Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Умирали втроем

О, если бы в последний раз!
Готовы мы терпеть все муки,
Чтоб лишь из книг узнали внуки
Все то, что терпим мы сейчас.
А. Курошева

К началу войны писательская организация Ленинграда вместе с членами групкомов насчитывала приблизительно 400 человек Около 150 из них ушли в армию и на флот в первые дни войны. Примерно 40 человек из тех, кто по возрасту или по состоянию здоровья не подлежал призыву, записались в народное ополчение. Как и в Москве, из литераторов было сформировано воинское подразделение — писательский взвод. Его командиром стал участник Гражданской войны старший батальонный комиссар С. Семенов. Так как писательская организация размещалась в Дзержинском районе, взвод вошел в состав Дзержинского полка 1-й дивизии народного ополчения, созданной в основном из рабочих Кировского завода.

Когда о писательском взводе узнало командование, из его состава скомплектовали редакцию дивизионной газеты «За советскую Родину». Затем некоторые из писателей были отозваны в ЛенТАСС и на преподавательскую работу. Остальные литераторы были направлены в газеты Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов.

При политуправлениях Ленинградского фронта и Балтийского флота были сформированы оперативные группы писателей, которые возглавили соответственно Н. Тихонов и Вс. Вишневский. Члены этих групп постоянно бывали в редакциях армейских, дивизионных, флотских и корабельных газет, выступали перед бойцами и матросами.

На митингах, состоявшихся во всех организациях в начале войны, некоторые ораторы из числа писателей в своих речах допустили явные «перегибы». Например, на митинге в ЛССХ Серов говорил о том, что людей, не идущих в добровольцы, нужно рассматривать как фашистов. В результате в военкоматы отправились люди, совершенно не годные для службы в армии, среди которых были Л. Успенский, Воинов, М. Зощенко, Л. Борисов. Как правило, их оттуда возвращали домой [580] .

Первая боевая потеря ленинградских литераторов — писатель Л. Канторович.

Вскоре началась эвакуация, но многие ленинградцы отказывались уезжать. Во-первых, эвакуация считалась аморальным поступком, проявлением трусости. Во-вторых, люди беспокоились о сохранности жилья и имущества, были не уверены в том, что им удастся затем вернуться в город.

К началу августа 1941 года в Ленинграде осталось 158 писателей. Правление Ленинградского отделения Союза писателей, иногда в очень узком составе, собиралось два раза в неделю. Оно утверждало списки эвакуируемых семей, писателей, получавших карточки первой категории, столующихся в Доме писателя.

Заменяя ушедших на фронт руководителей писательской организации, в Союзе с утра до ночи работала В. Кетлинская. По ее воспоминаниям, самым трудным делом в этот период была эвакуация: «Кроме женщин и детей предполагалось эвакуировать нетрудоспособных и престарелых писателей. Ссылавшихся на всякие хвори было немного, зато больных, уверяющих, что они здоровы, — более чем достаточно. Как сказать такому писателю, что он будет обузой в городе, к которому все ближе подкатывается фронт?.. Списки на эвакуацию составлялись, фамилии то вычеркивались, то снова вносились в список» [581] .

Материальное положение многих писателей резко ухудшилось. Практически прекратилась публикация ранее принятых и одобренных рукописей. Исключение составляли «мобилизационные» произведения и, как отметил в своем военном дневнике Э. Голлербах, те, которые издавались «по блату». Многие писатели держали деньги в Сбербанке, а по вышедшему в июле 1941 года распоряжению со счетов выдавалось не более 300 рублей в месяц. Некоторые из писателей в связи с этим находились в полном замешательстве, поддавались панике. По свидетельству очевидца, «Лавренев нашел возможным устроить „сцену“ главбуху Гослитиздата за то, что тот перевел ему очередной гонорар на сберкнижку. „…Из сберкассы нельзя взять больше двухсот рублей! А известно вам, сколько у меня денег на текущем счету? 65 тысяч!“» [582] . Но затем вышло распоряжение, по которому писателям можно было снимать по тысяче рублей в месяц.

Литераторы посещали столовую Дома писателей, где можно было получить обед и купить кое-что в дополнение к карточкам. Туда стали пускать только членов ССП и горкома писателей. К середине сентября они могли получить обед только по карточкам. Без них выдавали только жидкий суп, кисель и чай. Гораздо более выгодным было положение служащих Дома писателей, которые получали обеды и хлеб без карточек.

В октябре в столовой была обнаружена растрата. Оказалось, что в минувшем месяце всем столующимся полагалось по 100 граммов хлеба и мясо каждый день без карточек Реакция писателей, по свидетельству очевидца, была довольно пассивной: «Об этом теперь много говорят, этим горячо возмущаются, но дальше разговоров и выбора какой-то „столовой комиссии“ дело не пошло» [583] .

Из-за голода у некоторых литераторов начались изменения в психике. Например, в октябре 1941 года известный текстолог, редактор классиков К. Халабиев опасался, что его работа будет признана вредительской [584] . Артистка Грибунина, очень привязанная к своему коту и делившаяся с ним своей скудной едой, стала следить за одним из актеров, которого она подозревала в желании съесть ее любимца. Но даже в таких условиях писатели находили в себе силы острить. По этому поводу была написана такая эпиграмма:

Кошку Грибуниной еще не съели.
Что ж. Подождем до конца недели.
Если ж она принесет котят,
И их съедят [585] .

Из-за нехватки продовольствия ленинградцы страдали истощением. Это явление повсеместно наблюдалось уже осенью 1941 года. С 1 декабря 1941 года по 4 января 1942 года по причине алиментарного истощения 2-й степени (отечная форма), авитаминоза и реактивного невроза находился в эвакогоспитале Вс. Вишневский [586] . В госпиталь писатель поступил в тяжелом состоянии, после довольно продолжительного лечения был выписан. Но окончательно вылечиться ему не удалось, так как надо было возобновлять работу. Врач прописал пациенту усиленное, богатое белком и витаминами питание (мясо, консервы, рыба, капуста, морковь), запретил ему хождения пешком.

Ленинградские писатели встречались с фронтовиками, выступали на радио, писали для прессы. Одной из самых больших трудностей для их работы было отсутствие более или менее приемлемых помещений для творческой работы. У себя дома литераторы трудиться не могли из-за холода и отсутствия электричества, поэтому работали, как правило, в Доме писателей. Но затем там отключили электричество. Президиум ССП обратился с письмом в Ленинградский обком ВКП(б) с просьбой включить Дом писателей в список учреждений и предприятий города, пользующихся электроэнергией, причем речь шла об освещении лишь двух-трех комнат, необходимых для работы [587] . Там же, в Доме писателей, было организовано своеобразное общежитие, где литераторы проживали и могли коротать свободное время. Например, для женщин выделили Готическую гостиную.

Несмотря на все трудности, писатели Ленинграда продолжали работать. К Новому году они выпустили устный альманах, такой же альманах был выпущен к ленинским дням. Была также подготовлена книга для издания в Москве.

вернуться

580

Голлербах Э.Из дневника 1941 г. / Голоса из блокады. С. 166.

вернуться

581

Кетлинская В.«Деятельной старости пора» / Ольга Форш в воспоминаниях современников. С. 135.

вернуться

582

Голлербах Э.Из дневника 1941 г. С. 164.

вернуться

583

Там же. С. 180, 186.

вернуться

584

Там же. С. 28.

вернуться

585

Фролова Е.За кулисами «Александринки»/ Голоса из блокады. С. 415.

вернуться

586

Справка бригадного комиссара В. Вишневского // РГАЛИ. Ф. 1038. Оп. 1. Д. 4055. Л. 70.

вернуться

587

Письмо секретаря Президиума ССП по оргвопросам П. Скосырева в Ленобком ВКП(б) // Там же. Ф. 631. Оп. 15. Д. 600. Л. 1.

60
{"b":"155355","o":1}