— Когда ты сделаешь это, — выдохнула она, ее ресницы трепетали. Его веки были полуопущены.

— Я хочу это сделать снова.

— Я тоже. Поцелуй меня, Джон.

Он поцеловал ее — и она стала совсем податливой, словно все ее мышцы расслабились. Мэгги покачнулась, и он еще плотнее прижал ее к себе, так что ее бедра теперь смыкались с его, ее грудь — с его грудью. Одна его рука скользнула на ее затылок, его пальцы перебирали ее волосы. В то же время их губы были слиты в глубоком поцелуе, он чутко реагировал на все ее движения. Другой рукой Джон обхватил ее за талию, потом за бедра, еще сильнее притягивая ее к себе, зажал ее ноги между своих. Ее соски прижались к его груди. Кровь стремительно побежала по его артериям, у него зашумело в ушах, ему не хватало воздуха — и он не мог вздохнуть. Ему необходимо было остановиться, сделать паузу, чтобы осознать, что происходит с ним, что происходит с ней, но и этого он не мог сделать. Его прежняя тревога исчезла как дым. Ее губы были такими мягкими, рот — таким горячим и влажным, и еще этот вкус — вкус корицы и кофе, вкус женщины.

Мэгги… Она ничего не скрывала, не боялась показать, как она хочет его, не боялась еще сильнее раздуть разгорающееся в нем пламя. Все еще крепко сжимая ее, он потянул Мэгги назад и сел на край дивана. Она опустилась на колени на пол, ее мягкий живот прижимался к его паху. Поддерживая ее рукой за ягодицы, Джон поднял ее вверх и посадил к себе на колени — еще ближе, еще теснее. Полотенце, которое Мэгги держала в руках, осталось между их телами, и Джон, оторвавшись от ее губ, чтобы глотнуть немного воздуха, нетерпеливо отбросил его в сторону.

Мэгги провела рукой по его волосам, ее руки сомкнулись у него на затылке и удерживали его голову, пока губы искали дорогу к его губам. Потом они слились в еще одном, еще более глубоком поцелуе. Ее рот приоткрылся, и он просунул свой язык внутрь, в глубину, навстречу ее языку, почувствовал ее ответ и снова услышал тихий стон.

Мэгги вся горела, физически ощущая это горение внутри себя. Она провела ногтями по его спине — ее руки скользнули вниз и обвили его талию. Он издал глухой звук, его язык проник еще глубже, их поцелуй стал еще чувственнее.

Боже, как он умел целоваться! Никто никогда не целовал ее так смело, так отчаянно, с такой страстью, так точно реагируя на малейшее ее движение. Его губы ласкали ее лицо, а язык вытворял неслыханные вещи. То его рот был жестким, захватывая ее губы словно капкан, то становился нежным, легко касаясь ее шеи, ушей, щек, и все менялось в мгновение ока, быстрее, чем она могла к чему-то приспособиться. Он дышал тяжело, как будто ему не хватало воздуха, но малейшее движение ее губ заставляло его снова и снова сливаться с нею в поцелуе, вызывая каждый раз тихий стон удовольствия.

Но Мэгги хотела большего. Ее грудь томилась желанием, ее тело сотрясала дрожь. Его пальцы блуждали по спине, задерживались на ее бедрах, ягодицах, но этого ей было мало. Она переложила одну его руку к себе на грудь — он прерывисто вздохнул и стал ласкать ее ставшие жесткими соски. Потом он опустил голову, целуя ее шею, покрывая поцелуями плечи.

— Мэгги, — прошептал он. — О Боже мой, Мэгги! Мне так хорошо с тобой, что я… — Его прерывистое дыхание обжигало ее лицо. — Ты такая…

— Молчи, — прошептала она ему прямо в губы, стараясь улыбкой погасить смущение, появившееся в его глазах. — Просто поцелуй меня.

Он подчинился и стал прикасаться к ее коже легкими, почти воздушными поцелуями, поднимаясь вверх по ее шее, не оставляя без внимания ни одной клеточки нежного лица, чуть дотрагиваясь до уголков ее рта. Мэгги подумала, что сейчас сойдет с ума от желания. Потом их губы сомкнулись в жарком неистовом поцелуе.

Господи, ее вкус! Джон упивался им. Какой восторг — ласкать ее губы своими губами, ощущать ее кожу своими ладонями, сжимать ее тело в своих руках. Он поднял на ладони рыжие волосы, которые огненной лавиной покрыли их сомкнувшиеся плечи. Потом нетерпеливо откинул их, снова сомкнув руки у нее за спиной. Джон почувствовал, как возбуждение охватывает его, когда она, изогнувшись, прильнула к нему, словно лиана. Кровь у нее прилила к шее, к грудям, налившимся тяжестью под тонкой майкой. Джон в порыве страсти сжимал Мэгги в объятиях, изгибая ее податливое тело, и целовал, оставляя влажные следы на майке.

Ее глаз не было видно из-под трепещущих ресниц, щеки порозовели. Ее кожа никогда прежде не излучала такого жара, такого желания. Это желание сквозило в каждой частичке ее тела, в сиянии ее лица, даже в кончиках ее дрожащих пальцев, которыми она гладила его щеки. Ему никогда не было так трудно сдерживать себя, никогда он не испытывал подобного желания. Джон наклонился вперед, подложив одну руку под ее спину, а другой обхватив бедра, и снова стал губами ласкать ее груди. Как бы отвечая ему, Мэгги сомкнула кольцо рук, удерживая его, а ее бедра двигались медленно и ритмично, еще сильнее возбуждая Джона. Он хотел бы одним поцелуем накрыть эти упругие груди с воинственно торчащими сосками, хотел, чтобы ее тело распласталось по его телу, хотел проникнуть в нее как можно глубже, и знал, что и она хочет того же. Он как раз собирался ответить на эту ее молчаливую просьбу, которая так совпадала с его невысказанным желанием, как вдруг где-то в доме хлопнула дверь.

Мэгги замерла у него в руках, глаза ее расширились, она вся напряглась.

— Джон! Прекрати! Девочки идут!

— Они спят, — выдохнул он, прижимая ее к себе, чувствуя прикосновение ее тугих грудей. Джон не находил в себе сил отпустить ее. — Это был ветер.

Как будто чтобы подтвердить его слова, легкий ветерок проник в комнату через открытое окно, распахнул занавески; волосы Мэгги, словно ароматное облако, окутали лицо Джона.

Хлопнула еще одна дверь, и Мэгги вскочила, пытаясь привести в порядок одежду. Он попробовал было удержать ее, словно не желая, чтобы ветерок унес с собой волшебное ощущение, но она вывернулась и, нагнувшись, подняла с пола смятое полотенце. Где-то рядом детский голос произнес:

— Папа! Ты где? — Джон остолбенел — в комнату вошла его дочь. Еще не совсем проснувшись, она щурилась от яркого света. — Что ты здесь делаешь, а, пап?

— Я, видишь… помогаю Мэгги, — быстро ответил он, потому что Мэгги поставила перед ним корзину со сложенным бельем. Он с секунду тупо смотрел на нее — сверху лежала черная ночная рубашка. Ночная рубашка Мэгги. Восхитительное тело Мэгги. Обжигающие поцелуи Мэгги. Если бы Энди не появилась сейчас… Нет, ему даже не хотелось думать об этом. Он почувствовал себя совершенно опустошенным и осторожно взглянул на Мэгги. В ее глазах смешались смех и тревога, но, как только взгляды встретились, выражение их мгновенно переменилось. Она моргнула и немного отступила назад, при этом у нее был такой ошеломленный вид, как будто он ударил ее.

— Что…

«Что случилось?» — хотел было спросить он, но тут Энди вклинилась между ним и Мэгги.

— Почему? — спросила она, поднимая брошенное Мэгги полотенце. — Ты никогда не помогаешь миссис Виздом складывать одежду.

— Я, ну… конечно, не помогаю. Я не думаю, чтобы ей бы это понравилось. Миссис Виздом — очень независимая особа.

— И я — тоже, — заявила Мэгги, словно напоминая об этом себе самой, и забрала полотенце у Энди, — Джули тоже проснулась?

Энди зевнула и покачала головой. Потом, без всякого вступления, она обратилась к Мэгги:

— Мисс Эдейр, ваша мама умерла, да? Моя мама умерла. Сначала она очень заболела, у нее выпали все волосы, а потом она умерла.

Мэгги присела на корточки и посмотрела на Энди, но еще раньше она успела заметить, как мгновенно застыло лицо Джона.

— Это очень печально, крошка. — Она притянула Энди к себе и пригладила взъерошенные волосы на голове девочки. — Я знаю, что тебе было очень грустно. Это так плохо, когда кто-то из родителей умирает.

Энди кивнула, не отводя взгляда от лица Мэгги, потом присела на колено Мэгги, и та обхватила ее руками, бережно прижимая к себе худенькое тельце.