Уолт замолчал. Вот ведь. А ведь он так и думает. Не пытался придумать ответ, который устроит Ангела Небытия, а высказал то, что считает правильным. Ведь так и есть, легко объявить что-то несуществующим лишь потому, что никто в глаза этого не видел и руками не трогал. Валкару, нынешнюю богиню справедливости Серединных земель, видели, а некоторые, если верить скабрезным сплетням, и руками трогали — ну а саму справедливость, которую Валкара воплощает? Четырехликий Завас, бог удачи — он не есть сама удача, он ее персонификатор. А кто видел удачу? Видели удачливого смертного, удачно складывались дела — но где она, эта удача? Нет ее, да. Но она есть. Как и справедливость. Вот только ее постоянно надо персонифицировать — в себе, через себя, через свои поступки. Потому что все в этом мире — суть добро и зло, справедливость и несправедливость, порядок и хаос. Но нельзя считать, что только одно из них истинно реально. Бытие и небытие есть во всем, во всякой сущности и вещи. Только чтобы быть, сущностям и вещам нужно помочь появиться. Если ничего не делать, чтобы они были — тогда да, тогда Небытие не отпустит их, не позволит появиться, пока не проклюнутся ростки бытия, которые всегда ждут своего часа — дай только шанс своими делами, небольшой, но шанс…
— Очень интересный у тебя Проводник, Тень, — задумчиво произнес Ангел Небытия. — Первый такой для тебя, да? Нелегко с ним.
«Ты даже не представляешь, как мне хочется его уничтожить».
— Не чувствую в тебе жажды убийства.
«У меня сейчас нет настроения».
— Я ответил, — вмешался Уолт. — Теперь хочу услышать ответ на свой вопрос.
— Задавай, — согласился Ангел. — Но только один.
Один, значит. Сам-то, по сути, кучу вопросов задал. Ладно, Уолт, ты не в том положении, чтобы качать права. Джетуш, Эльза и даже Игнасс сейчас от тебя зависят. Так, что же спросить? Подытожим имеющиеся сведения. Они в Везде-и Нигде, месте, если это можно назвать местом, где обитает некий Ангел Небытия, знающий о Мече и Посохе (о которых даже Уолт почти ничего не знает, точнее, не помнит) Этим Везде-и-Нигде пользуются убоги. Значит, Нижние Реальности? Но в Нижние Реальности попасть не трудно, в магическом смысле, разумеется. И никто из тех, кто посещал даже Пятый Круг и остался в живых, узрев Хоромы Повелителей убогов, ничего не сообщал о фиолетовой бесконечности и Ангеле Небытия. Конечно, что-то мог знать и скрывать Конклав, но ходили бы слухи. К тому же в Школе Магии, обладающей определенной свободой от Конклава, эти слухи стремились бы не только размножаться, но и воплощаться в конкретных исследованиях. Вот это наверняка: невольно вспомнилось, как пьяная компания студентов-выпускников решила проверить модную теорию о том, что Вселенная представляет собой музыкальный инструмент вроде арфы, на струнах которой играет Тв арец. Теория суперструн, как ее вкратце называют. Исследование на основе теории проводилось втайне от преподавателей и, как говорил потом Архиректор, от разума, поскольку студенты при поддержке товарищей-аспирантов, пивших в соседней таверне, решили свернуть в струну ближайшие материальные объекты. Таковыми как раз те таверны и оказались. По словам экспериментаторов, потом они собирались их обратно развернуть. Слава Перводвигателю, что Архиректор к тому времени повелел установить орбы во всех питейных заведениях на территории Школы. Некоторые члены Ректората еще подговаривали Эвиледаризарукерадина вообще их закрыть, но тот только помахал бумагой из бухгалтерии, где указывалось, сколько дохода приносит накладываемый Школой налог на таверны. Цифра, по слухам, была внушительной. Бухгалтерию после этого еще долго именовали бухалтерией.
Так или иначе, таверны магии не поддались, точнее, погасили большую ее часть, а меньшую отразили в самих студиозиусов — таким свойством были дополнены орбы по распоряжению Архиректора затем, чтобы маги на себе ощущали последствия непомерного пития не только через похмелье. И заодно отучились использовать магию не по делу. Так выпускников и нашли под утро: наполовину свернутыми в субпространствах. Для жизни не опасно, но для собственного достоинства весьма чувствительно.
Несомненно, если бы ходили слухи о неком Везде-и-Нигде, то Магистры сделали бы что угодно, чтобы открыть туда портал. И, кто знает, может, даже открыли бы, окажись среди них гений пространственной магии, как среди тех неудачных экспериментаторов очутился талантливый к геометрическим преобразованиям кобольд.
Тогда, значит, с вопросом решено.
— Куда нас должно было перебросить? — спросил Уолт.
Ангел Небытия ответил сразу:
— В Подземелье.
— В Подземелье? — переспросил Уолт.
— В Подземелье, — подтвердил Ангел.
— Но… — Уолт не успел договорить. Тело началось распадаться: правая половина вдруг обратилась в скопление крошечных квадратиков, пирамидок и шариков, левая сторона превратилась в поток сверкающих октаэдров. И Ракура ничего не мог с этим поделать. Сознание еще цеплялось, пыталось удержать тело, но многолетняя практика магического воздействия на реальность не помогала. Краем глаз (до того, как они распались) Уолт успел увидеть, как тела Магистров и жреца под «Древом» обращаются в сгустки сияния, окутанные декариновыми полосами.
— Как я вижу, Переход восстановлен. Ну что же, было интересно поболтать. Хоть вы и напомнили мне, кто я такой, но это того стоило. До встречи, Проводник. Если, конечно, ей суждено случиться…
Голос Ангела пропал. Вокруг уже было ничего — но это было темное, спокойное ничего, ничем не похожее на бездну Небытия, которая недавно окружила Уолта. Можно даже сказать, приятное такое ничего.
Значит, Переход восстановлен и их переносит в Подземелье.
Но, провались все в Тартарарам, что это такое — Подземелье?!
Нежданные гости исчезли, и Ангел Небытия убрал чары, с помощью которых создал вокруг Проводника иллюзию зала. Он снова растянулся сознанием по безбрежности Везде-и-Нигде. Когда-то, в самом начале, не том Начале, когда воз никли основы Вселенной, а в начале Равалона, Ангел был рад и горд ответственностью, возложенной на него как на смотрителя Везде-и-Нигде. Но потом, спустя зоны, он разочаровался. Ему надоело. Ему стало скучно. Ему опостылела его жизнь. Возможно, все дело было в том, что ни разу еще Наместники не носе шали Равалон. Ангел Небытия не чувствовал, что в нем есть необходимость. Даже когда убоги пошли с ним на контакт, уловив близкую их Разрушению сущность. Ведь местные Разрушители не были Собратьями, им не породить того Блага, которое Ангелы, собираясь вместе, дарят друг другу.
Хорошо, что Проводник и Тень отправились в Подземелье.
Может, Проводник наконец разрушит этот мир. Судя по творящемуся в его душе, по токам Силы, которые ни Проводник, ни Тень не ощущают, поскольку Сила эта их полная противоположность, но которые видит Ангел Небытия, потому что зрит небытие в любых его ипостасях, даже относительных — судя по этому, его мечта может осуществиться. Везде-и-Нигде сгинет вместе с Равалоном. И тогда Ангел Небытия будет свободен, станет Наместником, как и Собратья. Поэтому он ничего не сообщит Баалаабу. Пусть Владыка Нижних Реальностей пребывает в неведении о происходящем. Потому, что…
Потому, что нынешний Посредник, возможно, прав. Ведь небытие Равалона позволит быть бытию Ангела.
Растянувшееся в замкнутой бесконечности многомерное сознание радостно затрепетало от предвосхищения будущей свободы. По сути, для счастья Ангелу Небытия было нужно очень мало.
Глава седьмая
Джетуш Малауш Сабиирский вздохнул и сказал:
— Паурония жаль. В сумке был изрядный запас. Скользящие с таким трудом добыли. Ну да ладно. — Он внимательно посмотрел на Уолта. — Ты точно уверен, что он сказал «Подземелье»?
— Более чем, — ответил Уолт.
— Занятно, — пробормотал Джетуш. — Никогда не слышал о таком месте.
Серая пустыня, по которой неторопливо передвигались огромные холмы, распростерлась вокруг. Она казалась ненастоящей, настолько четко выделялся серый цвет почвы, так рельефно выпирали малейшие бугорки и трещинки, что хотелось сомневаться: а не картина ли это, сотворенная эльфом-художником? Те любят создавать полотна, где рисунок соперничает с реальностью, часто яркостью, целостностью и соразмерностью превосходя ее. Уолт, когда очнулся, внимательно рассмотрел окружающий ландшафт Вторыми Глазами, но для магического зрения пейзаж представлялся естественным: ровные потоки энергий, небольшие, в пределах нормы для мира смертных, «озерца» октарина, эннеарина и декарина то тут, то там. Разве что не видно мелких духов и элементалей, но в пустынях Ундориана дела обстоят так же.