не чувствуюего чужим. Да я бы ни за что в жизни не уснула в объятиях человека, с которым познакомилась накануне. Я бы без конца вскакивала и ворочалась, не находя себе места, и в конце концов проснулась бы в шесть утра с мыслью: «Господи, где ж это я? И что вообще делаю здесь?» Но в Джоше я сразу почувствовала родственную душу, он стал близок мне, как брат, с которым я на время расставалась. Если бы я высказала эту мысль вслух, она прозвучала бы довольно банально, поэтому я попридержала язык.

— Так ты всегда так делаешь? — настаивал он.

Он сомневался во мне, боялся, что я в этом плане неразборчива. Нужно было найти слова, чтобы успокоить его, но они могли оказаться и лишними, могли отпугнуть его. Он был на шесть лет моложе, сын моих друзей, молодой росток. А у меня была своя жизнь, дом, муж, работа и еще Слава, поселившийся в доме незваный гость. Я чувствовала, что вот-вот переменится моя жизнь, но все же следовало помнить, что он принадлежит к другому поколению, более молодому, чем мое.

Откуда мне было знать, что всего через год мы чудесным образом превратимся в ровесников!