— Мы проехали Окленд? — спросила она.

— Да, несколько часов тому назад, — ответил он, оборачиваясь.

Этот ответ так расстроил Элизабет, что она не узнавала этого человека, пока он не произнес ее имя.

— Мисс Элизабег Холланд, — повторил он с ударением.

Взглянув ему в лицо, она поняла, что не обозналась: это Грейсон Хэйз, старший брат Пенелопы. Хотя она не видела его почти четыре года, она хорошо его знала. У него были высокие скулы, как у сестры, длинный нос и тонкие усики. Глаза голубые, как у Пенелопы, но близко поставленные, что почему-то придавало ему хитрый вид.

И вдруг Элизабет вспомнила, что ее считают умершей. Он смотрел на нее так, будто ему были ведомы все ее тайны. Впрочем, возможно, это просто метод запугивания, свойственный Хэйзам. В конце концов, он был за границей, так откуда ему знать о ней? К тому же, как все члены его семьи, Грейсон поглощен собой. Но Элизабет не нравилось, как он сверлит ее глазами. Он возмужал с тех пор, как они виделись в последний раз на танцах, устроенных в старом городском доме Хэйзов, на Вашингтон-сквер. Тогда он польстил ей, пригласив на танец, — она была очень молода, а он был одним из самых завидных холостяков. Однако посреди вальса он бросил ее, чтобы пригласить Изабеллу де Форд. Да, теперь его не назовешь мальчишкой. У него прическа, напомнившая ей о Генри. Все они носили такие прически — эти мальчики, которые смотрели на весь мир взглядом собственников.

— Вы, должно быть, обознались, — холодно произнесла она.

Затем повернулась и бросилась бежать по вагонам к Уиллу. Грейсон Хэйз не последовал за ней, хотя она на всякий случай оглядывалась. Добравшись до своего купе, она разбудила Уилла. Он медленно и лениво открыл глаза, а увидев ее, улыбнулся. И спросил, что случилось.

— Нам нужно сойти с этого поезда.

Ее голос дрожал, и она знала, что, если ей сейчас не удастся сделать глубокий вздох, она упадет в обморок. Наверное, Уилл почувствовал, как она взволнована: его улыбка угасла.

— Нам нужно как можно скорее сойти.

После своего плачевного визита к Пенелопе Хэйз Лина почти не покидала свой маленький прекрасный номер в отеле. Он становился для нее все прекраснее с каждым уходящим часом. Она сидела за маленьким полированным дамским бюро и смотрела на полированную кровать с голубым покрывалом, которое так сочеталось с обоями с узором из лилий. С возрастающей грустью она думала о том, что скоро уже не будет засыпать под этим потолком с золотой отделкой по краю. Лина с тоской взглянула на лампу с белым абажуром в виде букета тюльпанов и на ножке в форме медного стебля. Она покидала комнату, только чтобы позавтракать и прочесть газету. Однако ее имя больше не упоминалось. Чтобы наказать себя, она ложилась спать голодная. Уж слишком многого ей хотелось. Если бы она просто приобрела платье и манеры леди и прямиком отправилась к Уиллу, ничего этого бы не произошло. Но ей же хотелось, чтобы ее видели, ею восхищались; из-за этого тщеславного желания она утратила бдительность. Сейчас среда. В пятницу она станет бездомной. Она теперь вздрагивала при каждом звуке: ей казалось, что уже идут выселять ее из отеля. Даже тихий стук в дверь напугал ее. Заморгав, она взглянула на дверь. Интересно, почему управляющий не ворвался, чтобы выдворить ее? И тут до нее дошло, что нужно их впустить. Подойдя к двери, Лина осторожно ее открыла. Но это были не служащие отеля, а Тристан, смотревший на нее своими теплыми карими глазами. Он снял котелок, обнажив светлые волосы, слишком сильно отросшие. Он улыбался уголком рта.

— Вас просто так впустили?

Лина не скрывала своего удивления. Как ему удалось вот так пройти? Впрочем, нежное выражение его лица заставило ее забыть об этом. До этой минуты ей не приходило в голову, что вором мог оказаться Тристан, — но ласковый взгляд и знаки внимания, которые он оказывал ей прежде, убедили ее в несправедливости этого подозрения.

— Я решил вам доставить счета лично.

— О! — В голосе ее слышалось отчаяние.

— Так не приветствуют человека, который принес подарки, — укорил ее Тристан, вынимая продолговатую коричневую коробку с логотипом «Лорд энд Тейлор».

Он скрывал ее под пальто, переброшенном через руку. В Лине снова пробудилась тяга к роскошным вещам, и она протянула руку к коробке. Тристан с улыбкой отпустил коробку. Сняв крышку, она увидела пару белых замшевых перчаток для театра, упакованных в красную папиросную бумагу. Они были по локоть, с маленькими жемчужными пуговками на запястье.

— Они красивые! — прошептала она.

— Подарок от вашего пламенного почитателя. Я подумал, что они вам пригодятся теперь, когда вы ездите в оперу.

Лина встретилась взглядом с гостем. Значит, он тоже читал эту колонку.

— Полагаю, вы та самая мисс Брод, о которой написано в газете. Надеюсь, вы не слишком заважничали и впустите меня? — продолжал Тристан, уже закрывая за собой дверь и бросая свое пальто на кровать. — Надеюсь, вы не влюбились в этого старика, — заметил он небрежным тоном, окидывая взглядом комнату. — Я забеспокоился, поскольку вы так давно не заглядывали в наш магазин.

Лина не ответила на последнее замечание. Ее внимание было приковано к перчаткам. Они напомнили ей обо всем, что она потеряла, и ей стало себя жаль. Она почувствовала, что сейчас расплачется.

— В чем дело? — встревожился Тристан.

Он положил Лине руку на плечо, и от этого ласкового жеста она еще острее почувствовала, как несчастна, и прикрыла руками лицо, по которому струились горячие слезы.

— Не надо, мисс Брод, — уговаривал Тристан. — Вы же не думаете, что ваша репутация погибла, не так ли? Вовсе нет. Я же просто пошутил. Я-то знаю, что вы в него не влюблены, и все остальные тоже знают. Если бы вас часто видели с разными мужчинами такого типа, тогда вы были бы в опасности, но один такой случай вам не повредит. Кроме того, всех так отвлекло сообщение о вас в светской хронике, что никто и не думает о благопристойности.

— О, дело не в этом, — рыдая, возразила Лина.

Ей так хотелось к Уиллу, чтобы признаться во всех своих ошибках и просчетах. Но сейчас рядом был только Тристан.

— Тогда в чем же?

Лина взглянула на продавца, подавив рыдание. Лицо ее покраснело, глаза распухли. В голосе Тристана слышалось такое участие, что ей захотелось рассказать ему все.

— У меня украли кошелек.

Улыбка Тристана угасла.

— Кошелек?

— Да, из моей комнаты, в тот вечер, когда я была в опере. В нем было более двухсот долларов, и их забрали — все!

— В таком случае вам нужно рассказать администрации.

— Нет-нет, — поспешно возразила Лина. Ей было стыдно смотреть на Тристана. — Только не это.

Тристан взял ее за руки. От этого ласкового прикосновения ей еще сильнее захотелось плакать. Ей так давно никто не выражал сочувствие, не проявлял доброты.

— Почему? Вы подозреваете кого-то близкого… или кого-то, кто понесет суровое наказание? — Лина отрицательно помотала головой. — Но даже в этом случае так много слез из-за такой ничтожной суммы. — Он неловко рассмеялся, сжимая ее руки. — Конечно, для такого как я, это большие деньги. Но для вас, дорогая Каролина, это не такая уж потеря, не правда ли?

— Это все, что у меня было! — выпалила она.

После этих слов ей стало легче: наконец-то она с кем-то поделилась, что у нее нет никаких средств. Тристан отступил на шаг:

— Но ваше наследство?..

— Я не наследница, — заскулила Лиина.

Итак, правда вышла наружу. Она посмотрела в глаза Тристану, чело которого нахмурилось, но взгляд был по-прежнему сочувственным.