Стюарт бросил письмо на массивную столешницу.

— К сожалению, я еще человек из плоти и крови, а не из холодного мрамора, как ты.

Коналл погрозил пальцем:

— Если думаешь увильнуть от ответственности призывами пожалеть тебя, то жестоко ошибаешься.

Стюарт попятился от него и направился к подносу с бренди на старинном столике. Наполнил стакан до самых краев, так что чуть не полилось через край.

Коналл помассировал стертые костяшки пальцев.

— Дай подумать. Если она неотступно тебя преследовала, не означает ли это, что она к этому времени уже потеряла невинность? Когда ты переспал с ней, она была девственна?

Стюарт мог ответить отрицательно и тем самым смягчить гнев брата. Но с приездом герцогини правда все равно раскрылась бы.

— Да. Она была девушкой, я в этом совершенно уверен.

Стюарт сделал большой глоток.

— Черт бы тебя подрал, Стюарт. Что, по‑твоему, должен я теперь делать?

— Ты слышал герцогиню. Она не хочет видеть меня своим зятем. И должен добавить, Вайолет — не худший выбор. Она очень красивая женщина. У ее матери денег куры не клюют. Удар старого герцога обернулся для герцогини подарком судьбы. — Стюарт убрал в карман окровавленный носовой платок. — Несмотря на ее недовольство оборотом событий, герцогиня не позволит своей единственной дочери жить в нужде. Вайолет, несомненно, получит богатое приданое или щедрое содержание. Чего, безусловно, хватит, чтобы поднять Балленкрифф на ноги и оплатить все новшества, которые вы с Шоной затеяли.

— Дело не в этом, Стюарт. Эта ситуация загоняет меня в угол. Лишает возможности самому выбрать себе жену.

— Лучшего выбора у тебя и быть не может, — возразил Стюарт с нажимом. — Вайолет — единственный ребенок. Когда эта горгона, ее мать, отдаст Богу душу, ты станешь одним из богатейших людей Англии и Шотландии. Подумай об этом, Коналл. Возможно, сейчас ты смотришь на это как на проклятие, а потом поймешь, что это Божий дар.

— Божий дар? Стюарт, неужели ты не испытываешь отвращения к сложившейся ситуации? Владеть женщиной, которой владел твой родной брат? Стоит мне подумать об этом, и возникает желание скрестить с тобой шпаги.

Стюарт пожал плечами:

— С этим легко справиться. Не спи с ней.

Коналл в изумлении вытаращил глаза:

— Не спать с ней? Ты готов толкнуть нас на фиктивный брак ради собственного удобства? Себялюбивый ублюдок!

Коналл бросился в кресло за столом.

— Ладно, тогда не женись на девчонке. Что сделает герцогиня, если ты просто скажешь «нет»?

Коналл почесал лоб:

— Не знаю. Знаю только, что она могла бы сделать. Например, обвинить тебя в том, что ты изнасиловал ее дочь. Могла бы подать на тебя в суд и упечь за решетку. Она может наложить арест на имение, требуя материальной компенсации, чего мы не в силах сделать.

Стюарт сел напротив него.

— В обществе никому не нужен публичный позор. Она не осмелится дать делу огласку.

Коналл схватил письмо и потряс им в воздухе.

— Она похожа на женщину, которая боится публичности? Боже, она доверила все подробности своей гербовой бумаге! Думаю, ее в большей степени интересует возмещение ущерба, чем сохранение дела в тайне. Господи, только бы девушка не ждала ребенка.

Ребенок? Что‑то в Стюарте всколыхнулось, чего он ни разу не испытывал. Свой собственный ребенок… от этой мысли у него на губах заиграла улыбка. Он заглянул в гравированный стакан в своей руке, и мимолетная радость, доставленная этой мыслью, тут же померкла, задушенная самобичеванием. Как это было бы беспечно с его стороны завести отпрыска, о котором он не смог бы должным образом заботиться, ухаживать и воспитывать. Не дай Бог, если ребенок вырастет таким, как он. Своевольным негодяем, попирающим любые наставления и нравоучения, подчиняющимся лишь своим проклятым инстинктам, ведущим к саморазрушению. В такие моменты, как этот, Стюарт сознавал, как сильно на самом деле ненавидит собственные слабости.

— Прости, Коналл. Я искренне сожалею. Никогда не думал, что то, чем я занимаюсь за закрытыми дверями, может каким‑то образом отразиться на тебе. Я не могу исправить то зло, которое причинил. Но если есть что‑то, что я могу сделать, чтобы вытащить нас из той пропасти, на краю которой мы стоим, ты только скажи.

Коналл заглянул в полные отчаяния глаза брата. Хоть и довольно редко, но все же у Стюарта бывали моменты просветления, когда он сознавал всю беспечность и эгоизм своего поведения. И Коналл всегда приходил на помощь и говорил ему, что делать. Но в данный момент он этого тоже не знал. Знал только, что его будущее вдруг омрачилось.

И присутствие в нем Шоны стало под вопросом.

Шона вскочила на сиденье повозки и взмахнула вожжами. Коналл будет сегодня доволен.

Базарный день оказался очень длинным, но прибыльным. Больших успехов добились фермеры восточной части поместья, хотя нововведения Шоны дадут результат не раньше весеннего урожая. Арендаторы рассчитались с долгами за квартал, а те, кто получил от Коналла субсидии, выплатили десять процентов. Собранные деньги лежали теперь у Шоны в ларце под сиденьем. Для пущей надежности, чтобы доставить наличность в целости и сохранности, ее сопровождали верхом на лошадях Кирен и его кузен Фергус, дородный детина, выглядевший как три Кирена, вместе взятых.

Последние дни у Коналла было плохое настроение из‑за финансовых проблем. Шона отчаянно хотела увидеть на его лице улыбку и не сомневалась, что вырученные за аренду средства в этом помогут. Но больше всего ей не терпелось сообщить ему новость, которую она узнала по дороге на рынок. В парке имения она обнаружила на отдельных березах и лиственницах большие наплывы. Эти наросты придавали структуре дерева красивую волнистость, столь ценимую при изготовлении шпона и художественных поделок. Мебельщики и скульпторы по дереву в Лондоне дадут хорошую цену за такую древесину. И Шоне не терпелось сообщить Коналлу, что у него под носом растет запас зеленого золота.

После увольнения этого грифа Хартоппа фермеры узнали совсем другого Коналла. Он изо всех сил старался стать уважаемым помещиком, стремившимся сотрудничать с арендаторами скорее как партнер, чем землевладелец. Несколько дней назад Шона остановилась с ним в пабе, чтобы перекусить, после того как проследили за доставкой лопат, кирок и костяной муки для осушения поля Ферли. Владелец паба сам поставил Коналлу и Шоне выпивку. Не прошло и несколько минут, как их столик был сплошь заставлен стаканами. Это клиенты с соседних столов угощали их выпивкой в знак благодарности за предоставленную работу или оказанную помощь себе или соседям. При виде такой коллекции виски и эля на своем столе Коналл расхохотался.

— Пусть это послужит тебе предупреждением, — сказала Шона. — Вот, что случается, когда тебя в деревне любят.

Коналл стал напоминать ей отца, которого все в округе очень любили.

Коляска, громыхая колесами, подкатила к господскому дому с южной стороны. Пустынный когда‑то пейзаж благодаря недавно высаженным растениям в кадках начал зеленеть. От увлажненной почвы исходил запах земли, обещая хороший урожай.

Когда коляска остановилась, Шона с развевавшимися за спиной волосами спрыгнула с сиденья. Нагнувшись, достала из‑под скамейки ларец, в котором звенели монеты.

— До свидания, Кирен, до свидания, Фергус. Передайте привет своей матери.

— До свидания, Шона, — ответил Фергус, прогудев густым баритоном на весь конюшенный двор. — Завтра я тебе не понадоблюсь?

— Понадобишься. С утра мы поедем на рынок в Стоункерке. Приезжай за мной ровно в шесть.

Пробегая мимо конюшни, Шона заметила в стойле незнакомых лошадей, жевавших сено. И две распряженные кареты в каретном дворе.

В Балленкрифф, похоже, явились гости.

«Ее светлость герцогиня Бейсингхолл».