Лечение в кремлевской больнице не удовлетворяло жену писателя. Ему давали три раза в день по чайной ложке витаминов и снотворное. Писатель находился в палате на одного человека, но там было слишком жарко (из-за большого количества батарей). Постоянно меняли сестер и сиделок, что его очень нервировало.

Вмешательство Вишневецкой в больничные дела раздражало и врачей, и администрацию. Из-за того, что она велела слесарю перекрыть батареи в палате мужа, ей запретили находиться в больнице постоянно. Она настаивала на проведении консилиумов, а когда просьбы не действовали, обращалась к М. Суслову и А. Фадееву. Благодаря их вмешательству ей разрешили чаще бывать в больнице и созвали консилиум.

Вишневскому вовремя не диагностировали пневмонию, которая усугубила болезнь писателя, и он умер.

Воспоминания Вишневецкой дают нам несколько образчиков «кремлевской» медицины. Когда сама художница ночью была доставлена в эту больницу с воспалением брюшины и температурой 40 градусов, ей тут же принесли «ужин»: кулебяку и винегрет.

Главврач больницы запрещала больным лежать в пижаме или кальсонах. У Вишневского был жар, и он раскрывался. Когда жена зашла в палату, она увидела такую картину: «Две сестры навалились на него в буквальном смысле слова и держали одеяло у горла, а он из последних сил, надрываясь, ручонками их отталкивал».

Вишневецкая побежала за дежурным врачом, которая приказала прекратить эту борьбу и проветривать палату.

Свидетельствует о хамстве и бестактности обслуживающего персонала больницы и другой случай: «Всеволоду ставили при мне клизму… он не удержался и немножко запачкал простыню. Вдруг сестра… говорит ему: „Что же вы себя в говне вываляли и меня говном измазали?“ Всеволод так на нее посмотрел и так показал ей на дверь рукой, что она побелела, я схватила ее за руку и вывела из комнаты». Вишневецкая пошла к главврачу, рассказала об этом эпизоде и думала, что сестру выгонят с работы. Но ее не только не выгнали, а отправили обратно в палату, а жене писателя сказали, что «нужно приучать к ней больного».

В заключение этой истории необходимо сказать об особенностях характера С. Вишневецкой. Она, как большинство творческих людей, отличалась повышенной эмоциональностью, была натурой страстной и увлекающейся. Безусловно, многое в своих воспоминаниях она преувеличила и по-своему интерпретировала, но все же некоторые детали в этой истории весьма показательны.

Бесспорно и влияние «дела врачей» ^[772] на автора этих воспоминаний. Поразительно, что это дело оказало воздействие не только на невежественные и забитые слои населения, но и на образованных людей. Известно, что после этого дела были зафиксированы многочисленные случаи отказа от медицинской помощи и приема лекарственных средств.

Сначала Вишневецкая говорила, что «мысль о вредительстве» не приходила ей в голову. А затем, уже задним числом, у нее возникли подозрения. По поводу того, что ей запрещали находиться в больнице, она писала следующее: «Тогда я считала это личным выпадом Поповой против меня. Позже я узнала, что то же самое происходило с большинством жен и теперь думаю, что Попова просто не хотела иметь свидетелей (родных) своих преступлений». Вишневецкая сделала такой вывод: «Если они хотели уничтожить наших лучших генералов, то весьма вероятно, что они хотели уничтожить человека, тридцать лет возглавлявшего оборонную литературу, воспитывавшего десятки оборонных писателей».

С сильно пошатнувшимся здоровьем вернулась из эвакуации в Ленинград О. Форш. У нее наблюдались неправильный обмен веществ, бронхиальная астма, воспаление нервных корешков, ревматические и подагрические боли и судороги в ногах, такие, что временами она не могла ходить сама, тромбофлебит и катаракта обоих глаз ^[773] .

Обследование, проведенное И. Альтманом в конце 1946 года, выявило отсутствие у писателей ежегодного оплачиваемого отпуска, плохие жилищные условия, неудовлетворительное питание и снабжение, что, безусловно, отрицательно сказывалось на состоянии их здоровья. Из 155 писателей, обследованных в ходе выборочной диспансеризации, сердечными заболеваниями страдало 100 человек (из них 25 — гипертонией), артериосклерозом — 15, заболеваниями сердечных мышц — 25, грудной жабой — 8, нервными болезнями — 21, желудочно-кишечными болезнями — 7, фиброзно-туберкулезными болезнями — 5, прочими — 22 ^[774] .

В Ленинграде многие писатели страдали так называемой послеблокадной гипертонической болезнью с тяжелыми явлениями со стороны сердца, почек и нервной системы, среди них отмечались случаи туберкулеза легких, стойкие последствия дистрофии и авитаминоза, резко прогрессирующие анемии с частыми нарушениями кровообращения.

В 1947 году Литфонд организовал для писателей собственные закрытые поликлиники в Москве, Ленинграде, Киеве и Баку ^[775] .

В 1948 году, вследствие отказа финансовых органов утвердить штатный фонд лечебного отдела, Ленинградское отделение Литфонда было вынуждено прекратить оказание собственной медицинской помощи писателям и их семьям ^[776] .

Заболевшим литераторам оказывалась материальная помощь. В письме к К. Симонову от 8 июня 1948 года М. Алтаева просила выдать пособие или ссуду на лечение в 5 тысяч рублей. Она болела в течение осени-зимы и не смогла вовремя сдать в издательство свою книгу «Чайковский». Кроме того, по состоянию здоровья ей необходимо было делать уколы каждые три часа. Больничные листы ей не оплачивали в полном объеме, ссылаясь на формальные признаки: «…только что был случай, когда Литфонд отказался уплатить мне по бюллетеню на основании того, что по отдельным листкам на протяжении 1,5 мес. у меня были пропуски в несколько дней, когда я пробовала работать и не смогла… Литфонд требует, чтобы каждый листок был не менее 11 дней, а у меня были… девятидневные…» ^[777]

В первые послевоенные годы большая часть ведущих писателей лечилась в Центральной поликлинике Лечебно-санитарного управления Кремля. Но в начале 1949 года все они были от нее откреплены. Часть литераторов стала пользоваться услугами Центральной поликлиники Министерства здравоохранения, другая — поликлиникой Литфонда ^[778] . Однако вскоре начали поступать жалобы писателей на несвоевременную и неквалифицированную медицинскую помощь. Так, чтобы попасть к врачу, в поликлинике Литфонда нужно было записываться за неделю. Находилась она в малоприспособленном помещении Центрального театра Красной Армии и была очень плохо оборудована. Вызывало нарекания медицинское обслуживание на дому. Чтобы положить писателя в больницу, требовалось ходатайство Секретариата ССП в соответствующую организацию.

Руководство писательской организации пыталось помочь в первую очередь больным и престарелым литераторам. В июне 1948 года было принято постановление ССП об установлении стипендий писателям, частично или полностью утратившим работоспособность и имевшим литературные заслуги ^[779] . Девять писателей получили пожизненные стипендии в размере 500 и 300 рублей, в отношении одного было возбуждено ходатайство о предоставлении ему персональной пенсии, а другому было установлено ежемесячное пособие на лечение в размере 750 рублей в течение семи месяцев.

Жизнь восстанавливалась, возобновилась и деятельность литфондовских домов отдыха и творчества. В 1946 году начали работать базы отдыха для писателей в Майори (на Рижском взморье), в Переделкине, в Эртелеве (близ Воронежа), в Келломяках (под Ленинградом), в Гаграх, Сатурамо (возле Тбилиси) и Дарачичаге (Армения). Взамен разрушенных фашистами зданий оздоровительных учреждений в Ялте, Коктебеле и Ирлене (на Украине) были построены новые корпуса ^[780] .