Обняв ладонью его точеную скулу, она вернула поцелуй мужу со всей страстностью, на какую была способна.

Вскоре ее тело начало отвечать на своем языке. Его страсть разожгла в ней огонь желания. Его грудь была стеной непроницаемых мышц, заключившей ее в плен его объятий. Коналл обхватил ладонями ее ягодицы, и в ее лоне вспыхнул пожар. Следом за чем его язык, вторгшись ей в рот, требовал от нее немедленной капитуляции. Его тело, которое она прежде воспринимала как кокон брони, в котором чувствовала себя в безопасности, теперь, похоже, атаковало ее со всех сторон.

В ней разрасталась лоза наслаждения и, змеясь сквозь ее конечности, тянулась к нему. Ее колено, само собой приподнявшись, заскользило вверх по его килту, но платье помешало прогрессу.

— Возьми меня, Коналл. Прямо сейчас.

— Нет, — улыбнулся он томно.

— Почему нет? — простонала Шона.

— Это мой второй подарок тебе, — ответил он, проводив ее до честерфилдского дивана из коричневой кожи. — Ты узнаешь, сколько удовольствия способно получить твое тело.

Теперь ее лицо находилось на одном уровне с объектом ее вожделения. Она протянула руку к его споррану[13] из тисненой черной кожи с серебряной окантовкой, который при всей своей красоте отделял ее от мужского естества Коналла.

Он шлепнул ее по рукам:

— Не прикасаться до поры до времени.

— Но…

Шона надулась.

— Мне бы доставило большое удовольствие совокупиться с тобой, Шона. Но я хочу, чтобы ты получила большее. — Он вынул из ее прически заколки, и черные кудри рассыпались по ее плечам и спине. — Открой свои ощущения и приготовься воспринимать то, что я буду делать с тобой. Я хочу, чтобы ты всецело отдалась ощущениям.

От одной его близости у нее участилось дыхание. В то же время она не могла не признать, что от легкого прикосновения кончиков его пальцев к ее волосам по ее телу вниз растекалось наслаждение. Пока он расправлял ее волосы, они щекотали ее щеки и плечи.

Коналл опустился перед ней на колени, и она пожирала его голодным взглядом хищника. Протянув к нему руки, приблизила к себе, но он оттолкнулся.

— Что за упрямое создание!

— Я хочу тебя чувствовать, — заявила Шона. — Ты принадлежишь мне, и я имею право на то, что принадлежит мне.

— Все правильно, — сказал он, срывая со своей шеи галстук. — Ты сама на это напросилась. — Коналл принялся обматывать галстуком ее запястья. — Если думаешь, что я позволю тебе командовать мной в спальне, то тебя ждет суровый урок.

Шурша шелком, он завязал галстук на узел, пробуждая в ней смешанные чувства… и тайный восторг.

Сомкнув рот в мрачной решимости, он насаждал ей свою волю. Затем поднял над головой ее связанные руки и прижался губами к ее шее в горячем поцелуе. И она ощутила этот поцелуй не кожей, а глубже, голой плотью. От жаркого прикосновения его языка к нежному месту чуть пониже уха ее воля сопротивляться вмиг ослабла. Скользя вниз, его губы оставляли по пути легкие поцелуи. Достигнув обнаженной части ее груди, его танцующий язык лишил ее последних сил.

Слишком поздно она поняла, что он делал с ней то же самое, что делал с Маккалохом. Воспользовался своим знанием тела, чтобы одержать над ней победу. Только теперь побеждал не болью, а усладой.

И мукой. Шона чувствовала, как в ней разливается магма жара, заставляя изнывать от желания. Его рот тем временем переместился на ее грудь, все еще стиснутую корсажем подвенечного наряда.

— Пуговицы — сзади, Коналл. Протяни руку за спину…

— Платье останется на месте.

Что это за пытка такая? Ей хотелось сорвать с себя и с него все до последней нитки! Но может, англичане занимались любовью в одежде, она не знала. В таком случае ей придется научить его делать это, как горцы.

Пока Коналл ласкал ее грудь, она прокляла все эти тряпки, отделявшие ее от этой восхитительной ладони. Пока его пальцы танцевали на ее груди, он наблюдал за ее лицом. От прикосновения его ногтя к чувствительному соску она испытала невыразимое наслаждение, отозвавшееся эхом в лоне, и застонала. Коналл торжествующе улыбнулся и приник к соску губами.

Жар его губ она ощутила даже сквозь шелк платья и сорочку и тонула в этом переполнившем ее жаре. Но когда Коналл сомкнул вокруг плененного соска зубы, она больше не могла выносить этой муки.

— Коналл, умоляю, — промурлыкала Шона, прижимаясь к нему.

Он расплылся в улыбке и опустился вниз, чтобы снять с нее туфли. Подол ее элегантного голубого платья взлетел до пояса, обдав ее прохладой. Его губы продолжали сводить ее с ума, оставляя горячие поцелуи сначала на одной затянутой в чулок ноге, затем на другой. Он хотел заставить ее сосредоточиться на ощущениях, и это ему удалось. Для нее ничего не существовало в мире, кроме того, что он делал с ней.

Наконец Коналл вознаградил ее терпение, коснувшись языком ее женской сущности. У нее закружилась голова, и сознание целиком сконцентрировалось в одном месте, истекающем соком желания. Его опытные, ловкие пальцы довели Шону до такого состояния, что она забыла, где находится. Коналл, похоже, знал ее тело лучше, чем она сама. Он пробуждал в ней ощущения, о существовании которых она не подозревала.

Ее дыхание переросло в стоны, когда его язык принялся ритмичными движениями ласкать ее самую чувствительную точку. Удовольствие раскаленной добела магмой накрыло ее с ног до головы, распространяясь вверх к связанным запястьем. Она страстно хотела принадлежать ему. Ему, и никому больше.

И вдруг вместо жара дыхания она ощутила холод воздуха. Коналл, отпрянув назад, сидел на корточках. Ее полузакрытые глаза округлились.

— Не останавливайся, — простонала Шона. — Я готова для тебя, Коналл. Я хочу тебя. Только тебя.

Ее взгляд переместился вниз на его спорран. Спорран топорщился вверх под странным углом. Очевидно, Коналл тоже ее желал.

— Есть еще многое, что я хотел бы тебе показать. Давай ляжем в постель.

Она схватила его за рубашку и приблизила к себе его лицо.

— Коналл, если ты сейчас же не овладеешь мной, клянусь Богом, я лягну тебя в розовое местечко, и ни одному из нас не станет от этого легче.

Коналл прищурился:

— Не могу поверить, что женился на дикой кошке. Хорошо. Раз тебе нужно совокупление, ты его получишь.

Он встал, потянув ее за собой, затем бесцеремонно толкнул на коричневую кожу честерфилда. Грубо задрал ей юбку. Ее разгоряченное тело обдало прохладой.

Шона попыталась сесть, но связанные кисти ограничивали ее движения. За спиной она услышала, как щелкнула застежка его споррана, и он запустил сумку через комнату. Раздвинув ей ноги, он втиснулся между ними. Ее лоно пульсировало.

И тут она ощутила его прикосновение. Она просила, нет, приказала ему овладеть ею, а теперь испугалась. Вдруг будет больно.

Она слышала его затрудненное дыхание. Коналл старался держать себя в руках. Он обладал огромной силой и контролировал каждое свое движение, и Шона была ему за это благодарна. Коналл слегка продвинулся вперед, и Шона поморщилась. Но острой боли не ощутила. Она ощутила лишь удовольствие и растяжение. Он продолжал протискиваться дальше, и, казалось, конца этому никогда не будет.

Но вот он вошел в нее. Они оба тяжело и шумно дышали. Потом он начал осторожно двигаться, постепенно увеличивая скорость. Наполнив ее всю, он не оставил ни одного свободного дюйма. Ее лоно снова пробуждалось к жизни, распространяя по ее телу музыку наслаждения. Коналл продолжал над ней трудиться, как молот над наковальней, и она чувствовала себя в полной гармонии с теми ощущениями, что он в ней пробуждал. Его руки — на ее бедрах, его ноги — между ее ногами. И это было волшебно.

Она так сильно его хотела, что потеряла всякое терпение. И желание захлестнуло ее штормовой волной. Его движения не утоляли ее голод, а делали его еще острее. Одинокая нота в ее лоне вскоре разрослась до полнокровной гармонии и вознесла ее на вершину блаженства. Спазмы ее лона выжали из его плоти все наслаждение до последней капли. Не в силах больше выносить сладкую муку, он зарылся в нее и застонал от наслаждения.