— Уходите, оплакивайте их подальше отсюда. Вспоминайте ваших мужчин в расцвете их красоты и силы. Госпожа, вы помните вашего мужа в тот день, когда вы поженились? Тогда прекратите смотреть на его останки, над которыми глумятся орки, тогда исчезнет и само глумление. Госпожа, вы помните, как ваш сын улыбнулся вам в последний раз? Помните это мгновение и не смотрите на все остальное. Они не хотели бы, чтобы вы видели их такими. Отвернитесь.

Одна за другой женщины отходили и спускались со стены. Плач постепенно утихал.

Но орки увидели девочку. Теперь они знали, что слабое место королевы Далигара — маленькая черноволосая девочка в голубом переднике.

Капитан всем сердцем пожелал, чтобы орки никогда не воспользовались этим.

Королева, бледная от ярости, повернулась к капитану и к командиру стражников:

— Обезглавьте всех орков, которые попадут к вам в руки, — жестко приказала она, — начиная с тех, что пришли сегодня сюда, на площадь, чтобы найти здесь свою смерть. Один уже готов — позаботьтесь об остальных. Сделайте с их головами то же самое, что они сделали с головами наших воинов. Немедленно.

Девочка вновь ударилась в отчаянный плач, который, казалось, невозможно унять.

— Обезглавить всех, — приказал капитан, — и насадить их головы на шесты так же, как это делают они. И повыше, чтобы было лучше видно.

— Капитан, они еще вешают на шесты какую-то еду, а разве у нас она есть?

— Вешайте что хотите, лишь бы было поярче.

Многие из наемников, включая абсолютно всех гномов, встретили его слова дикими криками.

Лизентрайль почему-то молчал, а Тракрайл попытался воспротивиться.

— Капитан, — едва слышно прошептал он, — мы этого никогда не делали.

— Значит, теперь и начнем, — сухо ответил капитан, — раз единственный способ вызвать у этих зверей страх — это заставить их разгуливать по царству мертвых без головы.

Когда Розальба спустилась с городской стены во внутренний двор, ее тошнило.

На древке алебарды торчала голова поверженного кавалериста. Розальба посмотрела в его распахнутые пустые глаза, увидела веснушки, принявшие после смерти свинцово-желтый оттенок. Вокруг него на таких же пиках торчали головы тех, кто исполнил свой долг, дав знать о нападении орков сигнальными огнями, и в отсутствие других приказов остался на своем посту, где и был убит. На этот раз орки не только увенчали пики головами, но и увили их гирляндами лука и сосисок — может, чтобы еще больше поиздеваться над голодом осажденных, а может, чтобы продемонстрировать свое собственное презрение к смерти и равнодушие к ужасу, которые не помешали бы им, оркам, набивать себе брюхо теми же продуктами, которыми лакомились мухи после прогулки по пустым глазницам мертвецов.

Орки поджидали королеву и сразу ее узнали. На голове Розальбы все еще была корона, и, что еще хуже, на руках у нее была Эрброу, которую тоже невозможно было не узнать. Это было то же самое, что орать на весь свет о том, что у Далигара есть предводитель и что этот предводитель безгранично любит маленькую черноволосую девочку в голубом переднике.

По жестам, адресованным скорее Эрброу, чем ей, Розальба поняла, на сколь мелкие кусочки орки собирались разрубить ее дочку и какое удовольствие им это доставило бы. У нее снова закружилась голова при мысли о том, что самое дорогое ее сокровище для них было не более чем жалким тараканом, которого следовало раздавить — и как можно скорее.

Часть солдат Ранкстрайла выполняла ее приказ. Пересекая двор, Розальба наткнулась на обезглавленное тело последнего напавшего на нее орка, того самого, которому она посмотрела в глаза, перед тем как его убили. Ей снова стало дурно. Чтобы хоть как-то отвлечься от тошноты, Розальба пнула ногой круглый щит орка. Тот оказался довольно тяжелым и всего лишь перевернулся: деревянный, с железной бляхой в центре, он был полностью покрыт резьбой. Розальба изумилась. Она наклонилась, разглядывая сложный геометрический узор: фигуры переплетались одна с другой и многократно повторялись, такие одинаковые и такие разные. Ребенок у нее в животе толкнулся.

Розальба приказала командиру стражников сделать строгое внушение часовым. Малейшая невнимательность могла стоить городу жизни и должна была жестоко наказываться. О любых передвижениях врага в радиусе десяти локтей от крепостной стены нужно было докладывать. До наступления темноты защитные колья-иглы Далигара нужно было снабдить зажженными фонарями, чтобы осветить стены и реку и не позволить оркам атаковать внезапно.

Розальба всей душой желала броситься к Эрброу, и не только для того, чтобы утешить ее после всех тех страшных угроз, которые девочка слышала от орков и наверняка поняла. Роби также хотела объяснить дочке причины всех своих вспышек ярости, причины своей невежливости (выражаясь любимым словом Йорша) по отношению к Авроре, которая по какой-то загадочной причине — вероятно, благодаря своему внешнему сходству с Йоршем — вызвала у девочки такой интерес.

Но Роби снова не могла позволить себе делать то, что хочется. Были другие, совершенно неотложные дела. На ее пути возник церемониймейстер. Город был в сравнительной безопасности, но населению грозил голод. Введя строжайшую экономию, можно было протянуть около месяца, но этот месяц был бы не из приятных. Все запасы масла, зерна, фасоли, гороха и кукурузной муки были сожжены. Оставалось лишь то, что каждая хозяйка держала в доме про запас: вяленое мясо, изюм, мед, мука, но в небольших количествах. Пустив на жаркое лошадей прибывших на подмогу кавалеристов, они, может, протянули бы месяца полтора, но это грозило недовольством со стороны самих кавалеристов, которые, похоже, не были примером дружелюбия и бескорыстия.

Королева приказала пересчитать всех горожан и беженцев, особо отмечая число маленьких детей в семье, и составить опись всех кур, гусей и голубей в городе, вплоть до последнего желторотого птенца. Они должны опустошить все кладовые. Они могут есть бабочек, летучих мышей, пауков. Пусть каждая хозяйка, если у нее есть хоть немного меда, научится засахаривать тараканов: если они довольно жирные, то представляют собой хоть какую-то пищу, а в Далигаре они еще какие жирные. Насколько Роби помнила, подземелья дворца кишели крысами — фаршированные сухими каштанами крысы, она уверена, стали бы настоящим лакомством. В фонтанах знати плавали золотые рыбки, которых придворные забыли, сбегая из города, так же как и своих невыносимых попугаев, уже надоевших всем своим галдежом. Пусть людям раздадут луки и научат стрелять. Это могло бы пригодиться, если бы защита города пала, а сейчас это давало возможность разнообразить пищу горожан мясом чаек. На севере окружение было прорвано. Прибывшие к ним кавалеристы капитана могли бы делать короткие вылазки на северный берег, прочесывая местность, чтобы не допустить нового окружения, и заодно охотиться там. Судя по их рожам, они не должны были заблудиться в лесу или расчувствоваться перед диким кабаном и не нуждались в помощи какой-нибудь доброй феи, чтобы найти дорогу домой.

— Госпожа, — снова взялся за свое церемониймейстер, — самое ужасное, что у нас не хватает воды. Колодец почти пустой, а речная вода настолько грязна после орков, что пить ее опасно.

Розальба онемела: нехватка воды была неразрешимой проблемой. Недаром орки прилагали столько усилий, чтобы сделать ее непригодной для питья.

Тут Джастрин подал голос.

— Воду можно очистить, — объяснил он, — воду можно очистить огнем.

Йорш рассказывал ему об этом. Он даже рисовал ему на песке схему каких-то странных приспособлений, используемых для этой цели. Джастрин видел такие в комнате, где делали духи.

— Реторты? Дистилляторы? — переспросил церемониймейстер.

Да, именно они, так они и назывались.

Розальба возблагодарила небеса за то, что они дали ей Джастрина, и за то, что дали ему такую память, такое мужество, такую смелость. Мальчик тоже сражался — тем, чем мог. Слабость его ног не мешала величию его духа, Йорш был прав: за Джастрина стоило биться, как за родного сына.