С какого-то момента он, не успевая ни затормозить, ни сбросить газ, вынужден был лететь на желтый, а на следующем светофоре пришлось захватить и красный… Правда, улица была абсолютно пустынна, а тормоза в его «ауди» проверены. Но все же… Все это на грани фола, если не за гранью…

И тут же следом за ним с воем срывается патрульная машина, через матюгальник на весь Комсомольский проспект приказывает ему прижаться к обочине. Он уселся поудобнее, бросил взгляд на гаишников, еще поднажал, еще набрал скорость. Один светофор, второй, третий… Ну что ж, пока удачно… Сзади надрывались уже две патрульных машины, впереди маячил гаишник с жезлом. Егор огляделся, сбросил скорость, нырнул в знакомый с детства проходняк, пролетел двор, сокративший расстояние на добрых метров четыреста и вырос на Петровке, где на финише стояла машина Верки. Там же маячила и Ка-тюха. Размахивая платком, она визжала от радости, приветствуя победителя.

— Ура! Егор пришел первым! Егорушка! Молодец!! — Катька бросилась было его целовать, но тут же рядом с визгом затормозил патрульный «форд», и гаишник, не дожидаясь, пока наглый водитель вылезет из машины, и, видимо, кипя от негодования, побежал к нему сам. «Раз бежит, чего ж вылезать», — подумал Егор, радуясь, что безумная гонка закончилась и он, слава богу, никого не задавил.

Немолодой капитан, тяжело дыша, да еще бормоча что-то в свою рацию, наконец наклонился к окошку:

— Капитан Сенечкин, попрошу ваши документы.

Пока Егор доставал документы, капитан с ненавистью спросил:

— Что, в клубе самоубийц состоите? Или с презентации едете? Вы знаете, какая скорость у вас была, когда вы нарушили на красный?

— Так точно, товарищ капитан, — ответил Егор, протягивая ему документы. — Около ста пятидесяти.

— Надо же! А я думал, вы скажете шестьдесят! Там вон пацана задержали, так он уверял, что у него шестьдесят, а шел на ста сорока, — ворчал капитан, изучая его права. — Так вот… Егор Андреевич… Сто шестьдесят у вас было, чтоб вы знали! — И вдруг переменился в лице. — Елы-палы, так вы Калашников? А я читал в газете, что вы прилетели, и не поверил. А вы и правда… — Он в нерешительности еще подержал права в воздухе, явно не зная, что должен делать. — Что ж вы нарушаете-то, Егор Андреич? Ай как нехорошо.

И замер, все так же нерешительно держа документы на весу и прислушиваясь к далекому, еще неясному гулу, — похоже было, что сюда движется готовящаяся к параду танковая колонна. Егор вылез из машины, проследил за взглядом капитана. Оттуда неспешно, километрах на шестидесяти, надвигалась перегородившая весь проспект от бордюра до бордюра Катькина армада. Машины, блокируя все возможное движение, катили с зажженными фарами. Да, видать, дело у рейсеров было поставлено не хуже, чем у ГБДД!

— Елы-палы! — ахнул Сенечкин, снова хватаясь за рацию. — Семенов! — заорал он, одновременно суя Егору документы. — Имей в виду, дристуны эти, ну рейсеры, на тебя идут. Посмотри там, чтоб не придавили кого! — И вдруг его осенило, добавил: — Да и этого, второго, который с превышением, отпусти, не связывайся, если за ним аварии нету! — Наконец отключился, посмотрел на Егора с новым интересом: — Елы-палы, да вы никак с ними, Егор Андреич? С психами этими? Зря вы это! Кто они — и кто вы… Ну раз уж связались со шпаной, — вы гоняйте поосторожнее, Егор Андреич! Конечно, оштрафовать вас никто из наших не оштрафует, тем более я сейчас всех на линии предупрежу, но ведь эти вот — они ж и правда психи! Так и норовят аварийную обстановку создать! Никакого порядка не признают.

И отпустил, попросив все же на прощание автограф — подсунул, за неимением другой бумаги, несколько бланков протокола с места происшествия.

— На все отделение не наберу, но хоть с начальством поделюсь. — И добавил на прощание: — Вы там покажите им всем во Франции, Егор Андреич! Вы ж вся надежда наша!

Да, популярность у него на родине действительно оказалась большая, и, похоже, будет еще больше. По крайней мере, среди рейсеров: гонку он выиграл. Гришка Седов пришел вторым.

Они вернулись на место старта, где толпились рей-серы.

— Ладно, Калашу проиграть не зазорно! — отмахивался Седов от подначек.

— Ты давай выходи на настоящую трассу, чего этим баловством заниматься! — посоветовал Егор.

— А че? Надо подумать. А ты меня в свою команду взял бы?

— Взял бы! Реакция у тебя блестящая. Так что готовься. Я тебе и телефоны оставлю, свяжешься с людьми, я поговорю.

Но главный сюрприз ждал его впереди. Зарулив снова на смотровую площадку, Егор обнаружил, что Верка вовсю дает интервью каким-то деятелям с телекамерами и фотоаппаратурой. Но аппаратура их внушала доверие, по крайней мере микрофоны: на одном было написано «Времечко», на другом — «НТВ».

Егор покосился на журналистов. Телевизионщики без всякого стеснения направили камеры прямо на него.

— Э-э, мы так не договаривались! — воскликнул Егор.

Верка, ловко повернувшись, оттерла его от журналистов, оставив у себя за спиной.

— А мы разве не предупреждали? — говорила она, уже специально работая на камеры. — Мы ж тебе объясняли, что все можем! У нас в столице все схвачено, на то мы и рейсеры! Да, ребята? — обратилась она к окружавшей их мокрой толпе.

— Да-а! — радостно и дружно заорали ребята, норовя попасть в объективы телекамер.

Нет, надо побыстрее уносить ноги, решил Егор, направляясь к машине.

— Э-э! — услышал он вдруг. — Так не по правилам! Ты, братан, между прочим, должен выкатывать нам всем за выигрыш! — крикнул кто-то из толпы рей-серов. — Или слабо? Небось будешь говорить, что кошелек оставил в городе Париже, да?

— А ты меня на «слабо» не бери.

Тут не выдержала, вмешалась Катька, давно уже не отходившая от машины — явно хотела уехать вместе с Егором:

— Ладно, кончайте дурака валять! Он устал, ему отдохнуть нужно.

— А ты-то что за него базаришь? Спичрайтер его, что ли? — крикнул Гришка.

— Не обращай внимания, это он меня к тебе ревнует, — шепнула Катька:

— Ха! Видали?! Я ее ревную?! — услышал ее Гришка и покраснел.

— Ребята, ставлю всем пиво. — Егор полез в карман за деньгами. — Только уж не обессудьте, выпить с вами никак не могу. В другой раз как-нибудь. — Он протянул Седову несколько крупных купюр. Седов стоял в каком-то раздумье, деньги брать не спешил.

— Ну чего пузыришься! — вскинулась на него Катька. — Дают тебе лавэ — бери. Мало ли какие у человека дела, не может он сейчас. Вера, — торжествующе закричала она подруге, — Вера, я тебя бросаю, давай сама тут управляйся. Сможешь без меня?

— А то! — И Егору: — Ты давай, Калаш, не подкачай! Девушка так долго тебя ждала!

— Во дура! — сказала Катька, а глаза ее сверкали нестерпимым счастьем.

Заночевал он у Катьки. Сначала просто засиделся, заболтался, потом оказалось, что они выпили больше, чем надо, — не ехать же в гостиницу в таком состоянии. Но если честно, ему с самого начала как-то не очень хотелось уходить, грело то, как девушка на него смотрела — как на новогодний подарок судьбы. «Ах, дуреха, — не без гордости думал Егор, — заманила и рада-радехонька. Вон светится вся. Любит…»

Он смотрел на счастливое Катькино лицо и думал снова и снова — подсознательно, не перекладывая мысли в слова: как хорошо, что можно с девушкой, с которой у тебя когда-то что-то было, встречаться снова, без обид и претензий, просто наслаждаясь моментом, так сказать. А вот с Олесей Викторовной, он знал, такого свободного чувства никогда не будет. Потому что Катька просто отдает ему все, что у нее есть, а та наоборот — ей надо все время что-то подгребать под себя: мое, мое! Ужасно жаль, что встречи с ней никак не избежать — и так, поди, уже выходит из себя: за целый день он ни разу не позвонил!

Был еще один момент. Селин, как просвещенная европейка, строго стояла за безопасный секс, требовала от Егора, чтобы тот предохранялся. А он, оказывается, соскучился по сексу без этих резинок долбаных…