Встреча неизбежна. Все то время, что я жил, странствуя душой из тела в тело, словно Скользящие-по-мирам Мультиверсума — эта встреча была неизбежна.
И я уже не разбираю, что кричат остальные маги, но почему-то отчетливо слышу, как Глюкцифен, схватившийся за свою цепочку, словно райтоглорвин за крест, шепчет:
— Аномалия…
Меон возвал к Уолту Намина Ракуре.
И Меон в его душе отозвался.
Глава двадцать вторая
Койле паре соро фа
Теро эгир люнэ э
Офисале като ха
Самну рэрис таолэ.
Так поют на Заморских Островах, провожая умерших. Древняя песня тысячи лет сопровождает в последний путь Изначальных Высокорожденных. Что-то о Предначальном Свете, который всегда пребудет с Детьми Своими, всегда подскажет им верное решение, всегда окажет помощь. И еще — что после смерти лишь Дети Света уходят в Сияние, породившее из себя бессчетное количество миров. В Сияние, которое однажды озарит все реальности от миров Диссипации во Владениях Хаоса до миров Суперсимметрии во Владениях Порядка, и Дети Света будут править в каждом мироздании, возвестив Истину и исправив искаженный облик их обитателей, вернув тот Свет, что был утерян ими, когда Тьма вошла в пределы Сияния.
У Светлых эльфов нет богов. Они верят только в Свет и поклоняются только Сиянию. Идолы нужны Искаженным, но не Детям Света.
Ты, Светлый эльф по матери и отцу, не верил в Свет.
Лизар Фоор всегда верил только в себя.
Большего тебе не было нужно.
— Уолт! Остановиться! — крикнула Фа.
Тайкора, Ничья земля — вот что напомнила тебе Аномалия. Гряды холмов разбегаются, словно волны от брошенного в воду камня, а между возвышений валяются сломанные механизмы и автоматы, чье назначение нельзя угадать. Валит дым, словно курения от обильного жертвоприношения в храме, среди холмов мечутся тени, механизмы иногда издают странные звуки, и не поймешь, то ли воздушный элементаль играет внутри железных остовов, то ли еще теплится жизнь в наследии Первой Эпохи, относящемся чуть ли не к Начальным Временам.
Ты два года сопровождал экспедиции в Тайкору, чью территорию Орден ведьмаков успел объявить своей зоной ответственности в пику Конклаву. Когесса, Гластир, Далария, княжества Элории, Долины вампиров, отчасти Оболдуй, там, где правили принявшие райтоглорвинскую веру племена трехголовых огров, — как только Тайкора открыла свои границы, выпустив из себя орды нечисти, Орден успел заключить договоры с окружающими Ничью землю странами, пока Конклав пытался понять, что за магический феномен скрывается за почти двадцатитысячелетней закрытостью этой территории. Пятно на картах издревле заставляло нервничать магов востока Серединных земель и правителей близлежащих государств; боги отмалчивались, когда их спрашивали, а убоги предлагали продать душу, при этом запрещая передавать полученные знания кому-либо. Когда же туман, окружавший Тайкору, исчез, толпы авантюристов поспешили первыми внести свой вклад в изучение сгинувшей цивилизации: самая распространенная версия о природе Тайкоры утверждала, что раньше там обитал Народ, посмевший бросить вызов богам, за что и поплатился. Народ стерли с лица земли, его города разрушили, а принадлежавшую ему землю скрыли в беспросветном гибельном тумане в назидание остальным. В пользу данной версии говорили находки, странные автоматы, в принципах работы которых не могли разобраться ни гномы, ни карлики; опровергала же ее простая мысль: если бы боги хотели, чтобы Ничья земля служила назиданием другим Народам, то о судьбе Тайкоры и происшедшем в ней знали бы все.
Как-то, вернувшись с очередного задания, ты спросил наставника, что о Тайкоре знает Орден. Тот улыбнулся и сказал: «То же, что и все. Однако Орден ведает скрытую за сими знаниями истину».
Тебя в ту истину не посвятили. Не заслужил еще. Тогда — не заслужил.
— Уолт! — надрывалась Фа.
Ты выругался. Помянул Свет и Тьму, пожелал всем убогам послужить удобрением для Хиваманских Одуванчиков, опасной флорообразной нечисти, проклял дурного мальчишку, ученика Джетуша, бросившего раненую девчонку, ученицу Джетуща, и неведомо зачем побредшего к растянувшемуся от земли до неба серому ничто, подвижному и неизменчивому — да-да, именно и подвижному, и неизменчивому, вдобавок еще и серому, и несомненное ничто — ничто по отношению к реальным вещам, но в самом себе вполне и что, и кто, и еще всякое разное, но для реальности и для тебя — ничто. Таким видел ты Меон.
Вот этого не было в Тайкоре. Серой стены ничто вправо и влево, насколько видел глаз, а еще до небес и выше, в бездонные просторы Внешнего Мира, в бездну Космоса, прямо в россыпи звезд.
Ты знал — это Меон.
В Ордене учили: когда знание возникает из ниоткуда, на вас влияют или Бессмертные, или маги, или останки Старых, друзей и слуг титанов. Других вариантов нет. Анамнезис — выдумка философов Морского Союза, любителей стройных мальчиков и хорошей выпивки. Душа, возвращающаяся из посмертия, не помнит ничего. Ищите воздействие.
Рядом находился Бессмертный. Имелись и маги. Кто знает, может, где-то среди холмов таились Старые. Холмов, которые, как ты уже понял, совсем не холмы, а нечто иное, некая материя, подстраивающаяся под твое восприятие, потому что от Фа тянулась долина, полная цветущих деревьев, и в тени расхаживали заносчивые павлины, а вокруг ученицы Джетуша образовалась комната, заставленная книгами, колбами, картами и Свитками. И лишь рядом с перепуганным Глюкцифеном не происходило ничего, убог стоял на перепутье Тайкоры, долины и комнаты.
Дело не в Разрушителях и не в волшебниках. Знание о Меоне пришло от самого Меона. От этой стены до Космоса.
Да, а еще ничего не менялось вокруг ученика Джетуша, этого Уолта в Тартарарам его Ракуры, подходящего все ближе к Меону. Ничего? Да нет, уже менялось.
Магистр вскинул правую руку. Из ладони пополз прямой призрачный клинок, из него на равном расстоянии друг от друга начали расти такие же прямые, только намного меньше, лезвия. В свою очередь появились острые отростки и на них. Зрение, отточенное эликсирами, искажалось Меоном, рождающим вокруг тебя иллюзию Ничьей земли, но ты смог разглядеть, что и на этих еще более мелких подобиях появились очередные клинки, сохраняющие заданное основным призрачным клинком и выросшими на нем лезвиями соотношение.
Ты знал теорию волшебства в достаточных объемах, чтобы понять, что за структуру представлял собой ветвящийся клинок в руке ученика Джетуша. Фракталообразиая форма воплощения заклинаний считалась самой сложной, послушной только тем, кто достиг высших уровней Магического Искусства. Ученик Джетуша не тянул на Архимага. Но еще там, в долине Соратников, он убил врага заклинанием, при приближении к которому гносеологическая и герменевтическая магия просто распались, точно попав под давление ауры Архистратига. Аваддан мог подавить волшбу, не любую, но почти всю, одним своим присутствием. Так и то заклинание, шары с лезвиями, подавило Познание и Понимание, не подпустив чары даже к контуру своей Силы. А ты не успел отреагировать и проморгал тот миг, когда можно было добавить магической энергии и удержать гносеологические и герменевтические чары, позволить им дальше опутывать волшебство как ученика Джетуша, так и его противницы.
Мальчишка не так-то прост, как может показаться на первый взгляд. Да и девчонка — там, во Тьме, проявила Деструктор. Несомненно, Деструктор Бессмертия. Как и Конклав, Орден тщательно собирал сведения о Самой Первой войне, и одной из первоочередных задач ведьмаков, посвященных в тайную историю Равалона, являлся поиск Наследия.
И в этом деле Джетуш обошел тебя.
— Эльза! Куда ты бежать?!
Ученица Джетуша уже неслась следом за мальчишкой. Снадобья пошли ей впрок, и хотя левая рука не восстановилась, бесполезно болталась вдоль туловища, она все же не кричала от боли и могла двигаться. Повезло девчонке. Не окажись ты рядом, осталась бы там, во Тьме, рядом с учителем…