3 января 1942 года при московском Бюро Правления ССП была организована военная комиссия, которую возглавил А. Карцев. В функции комиссии входили учет писателей-фронтовиков, отслеживание их творческой работы, связь с издательствами и редакциями для помощи в опубликовании произведений литераторов на военные темы, а также руководство Бюро пропаганды ^[487] .

Недовольство деятельностью руководства писательской организации высказывалось не только в период проведения эвакуации. Даже А. Толстой, которому всегда была свойственна лояльность к всякого рода властям, 14 декабря 1941 года пришел в ЦК КП(б) Узбекистана и от имени всех московских писателей, находившихся в Ташкенте в эвакуации, заявил, «что Фадеев и его помощники растерялись, потеряли всякую связь с писателями, судьбой их не интересуются и занимаются главным образом устройством своих личных дел в г. Чистополе» ^[488] . Дело дошло до того, что группа писателей на своем собрании постановила объявить выдачу мандатов на руководство писателями, произведенную А. Фадеевым, незаконной. Было составлено письмо в ЦК ВКП(б), где содержались прямые намеки на необходимость отстранения А. Фадеева от руководства Союзом писателей.

Вряд ли в то время центральные органы ССП имели возможность эффективно руководить работой региональных объединений. Чаще они оказывали индивидуальную помощь литераторам, по тем или иным причинам попадавшим в поле зрения руководящих работников писательской организации. Например, особую заботу проявлял А. Фадеев о народной сказительнице М. Крюковой. 2 августа 1942 года он направил телеграмму об условиях ее жизни в архангельский обком ВКП(б). В ответ на нее ответственный работник обкома сообщил, что был принят ряд мер по улучшению снабжения сказительницы. Колхоз выделял ей молоко, рыбу, заготавливал дрова на зиму, архангельское отделение Союза писателей выписывало для нее газеты «Правда», «Известия», «Литература и искусство», а также выделяло бумагу и конверты. Облздравотделу было дано указание о систематическом наблюдении за ее здоровьем. Но М. Крюкова нуждалась в литературно грамотном работнике, которого на месте найти было невозможно, поэтому секретарь архангельского обкома Калачев просил Правление ССП установить связь с находящейся в Ленинграде фольклористкой Морозовой-Бородиной, с которой сказительница работала ранее, и направить ее для продолжения их совместного творчества ^[489] .

В 1944 году уполномоченный архангельского отделения Союза писателей Чирков и члены местного Президиума Беляев и Миронов обратились к председателю ССП Н. Тихонову, заведующему Отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) А. Александрову с жалобой на руководство писательской организации и центральную печать. Они жаловались на плохие материально-бытовые условия писателей-северян, многие из которых часто выезжали на фронт и жили в тяжелых климатических условиях. Из всех писателей архангельского объединения по приказу Наркомторга № 308д6 специальным снабжением обеспечивались только Ю. Герман и М. Крюкова, да и то благодаря персональной телеграмме А. Фадеева и деловым связям с Комитетом по делам искусств. Другие писатели Севера не снабжались промтоварами и дровами ^[490] .

Работу Союза советских писателей критиковали и в Москве. Так, на Пленуме Правления ССП, состоявшемся 5–9 февраля 1944 года, Б. Горбатов говорил: «…Президиум союза превратился в бюро по распределению продовольственных карточек и промтоварных ордеров». ^[491]

Безусловно, Союз писателей увяз в текучке, решая множество «мелких» вопросов повседневной жизни писателей. Но зачастую без решения таких вопросов литераторы просто не могли заниматься своей творческой работой. В январе 1944 года писательская организация ходатайствовала об освобождении от привлечения к трудовым работам жены К. Паустовского В. Навалишиной. Мотивировалось это тем, что в тот период писатель активно трудился над оборонной повестью, пьесой для Камерного театра и над рядом рассказов для центральных газет и журналов, а также для иностранной прессы. Без помощи жены, которая была его многолетним литературным секретарем, работа могла бы застопориться. Кроме того, К. Паустовский страдал сердечной астмой и нуждался в постоянном наблюдении и уходе, чем также занималась его жена ^[492] .

Анализируя почту, поступавшую в Союз писателей, видно, что во время войны появились специфические просьбы: помочь эвакуироваться, а затем и реэвакуироваться, установить чье-либо местонахождение. Тогда же появляются ходатайства о выдаче пропусков в крупные города. Причины указывались разные: кому-то нужно было ехать в творческую командировку для окончания работы над произведением или для постановки пьесы, кто-то хотел повидаться со своими родственниками, забрать вещи, необходимые в эвакуации, или же выселить посторонних жильцов из своей квартиры. После войны подобные просьбы также встречаются, хотя и значительно реже. Связано это было с тем, что не все еще вернулись из эвакуации.

Организация работы Правления ССП в те годы носила особые черты военного времени. В помещении Союза писателей было организовано круглосуточное дежурство. Дежурили писатели, как правило, по 12 часов: следили за затемнением помещений, получали распоряжения от военных и гражданских властей и принимали меры к их выполнению. Более 90 процентов обращавшихся к дежурным пытались выяснить телефон или адрес того или иного писателя. Исходили подобные просьбы из различных организаций, от коллег, друзей и родственников — дело в том, что во время войны у многих были изменены номера телефонов, многие жили не в своих квартирах, а у близких и знакомых. Иногда какому-либо учреждению нужно было уточнить инициалы писателя. Представители правительственных, партийных и государственных организаций часто разыскивали А. Фадеева. Тогда дежурный либо давал номер телефона квартиры, где тот тогда жил, либо отправлял к Фадееву курьера с сообщением. Во время чтения записей того периода иногда создается впечатление, что дежурные были нужны только для розыска руководителя Союза писателей. Типична запись, сделанная З. Рихтером 13 апреля 1942 года: «В 23 часа 15 м. на квартиру Антокольскому, где живет Фадеев, с письмом Болехова был послан курьер Новожилов» ^[493] . Кстати, один из дежурных обратил внимание на то, что имевшиеся списки телефонов и писателей, находившихся в Москве, во многом не соответствовали действительности.

Вопросы задавались иногда самые неожиданные. Например, 14 июля 1943 года «некто, назвавшийся удмуртским писателем, наводил справки о методике [неразборчивое слово] литерных обедов, но, узнав об их качестве, отказался от дальнейших расспросов» ^[494] .

Использование Правления в качестве справочного бюро навевало на дежурных тоску. Проскучав двенадцать часов, Д. Бродский поместил в дневнике дежурств отчет в стихотворной форме:

Во время войны писатели не изменяли своей прочно укоренившейся привычке в любых жизненных обстоятельствах обращаться в ССП. В дневнике дежурств 25 ноября 1942 года сделана запись: «Около 8 часов позвонила Торкина о том, что член союза Роза Абрамовна Розенталь разбила на улице себе руку, находится в ПНП. Пункт неотложной помощи не может предоставить транспорта, чтобы доставить пострадавшую в институт Склифосовского. Требуется в этом отношении помощь союза» ^[496] . Сохранилась запись Д. Бродского о другом эпизоде, случившемся 5 марта 1943 года: «В 3 30 ночи был разбужен т. Сергеевой (дежурила в 4 комнате), которая позвала меня к телефону. Оказалось, что А. Первенцев еще в 12 ч. ночи стучался в дверь, сообщая, что его, якобы, ограбили, и просил, чтобы ему помогли дежурные. Об этом сторожиха весьма путано сообщила дежурившим т. Митрофанову, Дружинину. Я об этом осведомлен не был, так как прилег отдохнуть. Первенцев обрушился на меня, отчаянно ругаясь, кричал, что мы все поступили не по-товарищески, что должны были немедленно прийти ему на помощь и т. д…