— С чем вы его пьете? — спросил он, наливая темную жидкость из серебряного кофейника, стоявшего на маленьком столике.
Диана закусила губу: вообще-то она почти всегда пила чай.
— Так же, как вы.
— Хорошо.
Дэвис подошел к полке, где стояло несколько бутылок, и снял графин с каким-то темным спиртным, влил немного в каждую чашку.
— Пожалуйста, присаживайтесь, мисс Диана, — предложил Барнард, усевшись на краешке дивана.
Она села в плетеное кресло и стала греть руки о белую чашку с кофе. Запах виски, смешиваясь с парами кофе, ударил ей в нос. Даже в историческую ночь в оранжерее Генри Диана не ощущала так остро, что нарушает правила приличий. «Мама умерла бы, если бы знала, что я здесь!» — подумала Диана и тут же осознала, что эта фраза не столь уж забавна, учитывая нынешнее состояние здоровья ее матушки. Слабая улыбка ее угасла при этой мысли. Возможно, Дэвис почувствовал, что мысли Дианы обратились к неприличию ее визита: он сказал лукаво:
— Никогда не ожидал увидеть мисс Холланд здесь, в моей комнате.
Диана уклончиво пожала плечами и отхлебнула крепкого кофе. Потом встретилась с ним взглядом и, поскольку настроение ее было переменчиво, как могла, улыбнулась.
— Это самый лучший кофе, который мне приходилось пить, — жизнерадостно заметила она. — И вообще я пришла не для того, чтобы говорить о себе. Я могу кое-что продать.
— О? — Дэвис осушил до дна свою чашку и, поставив на заваленный бумагами стол, осведомился:
— Что же это?
— Ну, — начала Диана, возводя свои карие глаза к потолку, — если бы я была журналистом, то сформулировала бы это так: «Новоиспеченная миссис Ральф Дэрролл дала званый обед для узкого круга в своем новом доме на Мэдисон-авеню, подаренном ей дядюшкой по материнской линии к свадьбе в прошлом месяце. Как говорят, она уже носит платье в стиле, известном как „ампир"».
— Думаю, я вас понял. — Дэвис сделал паузу и, сплетя пальцы, положил на них подбородок. — Но это слишком уж тонко для простого читателя, вам не кажется?
Слегка уязвленная, поскольку работала над этими фразами все утро, Диана уперла руки в бока и сделала новую попытку:
— А что, если вы добавите: «Уж не по той ли самой причине славная императрица Жозефина предпочитала этот стиль? В таком случае, не пройдет и полгода, как появится Ральф младший».
— Очень хорошо, мисс Ди. Я вижу, что вы поклонница моих колонок.
Диана радостно улыбнулась при этом комплименте, проигнорировав его вторую часть. Она посмотрела на семейные дагерротипы на каминной полке, затем перевела взгляд на томик поэзии в кожаном переплете, лежавший на краю стола возле нее.
— Я дам этот материал на этой неделе, — сказал Дэвис.
Диана посмотрела на него. Сама не понимая, почему эта новость так ее обрадовала, она захлопала в ладоши, как маленькая девочка.
— Ставка та же, — продолжал Дэвис, не сводя с нее внимательных темных глаз. — Конечно, я мог бы удвоить вашу оплату.
— Как? — спросила Диана, делая вид, будто умеет торговаться.
— Читатели колонки светских новостей всегда интересуются делами Холландов, и, несомненно, им бы хотелось узнать, что делала мисс Диана Холланд у мистера и миссис Ральф Дэррелл, когда, согласно всем правилам света, она должна бы сидеть, вся в черном, дома и оплакивать свою сестру или, быть может, ухаживая за своей матушкой, которая, как говорят, неважно себя чувствует…
Диана поспешно отвела взгляд от Дэвиса. Она никогда не была примерной девочкой, но ей стало не по себе от того, что она сидит в этой маленькой комнате, пьет кофе с виски и разглашает секреты своих знакомых. Но, с другой стороны, это было так волнующе! Встав, она подошла к окну со старыми кружевными занавесками и оставалась там, допивая кофе.
— Вы для меня совсем особый источник, — продолжал Дэвис более серьезным тоном. — Я никогда бы не написал о вас, если бы вы не разрешили. И я знаю, что ваша матушка старомодна. Но я также знаю, что вы выезжали в свет с тремя джентльменами за последние несколько дней, так что, думаю, миссис Холланд преследует цель, которой не помешает, если я упомяну ваше имя…
Разумеется, Диана, глядя в окно на толпы людей в темной одежде, спешащих домой со службы, не думала о реакции ее матери на упоминание имени дочери в газете. Нет, она рисовала себе, как Генри, прочитав, что она была в свете с его другом, побагровеет от ярости и, быть может, вызовет Тедди на дуэль. О, конечно, она не хочет, чтобы кто-нибудь пострадал, но не мешает дать мужчине небольшую оплеуху, чтобы он вспомнил, кого он любит по-настоящему. Правда, она не знала, каковы чувства Генри. Быть может, он больше увлечен Пенелопой, нежели ею, но хотелось, чтобы он сожалел, что потерял Диану. Ей хотел ось, чтобы он мучился, как она. Даже больше.
Сейчас, когда она стояла у окна и смотрела на улицу, продавая сведения, которые появятся в печати, ей пришло в голову, что она уже не невинна. Раньше ей один день казалось, что она очень опытная, а назавтра она просыпалась с чувством, что совсем наивна. Но теперь она была уверена, что перешла какую-то границу.
— Думаю, это будет очень интересной новостью, мистер Барнард, — сказала она наконец, отвернувшись от окна и усевшись на подоконник. — А если вы нальете мне еще немножко вашего волшебного кофе, я скажу вам, как это изложить.
Дэвис криво усмехнулся и снова подошел к горке. Диана обвела взглядом теплую маленькую комнату, которая идеально соответствовала ее представлениям о мансарде литератора, и с довольным видом вздохнула.
— Я бы начала так: «На приеме заметили, что очаровательная мисс Диана Холланд была поглощена интимной беседой…»
19
«Общеизвестно, что на любом званом обеде с незапамятных времен гостей сажают за стол так, чтобы дамы и кавалеры сидели вперемешку: кавалер, дама, кавалер, дама и так далее. Так назначено самой природой, и многие хозяйки дома приписывают себе честь создания романтических союзов.»
Ван Кэмп. «Руководство по домоводству для леди из высшего общества», издание 1899 года
— Вы что-нибудь заметили? — прошептала Изабелла Пенелопе, сидя рядом с ней за длинным обеденным столом Скунмейкеров в тот момент, когда подали оленину в винном соусе.
На хозяйке дома было платье из розовато-желтого тюля, отделанное старинными кружевами. Пару раз, когда она наклонялась, чтобы по-девичьи пошептаться, ее платье находилось в опасной близости от тарелки с маслом
— Ведь я нарушила маленькое правило!
Пенелопа действительно заметила, что все дамы были усажены в один ряд, и, хотя она предпочла бы сидеть рядом с Генри, она поняла гениальный замысел хозяйки: таким образом леди были как бы выставлены напоказ. Почти никто из них не мог сравниться с юной мисс Хэйз, а то, что она сидела рядом с Пруденс Скунмейкер, подчеркивало ее красоту больше, нежели если бы она соседствовала с джентльменом. Изабелла, сидевшая слева от Пенелопы, занимала ее разговором о нарядах. Эта тема всегда интересовала Пенелопу, но сейчас она к тому же узнала ценные сведения об излюбленных покроях Генри. К счастью, Пруди, сидевшая по правую руку Пенелопы, еще ни разу не раскрыла рот.
— Так гораздо забавнее, — продолжала щебетать хозяйка.
— Божественно, — ответила Пенелопа, пригубив шампанское. — Скоро вам станут подражать все остальные хозяйки. Конечно, вам следует быть осторожной, чтобы все мужчины Нью-Йорка не обвинили вас в том, что вы портите их жен.
Пенелопа повернулась своим острым белым плечиком к Пруди, которая в ответ на это замечание пробурчала что-то неодобрительное. А Изабелла уже повернулась к своей подруге Люси Карр, разведенной даме:
— Люси, ты только послушай, что говорит Пенни. Она только что сказала, что все мужчины Нью-Йорка скажут, будто я порчу их жен, и…
Пенелопа взглянула через стол, над вазой с орхидеями, на Генри. Он был разговорчивее, чем обычно, возможно, потому, что его соседом был Николас Ливингстон, который распространялся о яхтах. Генри ни разу за весь вечер не взглянул на Пенелопу. Однако это не умерило ее решимости. Она выбрала сегодня самый изысканный наряд, чтобы победить. Платье было такого нежного розового оттенка, что казалось белым. А маленькие медальоны и сто крошечных бантиков, украшавших платье, были ее любимого красного цвета. Вчера Пенелопа провела весь вечер у портнихи, добиваясь совершенства. Платье сидело идеально.