— Они не опубликуют…
— О, возможно, и не опубликуют. А быть может, и опубликуют. Но как только они об этом узнают, они не смогут удержаться от того, чтобы не болтать об этом. А болтовня столь же опасна. И тогда-то, мой друг, Генри, весельедля тебя действительно закончится. И для маленькой девочки, которую мы оба обожаем…
— Ты не можешь так поступить, Пенни. — Генри охватило желание найти Диану, где бы она ни была, и спрятать ее. — Это погубило бы ее.
В ответ он услышал знакомый смех. Так смеялась Пенелопа в ту пору, когда казалось, что она идеально ему подходит. В то время она часто смеялась.
— О, Генри, ты же так хорошо меня знаешь! Неужели ты совсем меня не понял? Погубить Диану Холланд! О, это было бы так забавно.
Пенелопа сжала руки. Маленькое развлечение под конец.
— Это моя вина, Пенелопа.
Мысль его работала четко. Пенелопа еще никому не открыла этот секрет. Он же ее знает и может попытаться остановить.
— В любом случае это меня ты хочешь наказать. Так накажи меня.
— Конечно, я хочу наказать вас обоих, — ответила она весело. — Но я не злая, Генри. Я знаю, что это твоя вина. Я позволю тебе быть мужчиной и позаботиться обо всем самому.
Генри пришлось прикрыть глаза, чтобы она не увидела, в какой он ярости. Наконец он справился с собой и кивнул.
— Во-первых, ты больше не будешь видеться с Дианой. Но это будет не так уж трудно, потому что, во-вторых, ты сделаешь мне предложение.
Под воздействием порыва он шагнул к Пенелопе и оказался совсем рядом. Он хрипло дышал от ярости. Он редко гневался, но сейчас был вне себя от бешенства. Пенелопа с кокетливым видом отступила.
— О, тебе это не нравится, не так ли? — прошептала она. Пламя горело в ее голубых глазах. — Но подумай о том, Генри, насколько предпочтительнее жениться на девушке, с которой все уже и так желают видеть тебя вместе, — насколько предпочтительнее жениться на мне, нежели погубить репутацию маленькой сестрички твоей последнейневесты. Я дам тебе немного времени на размышления.
И Пенелопа удалилась. Издали донеслись пронзительные веселые голоса — гости уже забыли, что сейчас канун Рождества, и праздник стал походить на обычную вечеринку. Впрочем, это уже не канун Рождества, мрачно подумал Генри. Наступило Рождество, но оно не было радостным для Генри: в какие-то считанные минуты его жизнь была разбита вдребезги.
37
«Сейчас Рождество, и все покрыто снегом. Но когда снег начнет таять и унесет с собой все праздничные заботы и забавы, как будет разворачиваться история, которую нашептал нам маленький воробушек, — история о том, что Элизабет Холланд жива? Или, быть может, новость придет раньше и окажется настоящим рождественским чудом? Ведь сейчас мы вынуждены считать ее досужими сплетнями.»
Из светской хроники в «Нью-Йоркском курьере», понедельник, 25 декабря 1899
У Гансвоортов не было традицией делать Рождество официальным праздником. Они считали, что вполне достаточно приготовить большую чашу пунша на случай, если заглянет кто-нибудь из кузенов в их дом на Бонд-стрит, а позже посылали одного из молодых людей с подарками к тем членам семьи, до которых можно было добраться пешком. Они относились к Рождеству просто как к дню, когда можно немного больше выпить, в голландском стиле, и похвалить детей друг друга. Но семья Холландов отмечала Рождество. Она устраивала музыкальный вечер с христианской тематикой для ста и более человек, а позже подавали бульон в столовой, где на лицах собравшихся играли красные отблески пламени в камине.
Все в Нью-Йорке знали, что Луиза Гансвоорт соблюдает только те традиции Холландов, которые ей по душе, и, став членом их семьи, она не разделяла их обычай отмечать Рождество. В этом вопросе они с младшей дочерью были единодушны, что случалось редко. Возможно, именно по этой причине воспоминания Дианы о Рождестве были приятными. В этот день она декламировала свои любимые стихи, ее наряжали в лучшее платьице, и все обменивались подарками в яркой упаковке, а отец был в приподнятом настроении. Наверное, по этой причине Диана, проснувшись утром двадцать пятого декабря и увидев, как сверкает снег на солнце, ощутила прилив бодрости. И это несмотря на то, что она была очень плохой девочкой, и ей пока что не сделали предложение. Вчерашний вечер несколько разочаровал Диану — ведь она лишь мельком увидела Генри. Но она проснулась с предвкушением чего-то приятного, как всегда бывало в этот праздник. Радостное настроение не покидало ее, когда она надевала пеньюар и подкалывала свои локоны. Хотя из-за Сноудена и двух дюжих мужчин, неотступно следовавших за Генри, им не удалось ни минуты побыть вместе, они обменялись взглядами, и Диана почувствовала, что любима. Может быть, Генри, изыщет какой-нибудь способ побыть с ней сегодня?
Диана спустилась в гостиную, надеясь немного побыть одной у елки, вдыхая запах хвои. А если там случайно окажется Клэр, она попросит принести чашку шоколада. Но, войдя в гостиную, она увидела, что шоколад уже сварен, и ей больше не хотелось побыть одной.
— Элизабет! — воскликнула Диана при виде сестры, сидевшей в своем любимом кресле у камина, в котором горел не очень-то яркий огонь.
Руки Дианы невольно теребили кружево у ворота пеньюара, и она бормотала что-то нечленораздельное. Потом она подбежала к сестре и, опустившись у ног Элизабет, положила ей голову на колени. Диана еле удерживалась от того, чтобы не выложить ей новости о Генри, но рядом был Уилл, сидевший на оттоманке, с кочергой в руках, и его присутствие смущало ее.
— Диана!
Элизабет приподняла лицо сестры за подбородок и взглянула на нее, затем наклонилась и поцеловала в лоб.
— Я просто не могу поверить, что ты действительно здесь!
Теперь она обратила внимание на Уилла, вытянувшего длинные ноги в саржевых брюках. Было забавно, хотя и приятно, видеть его в гостиной, среди старинной мебели и персидских ковров. И он, и Элизабет похудели и загорели.
— О, я так рада! Тут столько проблем, Лиз, и ты нам нужна, и я знаю, что это ужасно — проехать такое расстояние, и…
Элизабет перебила ее, с улыбкой заметив:
— А ты не собираешься поздороваться с Уиллом?
— О, хелло, Уилл! — Диана поднялась и, подойдя к их бывшему кучеру, поцеловала его в щеку. — Я знаю, —произнесла она заговорщицким тоном и почувствовала, что слегка покраснела. — И я думаю, что это ужасно романтично.
— Вы когда-нибудь думали увидеть меня в вашей гостиной?
У него были такие голубые глаза! А волосы отросли, и щеки уже не были по-детски пухлыми. Портрет мистера Холланда смотрел на Уилла с камина.
— Ну конечно, думала! И… и… наверное, вы много раз бывали здесь прежде, не так ли? Когда были маленьким и… — Уголки его рта были опущены, но глаза смеялись. — В любом случае, — продолжала Диана, видя, что над ней подтрунивают, — я рада, что вы сейчас здесь. А ты, Лиз, должна сказать, что мне делать, потому что у нас с Генри все пошло так быстро, что это немного пугает, и…
Терпение никогда не входило в число добродетелей Дианы, и ей так не терпелось посоветоваться с сестрой, что она забыла о том, что стесняется Уилла. Когда вошел Сноуден — дверь громко заскрипела, поскольку его люди еще не успели ее смазать, — Диана опомнилась. Она резко отвернулась от сестры, и выражение лица уже не было радостным.
— Мисс Диана, — мягко произнес Сноуден, направляясь к ним. — Я не хотел вам помешать.
— Я… — слова замерли у нее на устах.
Может быть, сделать вид, что Элизабет кто-то другой, а не ее сестра, смерть которой она так часто оплакивала в присутствии гостя ее семьи? А может быть, он не заметил Элизабет;
Диана может его отвлечь, и сестра ускользнет из комнаты? Диана возразила в ответ:
— Вы вовсе не помешали.
— Правда?
Она так часто лгала этому человеку, но он не выказал сейчас ни возмущения, ни изумления от того, что покойная мисс Холланд живехонька. Диана испытывала скорее облегчение, нежели смущение. Он переводил взгляд с одной сестры на другую, терпеливо ожидая объяснений, и из-за его доброты Диана чувствовала себя еще хуже. Наверное, Сноуден заметил Уилла, но Диана боялась даже думать на эту тему.