— Это и странно, — Аль-сид, продолжая настороженно следить за Нами, присел возле лужи крови — того, что осталось от креста и составлявших его Знаков. — София, как мы знаем, никогда ничего не делала просто так. А она позволила тебе убить ее. Не спорь, Нами. Она начала мучить Кшанэ — не меня, хранящего Посох, не тебя, уже вошедшего в контакт с Мечом, а Меткую. София должна, просто обязана была начать с меня и тебя.

— Ты хочешь сказать, что Дочь Змея желала умереть от Меча? — Нами повернулся к Аль-сиду, нахмурился.

— Да. София что-то знала… знает… она, чьей мудростью пользовались в каждом порабощаемом мире, знала о Мече и Посохе больше, чем Брат и Сестра. Должна была знать. Иначе я не вижу смысла в ее поступке.

— Может, его и не было?

— Нет, Элинора. Был. Зачем-то она дала Нами убить себя. В ней не скрывался Аватар, она не приготовила некрочары. София просто-напросто… смейся, Нами, если хочешь, но иначе как самоубийством я не могу назвать то, что она сделала.

— Я не буду смеяться, Аль-сид. И не нужно меня бояться. Кшанэ. Элинора. Аль-сид. Не бойтесь.

Они смотрели на него. Кшанэ — с надеждой. Элинора — устало. Аль-сид — с опаской. Они смотрели на него, и в их взглядах он видел отражение Меча.

Я — только Я.

— Не бойтесь, — упрямо повторил Нами. — Я защищу. Всех защищу. И никакой Меч мне не понадобится.

Оранжевый небосвод Подземелья величественно потянулся от южных Пределов до северных Границ, от восточного Рубежа до западной Грани. Сам себе ложе, небосвод с любопытством присмотрелся к происходящим в Основе Нижних Реальностей событиям. По привычке он сначала бросил взгляд на межи Подземелья, где территория адских посмертий день за днем двигалась дальше в бескрайние просторы, увеличивая и без того огромные владения Архилорда-Повелителя, Верховного Убога, Отца Мерзостей и Страданий, Врага Всего Сущего, Пожирателя Младенцев (данное прозвище удивляло небосвод — в сущности, разумная энергема новорожденных не имеет нужных для убогов энергий, и Разрушители обычно терпеливо дожидаются, пока дети подрастут и в полной мере познают вкус греховной жизни, прежде чем являться к ним с контрактом), Короля Извращений, Адского Императора, Первого Слугу Без-Образного Хаоса и прочее, прочее, прочее.

Одним словом — Баалааба.

Небосвод знал, что за Пределами бушует Океан-между-Мирами, в пространствах которого странствуют Великие Сущности, непознаваемые как для смертных миров Становления, миров между Хаосом и Порядком, так и для божеств этих миров; за Границами тянется Межреальность, доступная для путешествий преодолевшим ограниченность естества существам и магам; за Рубежом скрываются порталы в Без-Образный Хаос и Все-Вышний Порядок, и это не совсем порталы, а своеобразные реальности, одновременно являющиеся живыми существами — пантеистические мироздания; за Гранью тянется бесконечное поле с красными розами, и кажется, что маячит на горизонте силуэт темной островерхой башни, но пройди еще немного — и мираж рассеется. В каждом Дне Мира переплетаются дороги, ведущие в иные миры и иногда в иные Мироустройства. И потому каждое Дно Мира в первую очередь подвержено угрозе Вторжения из иных реальностей.

Небосвод Подземелья видел не одну битву: убогов с убогами — то были битвы за власть; убогов с богами — то были битвы за право прославиться; убогов с иномирянами — то были битвы за само Подземелье, которое чужаки рассматривали лишь как плацдарм для дальнейшего продвижения армий в Равалон и сопредельные миры. Самонадеянные глупцы — и Бессмертные иных миров, забывавшие, что они бессмертны лишь в границах родного мироздания, и смертные, овладевшие магией и техникой настолько, что вообразили себя Бессмертными. Убоги раз за разом одерживали победу над армиями Вторжения, и количество Преобразованных постоянно росло. На совещаниях в Цитадели Архилорда советники Баалааба не раз озвучивали мысль, что Преобразованных при определенных изменениях их сущности можно будет использовать в военных целях, неприятно удивив богов. Архилорд пока думал.

Пока.

Небосвод сладко зевнул и с любопытством пригляделся к лоскутку адской земли на юге, неподалеку от Пределов, вблизи опухоли Аномалии. Сейчас там тоже сражались, но то была непривычная для Подземелья битва. Нет Бессмертных, нет иномирян, а есть смертные маги и…

Небосвод нахмурился. Повидавший многих смертных и существ — кого только не бывало в адских посмертиях! — сейчас он затруднялся определить принадлежность тех, с кем сошлись в схватке волшебники. Забавно! Надо посмотреть!

Тысячелетиями не менявшийся распорядок бытия неожиданно оказался нарушен — и небосвод довольно разглядывал нарушителей.

Тысячелетия — это много.

Даже для неба Подземелья.

Небосвод раскинулся над непримечательной долиной Соратников, накрытой стеклящейся полусферой, где пришпоренные кони времени стремительно мчались сломя голову по краю обрыва над вечностью, вгляделся в темно-серый куб внутри полусферы. Внутри куба бились двое — и ни один не собирался проигрывать.

Один из тех, чью расу небосвод не смог определить, хотя светловолосый смертный и выглядел как человек (но ведь мы-то знаем, как обманчива внешность!), пытался приблизиться к большому шару, состоящему из быстро движущихся железных крупиц, позади которого на стене куба безумным светом полыхал символ Verken — и вьющееся тугими жгутами пламя, порожденное Знаком, стремилось прогрызть призрачную пелену. Железный шар был магом. Небосвод не удивился. Когда под тобой живут Бессмертные Разрушители, чей облик просто дань традиции, а истинный лик невозможно описать языком смертных, удивляться чьей-то внешности глупо.

Железный шар был магом, и маг не позволял противнику приблизиться к себе и Знаку за собой.

Железные частички то и дело вылетали из шара и устремлялись к светловолосому, в полете соединяясь и создавая колья, шипастые шары и метательные чакры. Воздух перед смертоносными орудиями вспыхивал октариновыми переливами — маг использовал в основной атаке дополнительные заклятия. Железная лавина могла просто похоронить светловолосого под собой, но тот, не обращая внимания на многочисленные ранения, упорно стремился к магу. Раны на теле, нанесенные кольями и шипами, быстро заживали, но бешено вертящиеся чакры, влетая в светловолосого, отхватывали значительные куски плоти. Несколько метких попаданий — и левая нога отвалилась, тут же подхваченная ворохом частичек, которые, словно муравьи, потащили ее в сторону. Небосвод недоуменно проследил за отрезанной конечностью. Железные муравьи оттащили ее к притаившейся в углу куба, за друзой, многоножке, в которой небосвод без труда распознал креатуру, созданную магией убогов.

— Прекрати, Элемент!

Небосвод позабыл о ноге и многоножке. Светловолосый остановился, весь в крови, стекающей из вонзившихся в тело кольев. Раны от шипов и чакр уже исчезли — и даже выросла новая левая нога!

Занятный смертный.

— Довольно, Элемент! Я не хочу тебя убивать, я не смею тебя убивать, но тебе лучше не выводить меня из себя!

Ответом ему была чакра, влетевшая прямо в лоб. Диск погрузился глубоко, раскроив черепную коробку и выйдя со стороны затылка. Светловолосый пошатнулся. Чакра оставила на его разделенной почти пополам голове нечто вроде октаринового паука, который торопливо испускал из себя паутину. Мелкоячеистая сеть накрыла плечи, грудь, поползла дальше. От места соприкосновения кожи с паутиной тянулся дымок.

Verken разгорелся сильнее, увеличился. Небосвод увидел, что стена задрожала; темно-серая пелена ближе к знаку начала становиться прозрачней. Весь куб словно вздрогнул.

— Довольно…

Звуки были едва слышны, но небосводу не пришлось напрягать слух. В кубе слова прозвучали отовсюду, будто их порождало само пространство.

— Хватит, Элемент!

Весь окутанный паутиной, светловолосый (уже без раны в голове!) резко сдернул с себя паука, прохрипев:

— Распад!