Наверное, Архиректор тоже не отказался бы от такой способности: лишать членов Ректората магических сил, если они вновь начнут заниматься ерундой, а не организацией учебного и научного процессов. Гм, вновь? В смысле: когда ему надоест, что они занимаются ерундой.

— С такой властью Аваддану нечего беспокоиться о своих подданных, — заметил Джетуш. — Если он повелит, все будут молчать. А кто не будет, тех он заставит молчать.

— Не во время периода выборов, — вздохнул Глюкцифен. — Власть над Кратосом отбирается на это время у Лорда-Повелителя, чтобы он как равный среди равных претендовал на него. К тому же генералы армии Подземелья не подчинены Месту Власти, а они постоянно бывают при дворе моего господина. Подземелье расширяется, и армия постоянно находится на рубежах, потому что неизвестно, что может появиться из-за Пределов.

— Что ж, с этим понятно… — пробормотал Джетуш. — Когда новые выборы?

— По вашим смертным меркам… так… через пять дней.

— Значит, вы хотите, чтобы мы решили вашу проблему за пять дней?

— Не за пять, Джетуш Малауш Сабиирский. За четыре.

— Потрясающе. — Наставник не смог сдержать ехидной ухмылки. — Все условия для работы я посмотрю. Почему вы не обратились с предложением контракта раньше?

— Ну мы уверены в силах великого и могучего Джетуша Малауша Сабиирского, слава о котором гремит по всему земному диску, — голосом, просто лопающимся от лести, произнес Глюкцифен.

— Почему? — Земной маг нахмурился. — Почему вы так уверены в моих силах.

— А вот это, — Глюкцифен поднял руку и покачал указательным пальцем, — вы узнаете при дворе. Потому что мы уже прибыли к Цитадели моего господина и наш разговор, увы, придется прервать.

Прибыли? Уже? Быстро. Уолт завертел головой, пытаясь увидеть, где сейчас находится угорр. И увидел.

Дед говорил: ты впечатлительна, Эльза. Дед говорил: это плохо, Эльза. Дед говорил: тебе необходимо избавиться от излишней восприимчивости.

Когда она поняла, где оказались Магистры (Нижняя Реальность — истинная Нижняя Реальность, а не те Пять Кругов, о которых знает каждый образованный смертный!), то пообещала держать себя в руках. Нельзя показывать, что она… Да, испугалась. Сильно испугалась.

Убоги — зло.

Убоги — энтропия.

Последнее утверждение можно принять, когда ты слушаешь лекцию и рассматриваешь динамическую модель Равалона, но когда рядом стоит Бессмертный, предавший Замысел Тв арца и низвергнутый с Небес, и его декариновая аура жжет Вторые Глаза, а эманации разрушения нет-нет, но истекают небольшими порциями (ведь, исчезая и появляясь, убог разрушает и нормальное, и магическое восприятие!), невольно вспоминаются картины, продемонстрированные ей в отрочестве Франциском ар-Тагифалем. Картины, изображающие разные бедствия, которые обрушиваются на смертных по вине убогов.

Хаос — это зло. Ведь он приносит ужас и горе, страдания и боль, где бы ни проявлялся: в войнах, революциях, катастрофах. Хаосу не нужен порядок, и он стремится всеми силами разрушить его. Разрушение — это зло. Оно ничего не творит, лишь портит и уничтожает, отправляя сущее в небытие. И убоги, в которых переплелись Хаос и Разрушение, не могут не быть злом. Минус на минус не даст в этом случае плюс. Это иная математика.

И когда убог, над которым вначале она даже смеялась (смеялась! над Бессмертным! как глупо…), начал показывать разбросанные по Подземелью преисподнии, Эльза не выдержала. Броня треснула. Испуг, радостно потирая руки, пополз наружу, обращаясь в страх.

Души, блуждающие в бесконечном огненном лабиринте.

Души, пригвожденные к ледяным колесам, несущимся по небу.

Души, пожираемые адским псом Гаармом.

Души, вкалывающие себе в глаза иголки.

Души, пьющие кислоту.

Души грешников.

Души смертных, чьи грехи на Суде Истины в Белой Пустыне превысили добродетели и были посланы в Нижние Реальности.

Они заслужили это. Каждый из них — заслужил свою кару. Так решили не Разрушители, так решил Суд Истины, где вершат правосудие Безглазые — божества, в начале Первой Эпохи выбранные следить за посмертиями.

Но, говорил дед, если бы не было зла — вершили бы смертные зло? Если бы не было греха — грешили бы смертные? Если бы убоги не отринули Тв арца, не извратили Замысел — были бы зло и грех в Равалоне? Дед говорил — нет, не было бы.

Убоги — зло. Потому что впустили зло в мир, предоставив Хаосу и Разрушению заполнить дыру, возникшую в их Сущностях после отказа от Созидания.

Так учил ее дед. И она с пяти лет, каждый раз, когда Франциск уезжал на приемы к королю, молилась за него, молила Тв арца защитить дедушку от убогов, и просила Его заставить исчезнуть Разрушителей, чтобы никто, ни дедушка, ни она, ни любой другой смертный не пострадали от козней врагов Небес.

И когда дедушка возвращался, она знала — Тв арец услышал ее молитвы и защитил Франциска. Когда-нибудь Он избавит Равалон от убогов.

Рано или поздно.

А потом была Школа. Архиректор, чье имя казалось не выговариваемым. Кафедра боевой магии. Обучение и изнуряющие тренировки. И новое знание.

Убоги — энтропия.

Лон Джокк, натурфилософ и член Комитета Этического Контроля Магии, следящий за распределением волшебства в Школе, на своих лекциях по этике чародейства утверждал, что понятия добра и зла относительны.

— Добром, — щурясь и близоруко оглядывая полную студентов аудиторию, говорил Джокк, прозванный за свой огромный и роскошный парик Башнеголовым, — мы называем то, что способно вызвать или увеличить наше удовольствие либо уменьшить наше страдание. А также то, что может обеспечить либо сохранить нам обладание каким-нибудь другим благом или оберегает от какого-нибудь зла. Злом, напротив, мы называем то, что способно причинить нам или увеличить какое-нибудь страдание, либо уменьшить какое-нибудь удовольствие, или же доставить какое-нибудь неудовольствие, либо лишить нас какого-нибудь блага. Наши страсти движимы добром и злом. Удовольствие и страдание и то, что их вызывает — добро и зло, суть стержни, вокруг которых вращаются наши страсти.

Эльза часто размышляла над словами Джокка. Мы называем нечто злом лишь потому, что страдаем из-за него, но если наши страдания прекратятся, то мы прекратим называть это нечто злом? И наоборот — если говорить о добре? Но разве приносят убоги что-либо кроме страданий?

Курс «Магия и цивилизация», прочитанный студентам молодым, но перспективным Алфедом Косом, поведал Эльзе о Черной империи, где смертные молятся и поклоняются убогам, не всем, правда, а принадлежащим определенной нижнереальностной Фракции Спокойствия. Здесь сурово наказывали за преступления, но если черноимперец исправно приносил дары и жертвы Разрушителям (не смертных! животных и нечисть!) и платил налоги в казну, то перед ним и его семьей открывались всевозможные перспективы для жизнедеятельности. Образование в Черной империи было общеобязательным, институт Малецифистики принимал всех желающих познать магию, государство поощряло развитие цехов и мануфактур. Империя стала первой страной в Равалоне, которая ввела пенсию для государственных служащих. А после смерти убогочестивый черноимперец отправлялся не в Нижние Реальности, а в Белую Пустыню.

Однако Черная империя должна вести войны — это была основная плата за покровительство убогов. Раз в десятилетие или раз в столетие, когда из Нижних Реальностей жрецы получали откровение, объявлялся Священный Анабазис, и Черный Властелин вел легионы на захват новых земель. Исход войн не интересовал Фракцию, им нужны были изменения, которые вызывали в Астрале и Эфире сами сражения. Ну и, конечно, души павших в битвах смертных. Как было известно Магистрам от малецификов, приезжавших для прохождения практики в Школу, по негласному договору между убогами Фракция Спокойствия получала в свое распоряжение всех павших во время Святого Анабазиса грешников.

Борьба за власть постоянно сотрясала Равалон. Не только убоги, но и боги приказывали своим последователям развязывать кровопролитные войны. Да и сами смертные правители — разве не сходились и не сходятся их сторонники в безумных схватках? От войн страдают. Вряд ли это стоит доказывать. Тогда, если довериться словам Джокка, то зло — это и убоги, и боги, и сами смертные, но лишь тогда, когда они творят зло.