— Ну его… — Он внимательно смотрел на мои пальцы; «Болеро» не смолкало. — А как ты догадалась, что это Ролан?
— Кто же еще в половине второго ночи и так настойчиво?
— Да. — Он вздохнул и, убрав руку, почесал усы. — Больше некому… Что еще, Ролан? Ну ищи… Пока, до завтра! Я позвоню, — шепнул он мне, открывая дверь. — Ищи, ищи, это тебе не иголка в стогу сена. — И вышел из квартиры, продолжая наставлять Ролана.
Кот выскочил следом.
— До завтра. Геркулес, да куда же ты?
Алекс остановился и поймал кота.
— Спасибо, — сказала я, забирая у него неверное животное. — Просто удивительно, как ты ему нравишься.
— Это из-за усов. — Он почесал Геркулеса под горлышком, тот подхалимски лизнул его палец. — Думает, что я тоже кот.
— Ага, кот в сапогах!
— Почему обязательно надо напоминать своему патрону, что он маленького роста? — неожиданно насупился Алекс.
— Ты чего? При чем здесь твой рост?
— Все рабочие зовут меня Котом в сапогах!
— Извини, я не хотела тебя обидеть. Я просто пошутила.
— Не смешно все время подчеркивать, что сапоги на каблуках.
— Ничего я не подчеркивала! Ты сам сравнил себя с котом!
— Сам я могу сравнивать себя с кем угодно! Но не подчиненные.
— Извините еще раз, мсье патрон! Я имею право пожелать вам спокойной ночи, мсье патрон? — Я хотела сделать реверанс, но звуки «Болеро» вовремя пресекли мою дерзость.
— Спокойной ночи, Беа, — буркнул он, развернулся и пошел к лестнице. — Нашлась пропажа, Ролан? Молодец…
Я закрыла дверь на оба замка и опустила кота на пол.
— У-у-у-м, — недовольно проворчал он.
— Еще ты будешь демонстрировать мне свой характер!
И вдруг увидела себя в зеркале. В прихожей у меня такое длинное зеркало, почти до пола, возле вешалки. Кот заметил, что я кого-то там разглядываю, приподнялся на задних лапам, уперся в край зеркала передними и, не обнаружив там никого, кроме нас двоих, удивленно спросил:
— Му-у-у-и? — Получилось как: «Ну и?»
— Производственные отношения, Геркулес, значит, производственные. Разве я что-то имею против?
— Ма-а-а-а…
— Да ладно, Геркулес. Комплексует человек по поводу своего роста, а рост как рост. Не ниже меня, нет, ну понятно, что и не выше. Нам-то с тобой, Геркулес, какая разница? Длинные ноги у женщины — так же красиво, как и длинные волосы. А волосы, это он прав, действительно давно пора привести в порядок. Это не волосы, это пакля какая-то…
Зазвонил телефон. Кот бросился в кухню, словно был уверен, что от этого звонка зависит вся его дальнейшая жизнь.
— Зверь, ну сам-то подумай, кто и что может сказать нам хорошего в половине второго ночи? Или уже два?
Телефон звонил. Я зажгла свет в кухне.
— М-м-м-м-ма! — поторопил меня кот.
— Геркулес, это либо Гастон, либо тот придурочный психоаналитик. Не позвонил мне прошлой ночью, опомнился, звонит сейчас. От его откровений мне только хуже.
— М-м-я-а!!! — Громче телефонной трели.
— А с Гастоном я уже общалась сегодня. И насилу выставила его. — Я невольно хмыкнула, вспомнив выражение лица Гастона, когда он несколько часов назад увидел у меня в прихожей эти самые «гаучо» Алекса.
Глава 12, в которой Гастон, как всегда, заявился без звонка
О его прибытии известил сразу сигнал домофона.
— Кто это? — недовольно вскинулся Алекс; в тот момент мы с ним были едва-едва на середине позиционной части сметы.
— Понятия не имею. — Я встала из-за кухонного стола и направилась в прихожую.
— Открывать обязательно?! — крикнул он мне вслед. — Небось какой-нибудь коммивояжер с бальзамом от всего! У нас мало времени! — Последняя фраза под аккомпанемент «Болеро».
— Кто там? — спросила я в переговорное устройство. На кухне Алекс во весь голос ругался с кем-то из-за цвета краски.
— Доставка зонтов, — ответил домофон с интимной интонацией Гастона.
— Спроси, у него есть мужские? — заинтересовался Алекс.
Я меньше всего ожидала, что мой патрон будет прислушиваться, да еще услышит! И от растерянности машинально нажала на кнопку, открывающую парадное.
— Это не коммивояжер, это муж сестры, — торопливо объяснила я, заглянув в кухню. — Я на днях забыла у них свой складной зонт. Думала, потеряла, оказалось, что у них.
— А, твой родственник-адвокат… — Интерес сразу же пропал. — Слушай, у нас мало времени. Может, обойдемся без знакомства и кофе? Давай в другой раз?
— Да не собираюсь я никого поить кофе.
Звонок из-за двери и «Болеро» Равеля из кухни. Я открыла.
— Привет, тетя Беа-Беа! — Гастон держал мой зонт, три хризантемы и бутылку шампанского. Он склонил голову набок; волнистые волосы немного влажные, в глазах — глубина ночи и отблески огней…
— Я сейчас очень занята. И вообще…
Я хотела сказать, что приходить ко мне больше не нужно, и что между нами ничего нет, и что это была глупая минутная слабость, и что я не хочу пополнять собой его донжуанский список. Но, во-первых, каждое мое слово услышал бы Алекс — услышал же он про зонт, хотя был увлечен спором о краске, — а во-вторых… Во-вторых, от Гастона опять исходил тот самый магнетический аромат дорогого парфюма и грозового ливня! Он молчал и, как на картину, смотрел на меня.
— Опалубка «Пирелли»! Пирелли, Ролан! Не Пиренеи, а Пирелли, фирма так называется! Не можешь запомнить, запиши, Ролан! — в полной тишине неслось из кухни.
— Опять дождь? — облизнув пересохшие губы, спросила я.
— Да, опять. Кто там у тебя?
Гастон решительно шагнул к порогу, я невольно попятилась, распахивая дверь шире, и споткнулась о «гаучо». Они валялись посередине прихожей.
— Мой друг…
— Друг… — хрипло прошептал Гастон и, замерев на месте как вкопанный, не мигая, уставился на разбитые, перепачканные побелкой «гаучо».
— В смысле, мой патрон! Мы работаем! Спасибо за зонт. Очень любезно с твоей стороны. — Я практически вырвала зонт из его рук, похоже, Гастон потерял голову от ревности. Хризантемы и бутылка чуть не упали на пол. — Может, зайдешь как-нибудь в другой раз? У нас срочная работа!
Новая порция «Болеро». Я поправила шампанское и цветы в руках Гастона, похоже, он даже не почувствовал моего прикосновения.
— …я еще позавчера отвез в банк платежку за этот фриз. Как не получили? Нет, я все оформил правильно! Я на память знаю ваши реквизиты…
— Друг и патрон… — Гастон бессмысленно держал цветы и бутылку, как покойник держит в руках свечу, и не отрывал взгляда от сапог Алекса.
— Да, да. В другой раз, извини, в другой раз. Передавай большой привет сестре. Чудесные хризантемы, ей понравятся! Как там мои племянники?
— …корреспондентский счет двести восемьдесят шесть, четыре нуля…
— Это его белый «рено» у подъезда?
— Да. Большое спасибо за зонт! — Что же он все стоит и не уходит? — Созвонимся, как-нибудь еще посидим все вместе!
— …дробь семнадцать сорок два, три ноля…
Гастон резко повернул голову и усмехнулся, встретившись со мной глазами — кромешная темнота; в усмешке — горечь.
— Привет ему от меня. — Сунул мне джентльменский набор и пошел прочь, тихо повторяя: — Друг и патрон. Друг и патрон.
А на кухне опять текла томная мелодия Равеля…
Глава 13, в которой телефон, зазвонивший в главе 11, продолжал звонить
— М-я-я-я-а-ауа-а-а-вя-ауа-а-ау!!! — Для убедительности кот выдал нечто похожее на заунывь этого самого «Болеро».
— Исключительно ради тебя. — Я сняла трубку. — Слушаю.
— Беа! — Вздох облегчения. — Это я, Дюваль. Знаешь… Я тут подумал…
— Что вы подумали, мсье Дюваль?
— Ну не обязательно так официально, Беа. Мы же друзья.
— Патрон не может быть другом своего подчиненного.
— Почему не может, Беа? Ты же сама сказала своему родственнику, что я твой друг. Я ведь слышал.
— Что ты слышал еще?
— Зря ты нас не познакомила.
— Ты же сам просил выпроводить его побыстрее.
