— Вы записали? — спросил Померанцев Осокина.

Тот кивнул, записывая.

— В какое время это было? — спросил Гера.

— Без десяти четыре, — сказала старушка. — Без пяти вообще-то, мои опять отстают… Раньше часы с гирями все ж лучше были. Всегда подвести можно, а тут батареек не напасешься… Я специально на часы посмотрела, сколько, мол, уже не сплю. Мне врачиха наша, участковая, Марья Власьевна, уже на пенсию ушла, всегда говорила: мол, ты смотри, Андреевна, сколько часов в сутки спишь, хоть ночью, хоть днем…

— Это тоже записывать? — спросил Осокин.

Померанцев не ответил, только смерил его взглядом.

Показание старушки примерно совпадало с данными о времени убийства. Плюс-минус пятнадцать минут.

— Значит, был выстрел, — кивнул Гера. — Спасибо! — Он привстал, поклонился старушке, махнул рукой Осокину: давай протокол. — Вы нам очень помогли, Елизавета Андреевна. Распишитесь здесь и здесь…

— Ой, я без очков, — сказала она. — Старая, не вижу ничего. Там все правильно? — Теперь она смотрела на Геру с полным доверием.

— Да… — Гера пробежал глазами протокол. — Можете подписывать.

Он подал ей авторучку, и все смотрели, как она непослушными старческими пальцами вывела свою роспись.

— Я вас провожу, если позволите, — сказал Гера, предложив ей руку.

Какое-то время они шли молча к ее дому, старому, запущенному, покосившемуся.

— И все равно стреляли из пистолета, — сказала она, остановившись. — А там думайте что хотите…

— Но Анну Петровну зарезали обыкновенным ножом, — развел руками Гера. — И мы не знаем, как это теперь объяснить.

— А что тут объяснять? — Она повернулась к нему. — Рассуждайте сами. Вы молодые, вам виднее…

Пожалуй, она права, подумал Гера, возвращаясь к дому погибшей. Кто сказал, что удар ножом исключает выстрел?

— Выстрел нельзя исключать, — сказал он Померанцеву. — В таком темном деле нельзя ничего упускать из внимания…

Он сел на лавку в сенях и снова посмотрел на следы.

— Не думайте, мы не сразу отмахнулись от ее показаний, — сказал Осокин. — И все осмотрели.

— Заранее не веря, что найдете улику? — сказал Померанцев.

— А вы верите? — спросил Осокин с вызовом. — Тогда поищите сами.

— Если уж вы не нашли по горячим следам… — хмыкнул Гера.

— Ладно, если здесь стреляли, то куда подевалась пуля? — спросил Осокин.

Померанцев пристально взглянул и качнул головой.

— Все боретесь за честь мундира, — сказал он. — А следовало бы бороться за чистоту совести… Значит, вы уверены в своих выводах?

— Я не привык повторяться. — Осокин стал нервно прохаживаться по дорожке, похоже собираясь уходить.

— Если предполагается, что здесь стреляли, вы должны были воспользоваться металлоискателем, не так ли? — не отставал Гера.

— Пули мы не нашли, — сказал Осокин.

— Ее трудно найти, — пожал плечами Померанцев. — А вот гильзу… Или подняли, или она осталась в револьвере. Но должны же быть хоть какие-то следы!

Он взглянул при этом на судмедэксперта. Тот пожал плечами, опустил глаза.

— Еще раз повторяю, — медленно сказал Померанцев. — Мы должны проверить все. Любую зацепку. Короче, металлоискатель у вас с собой?

— Да есть, в машине… — Осокин кивнул в сторону микроавтобуса, стоявшего на дороге. — Принести?

Померанцев смотрел на него сузившимися глазами.

— Еще спрашиваете? А если мы что-то найдем с его помощью?

— Тогда я подам рапорт на увольнение, — сказал Осокин. — А если не найдете?

— Тогда я предложу, чтобы вас уволили, — сказал Померанцев. — С формулировкой о неполном соответствии. Несите!

Уже через минуту металлоискатель запищал, замигал рядом с крыльцом, Гера нагнулся, чтобы поднять гвоздь. И замер, увидев вблизи вдавленную в грязь пистолетную гильзу.

— Гляди-ка, Валера!..

Померанцев взял ее, медленно распрямился и поднес к побледневшему лицу Осокина.

— Я что, в натуре, должен был из Москвы лететь за пять тысяч километров, чтобы разглядеть, что у тебя тут, под носом, лежит?

Игорь приехал в Красноземск в субботу утром, предварительно договорившись по телефону об интервью с кандидатом в губернаторы Николаем Сабуровым.

Время еще было, и он решил прогуляться по центральной улице, благо где-то в конце ее был дом Сабурова.

Бесконечный дождь наконец закончился, и на улицах было полно гуляющего народа, разглядывающего предвыборные плакаты кандидатов. Больше всего людей толпилось возле новых плакатов другого кандидата, Григория Солодухина, которые спешно расклеивались прямо на прежние «Солодухина — в губернаторы!». Теперь там было написано более размашисто и броско — «Солодухина — в президенты России!».

Не слабо, подумал Игорь. Интересно, что скажет на это здешняя избирательная комиссия? Хотя, пока суд да дело, впечатление произведено. А это главное. Остается всего пара недель до выборов… Перчатка брошена, теперь поднимет ли ее оппонент?

Ответ пришлось ждать недолго. Игорь заметил очередь смущенно оглядывающихся пожилых людей, стоящих перед какой-то подворотней, над которой красовался плакат с улыбающимся Сабуровым. Он протягивал ко всем желающим сказочно огромные руки, наполненные всякой всячиной, вплоть до компьютеров и автомобилей. Между тем выходившие из этих дверей старики выносили с собой лишь прозрачные целлофановые кульки с крупой и сахаром.

Знакомая картина, подумал Игорь, везде одно и то же, по всей России… Он подошел к очереди ближе. Постоял, хотел войти вовнутрь.

— В очередь, в очередь! — сразу заговорили вокруг.

— Я журналист, — показал Игорь свое удостоверение. — Из московской газеты. Мне не нужен ваш товар, хочу только узнать, как осуществляется ваше избирательное право.

— Иди отсюда! — Какой-то высохший старик подошел к нему, опираясь на палку и раздвинув раскричавшихся старух. — Иди, пока башку не пробил! Нечего здесь вынюхивать!

— Врет он! — вдруг истошно заорала ближайшая к Игорю старуха, указывая на него пальцем. — Я знаю его! На той неделе инвалидом войны прикинулся и хотел без очереди влезть, когда Коля сам по сто рублей раздавал! И опять ведь лезет, ну ты смотри, что делает! В тот раз его побили, а он опять!

— Что за дела? — Из дверей вышел здоровенный губастый парень в камуфляжной форме. И безошибочно уставился на Игоря, безостановочно что-то жуя. — Кто здесь без очереди влез?

Игорь попытался было податься назад, но его окружили бабки, встали стеной, не выпуская.

— Вот он, он! Хотел влезть, говорит — журналист он. Врет, да? Вот проверьте его и милицию позовите!

— Сами разберемся, — хмуро сказал парень. — Ты бы не толкал стариков. Документы у тебя есть?

— Вот-вот, сынок, проверь его как следует, вон и женщина в свидетели пойдет, говорит, в прошлый раз точно так же лез!

— Я журналист из Москвы. — Игорь прижал руки к груди. — Здесь у вас по заданию газеты! Я только хотел узнать, как у вас здесь проходит предвыборная кампания.

— Документы! — потребовал парень, протянув руку через головы пенсионеров. — Слышал, нет?

И тут же какая-то ловкая старушка выхватила у Игоря из руки удостоверение и бросила его парню. И при этом засмеялась, очень собой довольная.

— Счас, голубчик, выведем тебя на чистую воду! — Она с надеждой смотрела на своего заступника, с хмурым видом разглядывающего удостоверение. — Счас мы все узнаем, какой из тебя корреспондент!

Черт знает что, тоскливо подумал Игорь, оглядываясь на подходивших к месту скандала любопытных, в основном молодых людей с девушками. Подходили, спрашивали, пожимали плечами, шли дальше.

— Жулика, что ли, поймали? — спрашивали, как правило.

— Ну! Хотел мешок сахара у несть! — говорили старушки, злорадно поглядывая на пойманного.

— Ну и чего тебе у нас надо? — хмуро спросил парень. — Чего тебе в Москве твоей не сидится? Чего вынюхиваешь здесь?

— Во-первых, верните мне мое удостоверение, — твердо сказал Игорь. — Иначе у вас будут большие неприятности.