Г. Эфрон, бывший недолгое время воспитанником интерната, записал в своем дневнике: «Режим дня: завтрак в 8 ч., второй завтрак в 13 30, ужин в 7 ч. Утром я хожу с товарищем по палате, где мы спим, на занятия по антихимической защите, мы учимся, чтобы быть руководителями. Это нудно, просто скучно, вот и все… Большинство населения детдома в колхозе. Я могу вписать в список моих достижений тот факт, что мне удалось не ехать в колхоз, хотя у меня для этого не было достаточно причин» [645] .
В начале 1942 года детский дом в Чистополе получил от Литфонда телеграфное распоряжение о том, чтобы в случае длительного, ничем не обоснованного неплатежа за содержание детей писателей-фронтовиков ни в каких случаях их не откреплять, предоставляя семьям фронтовиков длительные рассрочки [646] .
Дети ленинградских писателей были эвакуированы в деревню Гаврилов Ям Ярославской области (впоследствии интернат перевели в деревню Черная в Сибирь). Первоначально там было 150 детей, потом добавилось еще 75. Всего в интернате разместили 370 детей. Начальником интерната в 1941–1943 годах была критик А. Лаврентьева-Кривошеева, поваром — Н. Гор, сестрой-хозяйкой — Н. Ванина. Работала здесь и М. Чуковская, которой привелось носить на плечах огромные мешки с мукой. Под руководством Т. Трифоновой дети создали миниатюрное подсобное хозяйство. Вместе со взрослыми они заготавливали дрова, помогали соседней деревне, где остались только старики и инвалиды, ходили на прополку огородов. Был и культурный досуг — выпускали боевые листки, стенгазеты, участвовали в художественной самодеятельности [647] .
В военную комиссию ССП поступило заявление от семей ленинградских писателей-фронтовиков. В нем говорилось о том, что во время эвакуации детей и семей писателей 5 июля 1941 года был выделен небольшой эшелон, в котором не смогли поместить достаточное количество детской одежды. Они просили откомандировать в Ленинград С. Острову-Альтман, чтобы она привезла в Молотовскую область в деревню Черную необходимые вещи [648] .
Некоторым интернатам, в том числе и ленинградскому, пришлось пережить вторичную эвакуацию, потому что сначала их разместили на территории, до которой вновь докатилась линия фронта. К вторичной эвакуации детей готовили воспитатели. Новые переезды были более длительными, и работникам интернатов пришлось бороться с такими последствиями этих крайне тяжелых путешествий, как вшивость, плохое физическое состояние детей из-за усталости и недостаточного питания [649] .
В 1942 году в детском саду и интернате Литфонда в Чистополе питались 280 детей, сто из которых жили вне этих учреждений. Там же питались 85 служащих и сотрудников детского сада и интерната, которые получали то же питание, что и дети. Местное руководство Литфонда разрешило также питаться там десяти-пятнадцати тяжело больным, престарелым и беспомощным писателям. Об этом знали все жители города, распространявшие многочисленные нелепые слухи и сплетни. Дошли они и до руководства Литфонда в Москве, которое в постановлении от 18 марта 1942 года потребовало прекратить подобную практику [650] .
Это решение породило новые проблемы у местного руководства писательской организации, так как лишенными помощи оказались самые обездоленные писатели. Столовая при Литфонде не работала, и питаться им было просто негде. Это вынудило К. Федина обратиться к М. Храпченко и В. Хмаре за помощью и разъяснениями, как поступить в данной ситуации [651] .
Вопросы продовольственного снабжения детей в эвакуации стояли очень остро. В период пребывания детей в Берсуте летом 1941 года ситуация была еще сносной. Но после перевода детского дома в Чистополь положение значительно ухудшилось. Однако благодаря запасам, сделанным в предыдущий период с помощью жесткой экономии, затруднения кое-как преодолевались. В дальнейшем месячное снабжение сократилось настолько, что могло удовлетворить нужды детей только на две недели. «Первоначально мы [интернат] получали на месяц: мясных продуктов до 2,5 тонн, масла 800–600 клгр., крупяных, мучных, кондитерских изделий, а также соленой рыбы, сельдей — в достаточном количестве».
С декабря 1941 года поставки продовольствия резко уменьшились: мясных продуктов — в 18 раз, масла — в 6, отпуск рыбы и сельдей совершенно прекратился, недостаточно отпускалось мучных и крупяных изделий.
Вследствие этого «…здоровье детей подорвалось, снижение веса, ослабление сопротивляемости вызвали массовое заболевание стоматитом, на почве авитаминоза — инфекцией на коже (импетиго)» [652] .
И все же об организации питания детей у И. Вангенгейм, жены немецкого писателя-антифашиста, сохранились хорошие воспоминания. Трудно судить, нет ли здесь преувеличений, но в целом описание снабжения самых маленьких, которые жили в детском саду вместе с матерями, представляет интерес: «Жилье, двухразовое ежедневное горячее питание и удивительно хорошее обеспечение всех детей. До трех лет они все получали фактически бесплатно…
В повсеместно оборудованных коммунальных пунктах снабжения матери и ребенка я получала в бутылочках и фарфоровых горшочках все превосходно приготовленное суточное питание для Эдди, включая овощные и фруктовые соки» [653] .
Несмотря на трудности с продовольствием, которые испытывали интернаты, родители отдавали туда детей, поскольку сами не могли им обеспечить даже такого питания. Ц. Воскресенская вспоминает: «Многие дети жили в интернате, как моя сестра Тата, хотя родственники находились тут же, в городе. Но там было проще с питанием. А у мамы был панический страх, что не прокормит нас наш аттестат Ильи Львовича [отчим автора воспоминаний], равный 1000 руб. (килограмм масла на рынке стоил 800 руб., буханка хлеба 600 руб.)» [654] .
На местах работники Литфонда и жены писателей придумывали различные мероприятия с тем, чтобы достать средства для обеспечения детей. Так, 29–30 августа 1942 года в Ташкенте, в парке имени Пушкина, Л. Толстая, Т. Иванова и Абдурахманова организовали гуляния. Вход в парк в эти дни был платным, а собранные средства шли на нужды детей. Конечно же, желающие погулять в парке за деньги вряд ли бы нашлись, но во время гуляний была организована продажа продуктов по низким ценам. «Большинство дам, привлеченных комиссией помощи эвакуированным детям, приехали в парк для закупок пирожков, винограда, коврижки, булок. О детях никто и не знает, и не помнит. Но хоть деньги идут им. „Тугие на подъем“ артисты хотят, чтобы им возможно больше платили, а устроители — ибо деньги должны идти на детей возможно больше — хотят платить возможно меньше» [655] .
Для обеспечения детей одеждой СНК СССР издал распоряжение № 17777р от 16 сентября 1942 года [656] , согласно которому Союзу писателей за счет резервов СНК отпускалось 500 комплектов детских пальто, 500 комплектов ботинок с глубокими калошами, 500 пар валенок. Этого количества было недостаточно, чтобы одеть всех детей в литфондовских интернатах. Но все же по сравнению с другими писательские дети были обеспечены лучше.
В 1943 году положение с питанием не изменилось. Совет писателей при уполномоченном Литфонда в Чистополе направляет письмо на имя Г. Хесина, М. Храпченко, А. Фадеева, В. Ставского, К. Тренева, в котором обращает внимание на необходимость «принятия самых срочных мер по поднятию питания детей в учреждениях Литфонда». В письме говорится о том, что «многие дети имеют худосочный вид, теряют в весе, возрастает количество заболеваний среди детей и т. д.» [657] . На одного ребенка выделялось ежемесячно по 400 граммов сахара, мяса и жиров, один килограмм муки. Все остальное детские учреждения должны были покупать на «вольном рынке», где цены неуклонно росли, а норма в 8 рублей на одного ребенка оставалась неизменной. Поэтому рацион питания постоянно снижался. Ситуацию усугубляли прекращение отпуска по нарядам картофеля — основного продукта питания, отсутствие запасов овощных и других фондов. А окончание учебного года и усиленные занятия детей, начало сезона сельскохозяйственных работ, в которых принимали участие старшие школьники, требовали увеличения рациона. Авторы письма отмечали, что такое положение продлится три-четыре месяца, а затем начнет давать урожай литфондовский огород, поэтому экстренная помощь необходима хотя бы на текущий период. Выход из сложившейся ситуации они видели в увеличении денежной нормы, выделяемой на питание ребенка.
