Коналл изучил тыльную сторону ее ладони.

— Боже милостивый, — произнес он.

На мягкой коже кисти проступал грубый шрам — результат ужасного ожога. Коналл поднял подсвечник, чтобы разглядеть получше, и увидел в свете свечей оттиснутый на ее руке знак. Это был не просто ожог. Это было клеймо. Бледная кожа над костяшками пальцев имела форму буквы «S».

— Что у вас с рукой?

Уиллоу отдернула ладонь.

— Ничего, милорд. Пожалуйста… не обращайте внимания. Вас ждет мастер Эрик.

— Уиллоу, может, вы мне все же скажете…

Но Уиллоу, отвернувшись, выбежала из комнаты.

После завтрака в имение с коровами Хьюма прибыл Киран, живший неподалеку от фермы «Майлс‑Энд». Несмотря на радость Шоны от встречи с Дейзи и Прешес, которых она знала с рождения, их появление напомнило ей о тягостной реальности. В ее жизни ничто не изменилось. Она работала на ферме у Хьюма и здесь продолжала работать на ферме. Три месяца, десять дней и пятнадцать часов продержаться…

Пока Киран перегонял коров в стойла, она все приготовила. Шона сомневалась, что Хьюм доил коров после их с Уиллоу отъезда с фермы «Майлс‑Энд», так что коровы, вероятно, страдали. Прешес была больше, и Шона начала с нее.

Она отвела корову в загон для дойки и зафиксировала ее голову в стойке. Чтобы чем‑то занять корову во время дойки, Шона насыпала в ясли подслащенного зерна. Сказав Прешес несколько ласковых слов и нежно потрепав по шее, Шона осторожно протерла коровье вымя мягким полотенцем, чтобы смыть грязь и волоски шерсти. Вымя у коровы было полным и твердым и начало подтекать. Обхватив соски большим и указательным пальцами, она сжала их, пока не побежала струйка молока. Вымя у Прешес было теплым, и соски наливались молоком сразу, как только она их опустошала. Умелые пальцы Шоны вскоре надоили целое ведро жирного парного молока. Подняв тяжелое ведро, она перелила его в пятигаллонный молочный бидон.

Дверной проем сзади закрыла какая‑то тень, затмив в коровнике солнечный свет.

— Доброе утро, Шона.

Англичанин. Его глубокий голос отозвался в ней резонансом и испугал, вызвав неожиданный трепет. Его акцент придал ее имени новую окраску, сделав более изысканным, что ли, и на секунду перенес ее из коровника в Шотландской низменности в салон лондонского дворца. Шона повернулась к нему и вдруг смутилась. Ее выцветшее платье из серой грубой ткани оказалось одним из самых поношенных, а чистый фартук уже был забрызган каплями молока. Она смахнула рукой упавшую на лицо прядь, выбившуюся из‑под чепца.

— Доброе.

Легким шагом он медленно подошел к ней. Что было в нем такого, что вызывало у нее смущение? Возможно, одежда, говорившая об уровне его состоятельности, о достижении которого никто из ее окружения не мог даже помышлять. А может, загадочности ему придавало в ее глазах его шотландское происхождение в сочетании с манерами иностранца. Или же причина крылась в его красивом лице и мускулистом теле, пробуждавшем сексуальные желания, признаваться в которых ему, а тем более выражать она не собиралась.

— Вижу, коровы уже на месте.

Англичанин положил руку в кожаной перчатке на голову Прешес и, опустив густые темные ресницы, разглядывал животное. Рукава его темно‑синего фрака плотно облегали могучие руки. Взгляд Шоны перекочевал на его поблескивавшую кремово‑золотистым жилетом грудь. Он был свежевыбрит. Волосы на его висках еще хранили следы влаги после умывания. Темные пряди волос на лбу делали его моложе на несколько лет.

— Да, путь с фермы был неблизкий, но на них это не отразилось.

— Рад это слышать. Я отправил молодого человека назад за козами. Они будут здесь к вечеру. Полагаю, вы и за ними будете ухаживать.

Она кивнула, ожидая, что он обратит внимание на то, каким красивым стал коровник. Шона сделала все возможное, чтобы сделать его безукоризненно чистым. В какой‑то степени она трудилась для коров, но, по правде говоря, хотела добиться и признательности хозяина.

Коналл вздохнул, и между его бровей пролегла глубокая складка.

— Я пришел поговорить с вами о вашей сестре Уиллоу.

У Шоны сжалось сердце, но она переборола убийственное разочарование.

— Меня это не удивляет, — пробормотала Шона, распираемая злостью.

Нужно быть слепцом, чтобы не замечать — и не желать — красоты Уиллоу. Но этот человек… ее встревожило, что он проявил такой интерес к ее сестре‑двойняшке.

— Вчера вечером я заметил, что у Уиллоу на тыльной стороне ладони есть отметина. — Коналл взмахнул руками. — Шрам… что‑то вроде клейма. Откуда он у нее?

Шона запаниковала и перешла на другую сторону Прешес, инстинктивно пряча от него свою ладонь.

— А вы ее не спрашивали?

— Спросил, но она не захотела отвечать. Когда я поинтересовался, кто это сделал с ней, она очень разволновалась и выбежала из библиотеки. Я видел ее сегодня утром, теперь она носит перчатки. Не могу себе представить, что она сделала, чтобы заслужить подобное увечье. Похоже, она этого очень стыдится. Я подумал, что, может, вы окажетесь более общительной. Откуда у нее это клеймо?

Шона погладила коровью шею, украдкой скользнув взглядом по собственному шраму. Об этой отметине она никогда не забывала. Никогда. Как глупо было со стороны Уиллоу расслабиться и забыть о перчатках.

— Я не могу этого сказать.

Коналл прищурился:

— Не можете? Или не хотите?

— Не все ли равно? Это сугубо личное дело.

— Вы всегда такая упрямая?

Шона замерла в напряжении.

— А вы всегда суете нос в чужие дела?

Он сделал к ней шаг и навис над ней темной тенью.

— Вы за кого меня принимаете? За базарную сплетницу? Я лорд этого поместья и обязан знать, каких людей нанимаю к себе на службу. У Уиллоу были проблемы с законом?

Шона покачала головой, взяв Прешес за поводок.

— Я не могу болтать. Мне нужно доить Дейзи.

Она повернула корову, чтобы отвести ее в стойло.

Едва сдерживаясь от гнева, англичанин уступил им дорогу. Его голубые глаза метали стрелы молний, а в тоне, когда он вновь заговорил, звучала угроза.

— Я ценю вашу преданность сестре, — процедил он сквозь зубы. — Но я ваш хозяин, и вы должны быть преданны в первую очередь мне. Когда я задаю вопрос, то рассчитываю услышать ответ.

— Может, вы мне и хозяин, но я не принадлежу вам. Как не принадлежу никакому другому человеку.

— Вот тут вы ошибаетесь. Пока находитесь у меня на обучении, являетесь моей подопечной. В мою обязанность входит кормить вас, одевать и обучать ремеслу. А ваша обязанность — прилежно трудиться и делать то, что говорят.

— Я это и делаю! — огрызнулась она, подбоченившись. — Посмотрите на коровник! Я вычистила его, как вы и приказывали. Посмотрите на корову! Она подоена, как вы и приказывали.

— А теперь я приказываю ответить на мой вопрос. Что означает этот знак?

— Хотите, чтобы я ответила? Очень хорошо. Уиллоу пыталась заклеймить лошадь, и тавро соскользнуло.

Коналл скривил губы:

— Вы, должно быть, принимаете меня за полного идиота.

— О, так вы еще умеете читать мысли.

Выражение шока на его лице доставило Шоне извращенное чувство радости. Хотя это и был всего лишь вкус мести, но он показался ей сладким.

Коналл скрестил руки на груди, заблокировав ее между коровой и своим внушительным телом.

— Если полагаете, что ваше непослушание пройдет безнаказанным, то жестоко ошибаетесь. Будете оказывать открытое неповиновение, я доставлю вас в суд, обвинив в своенравии и лени, что наказывается заключением в исправительном доме до той поры, пока не станете покладистее. И за каждый день, проведенный в заключении, по закону добавляется два дня к сроку ученичества.

Вкус сахара во рту быстро сменился вкусом желчи. Надежда на скорую свободу была единственным, что позволяло Шоне держаться на плаву, и его угроза отсрочить освобождение заставила Шону замолчать. Три месяца, десять дней и…

— Клеймо поставили за кражу?

— Нет.