Завязалась всеобщая драка. Сердце в груди Шоны громко стучало, и она заплакала.

Кулаки и кинжалы мелькали на кухне, казалось, целую вечность. Своего отца в толпе разъяренных мужчин Шона больше не видела. Ее мать, вооружившись кухонным ножом, бросилась на человека, избивавшего Хэмиша. Тогда один из рассвирепевших мужчин схватил ее сзади и, обозвав плохим именем, полоснул ножом по горлу.

Фиона упала на колени, зажимая пальцами рану на шее, сквозь которые сочилась кровь. С искаженным от ужаса лицом, она издавала какие‑то странные булькающие звуки. Ее красивое желтое платье окрасилось кровью. Шона со страхом смотрела, как вращаются глаза ее матери, словно у испуганной лошади. Наконец взгляд Фионы замер на залитом слезами лице Шоны, забившейся под стол.

— Мама, — прошептала Шона.

Но мать не ответила, уткнувшись лицом в лужу собственной крови.

Шона в ужасе наблюдала, как из ее матери вытекает драгоценная кровь.

Крики и шум внезапно прекратились. Разъяренные мужчины больше не дрались, а лишь переговаривались друг с другом. Шона посмотрела в сторону кухонного стола, за которым на полу лежал ее отец с мечом в груди.

«Вставай, папочка», — приказала она ему мысленно, хотя знала, что он не поймет. По мере того как кровь вытекала из раны, конвульсии по его телу пробегали все реже и реже.

Внезапно в лужу маминой крови ступила нога, и чья‑то рука схватила ее за запястье. Шона взвизгнула.

Какой‑то человек поднял ее на руки.

— Ты не эту маленькую мышку ищешь? Какая ты хорошенькая, правда?

Ее отчаяние переросло в гнев, и она обрушила на волосатое лицо мужчины свои кулачки. В нос ей ударил уксусный запах пота и ненависти. Несмотря на свои восемь лет, Шона была сильной, и от каждого ее удара голова мужчины отлетала назад. Он бросил ее в раздражении, и она больно ударилась об пол. Тогда он схватил ее за волосы и поволок к очагу, где другой мужчина накалял на огне железо.

— Вот твой первый слейтер, Селдомридж. Прижги ее.

Шона попыталась отползти в сторону, но ее волосы были крепко намотаны на руку бородача, и он не собирался ее отпускать.

Тот, который был пониже, схватил ее за запястье и направил раскаленное железо к тыльной стороне ее ладони.

Шона отчаянно сопротивлялась, но мужчины были гораздо сильнее. Она видела, как железо неуклонно приближается, и ее пальцы в бессилии скорчились. Следом она услышала шипение и ощутила боль. Когда темнеющее железо обожгло ее кожу, она пронзительно завизжала. Такой боли она еще не испытывала. И такой жестокости.

Когда они отпустили ее, она метнулась в угол. Внутри у нее все разрывалось от агонии боли, и никаких слез, казалось, не хватит, чтобы заглушить эту боль. Она посмотрела на искалеченную руку. Вздувшись пузырем, на ней проступила извилистая отметина. На ее коже выжгли знак змеи.

Вскоре она поняла, что скулит не одна. Из буфета доносились всхлипывания ее сестры‑двойняшки, выдавая место ее укрытия. Шона инстинктивно перебежала к буфету и уселась перед ним. Но они уже услышали, потому что ждали, что ее брат и сестра выдадут свое местонахождение. Бородач схватил ее за плечо и отшвырнул. Шона приземлилась на мертвое тело матери.

Распахнув дверцы буфета, мужчина выволок оттуда Кэмрана. Мальчик отбивался, но его сила не могла сравниться с силой мужчины.

В этот момент Малькольм открыл глаза и застонал.

— Малькольм! — воскликнула Шона, обрадовавшись, что брат жив.

Если бы он помог, они могли бы сбежать. Но он больше не шевелился. Из его ушей текла кровь.

Затем раздался пронзительный крик Кэмрана, его тоже заклеймили. Нужно было что‑то делать. Шона сунула голову в буфет и дернула Уиллоу, чьи глаза были крепко зажмурены. Сжав пальцами локоть сестры, Шона ощутила острую боль, но Уиллоу не пошевелилась.

— Идем со мной! — крикнула Шона, и Уиллоу распахнула глаза.

Не отрывая от сестры взгляда, Уиллоу выбралась из буфета. Взявшись за руки, они бросились бежать, перескакивая через распростертые на кухонном полу тела родных.

Но толпа мужчин в килтах, мародерствующих в холле, загородила им путь.

— И куда это мы собрались? — произнес голос, который Шона никогда не забудет.

Бородач схватил их за руки и потащил назад к кухонному камину.

— Не трогайте мою сестру! — закричала Шона, когда человек зажал Уиллоу в клещах своих рук. Вторую половинку Шоны, в которой души не чаял ее отец, собирались обезобразить, подвергнув боли.

Пока раскаленное железо неминуемо приближалось к маленькой ручке, ноги Уиллоу беспомощно рассекали воздух. При виде ее страданий Шона зарыдала, думая лишь об одном.

За что?

Ферма «Майлс‑Энд»

Дамфрисшир, Шотландия

1811 год

— Я убью ее!

Входная дверь хлопнула, добавив угрозе выразительности.

Иона закатила глаза и вытерла липкие руки о фартук.

— Что Шона на этот раз сделала?

Ее муж ввалился в кухню и всадил свой тесак в деревянный стол.

— Дело не в том, что она сделала, а в том, чего не сделала. Я велел ей пригнать скот с поля до полудня. Фаррагут будет здесь с минуты на минуту, чтобы забрать ягнят на бойню. А она сгинула вместе с чертовыми овцами!

Иона отвернулась, качнув узлом волос на голове, и продолжила фаршировать курицу.

— А чего ты ожидал? Ты же знаешь, какая она. Стоило лишь упомянуть слово «мясник», как она тотчас бросилась спасать ягнят. Я просила тебя отправить ее сегодня на рынок. Забрать ягнят у Шоны — все равно, что попытаться сунуть нос к детенышам медведицы.

Хьюм сдернул с головы поношенный берет, обнажив блестящий белый череп. Хотя его лицо густо усевала рыжая поросль, выше кустистых бровей не рос ни единый волос.

— Каждый благословенный год повторяется одно и то же.

Иона подняла тяжелый котелок с двумя фаршированными цыплятами и повесила на крюк над очагом. Когда выпрямляла свою округлую фигуру, ее спину пронзила острая боль.

— За почти десять лет работы у тебя ты должен был хорошо узнать девочку.

— Мне следовало сразу проявить характер. Я знал, что с ней хлебнешь горя, едва ее увидел. Разве я тебя не предупреждал? Я говорил тебе, что нужно взять только беленькую. Каждый раз, когда слушаю тебя, у меня возникают проблемы.

Хьюм набил рот хлебом.

— Послушай, Хьюм. Ты знаешь не хуже меня, что мы не могли, взяв одну сестру, не взять другую.

— Могли! — Из его рта полетели крошки хлеба. — Нам требовалось взять лишь одну приходскую ученицу, а не двух. И слейтеров, не меньше! Два рта кормить и два горба одевать…

— И две пары рук, чтобы делать работу, которую ты в силу своей старости уже не в состоянии выполнять, так что закрой свою коробочку.

— Почему, спрашивается, Шона не может быть такой, как ее сестра? — заворчал Хьюм. — Я не понимаю. Они едят одну и ту же еду, спят в одной постели, носят одинаковую одежду. Мы растили их в одинаковых условиях. Почему одна послушная и покорная, а вторая своенравная?

Мысли Ионы обратились к нежной Уиллоу. Сестры‑двойняшки не могли быть более непохожими. Не только внешне, но и по характеру. Убийство родителей, вероятно, оказало на них противоположное влияние. Белокурая Уиллоу была красавицей, но шарахалась от собственной тени. Она была не покорной, но подавленной.

Шона, напротив, выросла зубастая и шипастая. С той ночи, когда стала свидетельницей кровавого убийства своих родителей и старших братьев, Шона превратилась в дикую, неукротимую кошку. И Хьюму это не нравилось. Нет, они ладили вполне хорошо между собой, когда делились по вечерам забавными историями или когда их взгляды совпадали. Но если их взгляды расходились, то Шона Слейтер не упускала возможности ему перечить. И ему всегда выходило боком, если он, не дай Бог, пытался поставить ее на место. Все же в ее броне имелось уязвимое место, и Хьюм хорошо знал, что это. Она питала слабость ко всем немощным и беззащитным, особенно к своей сестре‑двойняшке. И конечно же, к ягнятам, обреченным на заклание.