В коридоре, свернувшись под дверью, спала проститутка.
СуСу жида вместе с Эйрис, но никогда не входила в комнату сама. Если девочка почему-то оставалась снаружи, когда Эйрис была в рабочей комнате или у Дахара, то СуСу ждала в коридоре, пока дверь не открывалась. Сегодня Эйрис, наверное, подумала, что СуСу у себя, и не вышла открыть ей, вот она и уснула под дверью.
Дахар наклонился над девушкой. Во сне ее лицо казалось удивительно спокойным. Десятициклами он старался не замечать СуСу. «Я никогда не брал женщину силой», — как-то сказал он Эйрис. И хотя он не лгал, теперь, после ночей, проведенных с Эйрис, — ночей, когда они разговаривали, любили друг друга, ночей, полных этой странной, изумительной нежности, — его отношения с проституткой казались насилием. Хотя и припомнить, чтобы СуСу кричала или сопротивлялась он не мог. Дахар криво усмехнулся. Кто сказал, что насилие не может твориться бесшумно?
Он не хотел оставлять беззащитную девушку в коридоре, но знал: стоит к ней прикоснуться, и она превратится в бешеного зверька, а он слишком измотан, чтобы вынести еще и это. И к тому же вдруг понял, что не хочет к ней прикасаться.
Интересно, почему? Потому что СуСу — джелийка? Или потому, что, пока Эйрис не сказала ему об этом, он не замечал, какая она еще маленькая? А может, потому, что, вспоминая ночь, проведенную с СуСу, всегда чувствовал вину перед Эйрис, у которой была дочь немногим моложе. Неважно. Глупо теперь гадать. Здесь не Джела и не Делизия. Здесь Эр-Фроу. В Эр-Фроу эта девчонка проводит время с Эйрис и гедами. Здесь Эр-Фроу.
Уцепившись за эту мысль, он наклонился и осторожно, стараясь не разбудить, поднял СуСу. Она была легкая, как пушинка. Ему не хотелось нести ее в свою комнату, и он осторожно двинулся по коридору к комнате Эйрис.
СуСу вдруг проснулась и посмотрела прямо ему в глаза.
Взгляд девушки прорвал завесу его усталости и хлестнул по нервам. Дахар боялся взрыва бешенства. Но тут было не бешенство, и не гнев, не страх.
Ему показалось, что именно так должны смотреть трехглазые чудовища, явившиеся с далекой звезды, хотя они никогда так не смотрели — со слепой враждебностью существа, совершенно чуждого этому миру, враждебностью, исключающей понимание или перемирие. Такие глаза иногда чудились ему во тьме вельда, за пламенем костра. В них светился холод и страх.
Вздрогнув, Дахар опустил СуСу на ноги. Она сразу убежала и скрылась за поворотом. Распущенные волосы летели за ней черным шлейфом.
Первое же прикосновение к Эйрис, раскинувшейся на подушках, развеяло его усталость как дым. Она сразу проснулась. В нем разгорелось загадочное, волнующее, странное желание — обнять ее, поверить все сомнения и страхи терпеливому женскому уху. Из ниоткуда перед Дахаром вдруг всплыло обнаженное тело СуСу. Воспоминание казалось реальнее сегодняшней встречи.
Лаская Эйрис и думая о СуСу, Дахар поймал себя на том, что забыл об усталости.
— Дахар, — счастливым голосом сказала Эйрис и поцеловала его.
Он ощутил тепло ее губ. Губы Эйрис, глаза СуСу… полные враждебности и ненависти… Он опустился на Эйрис и ртом сжал ее губы. Слишком сильно, сильнее, чем надо. Он словно мстил за враждебность СуСу, за долгие, бессмысленные годы, за неудачу в рабочей комнате, за все. Податливое тело женщины приняло боль. Дахар еще крепче сжал ее в объятиях. Она не могла равняться силой с сестрой-легионером, такая хрупкая, что, не сдерживай он себя, ему ничего не стоило бы сломать ей ребра.
Эйрис вскрикнула и оттолкнула его.
— Дахар…
Дахар с ужасом спохватился. Он позабыл, кто с ним, и потерял голову.
— Эйрис… Прости!
Он сразу же выпустил ее и стал шарить рукой по стене в поисках оранжевого круга. Свет залил комнату. Эйрис села, щурясь от яркого света.
Она казалась взволнованной, но не испуганной.
— Что случилось?
— Я хотел сделать тебе больно, хотел… Нет, не стоит. Не знаю, что на меня нашло. Поверь, это не намеренно!
— Конечно, нет, — мягко сказала Эйрис.
Они посмотрели друг на друга с внезапной настороженностью. Потом она медленно заговорила:
— Я наблюдала за тобой. Давно, много циклов назад, когда Гракс впервые принес маленький увеличитель, ты ножом вырезал кусочек плоти из собственного рта. Очень острый нож, ты сунул его прямо в рот…
Усталость, ненависть, которую он увидел в глазах СуСу, — все снова навалилось на Дахара. Он схватил Эйрис за запястье и повернул ее руку ладонью кверху. На ладони и у основания большого пальца белело множество шрамов.
— Это ведь от стекла, из-за которого тебя прогнали, так? Из-за двойной спирали, да?
— Да…
— Зачем ты порезалась этим стеклом?
— Затем, что я потеряла Эмбри. Затем, что я потеряла… все. Делизию, Эмбри, свою мастерскую.
— И ты специально причинила себе боль.
— Да. И мне стало легче… Не смотри на меня так! — горячо выпалила Эйрис. — Я сделала это намеренно, но теперь бы так не поступила. — Ее горячность явно скрывала страх. Они оба видели, какой перед ними открывается путь. Это стало ясно уже в первую ночь, проведенную вместе.
— Ты повредила мышцы и нервные волокна, — заметил Дахар. — Ты повернула свое ожесточение против самой себя. Тебе было приятно испытывать боль.
— Это было раньше, но не сейчас. Не в Эр-Фроу.
— Да. Не в Эр-Фроу. В Эр-Фроу ты спишь с мужчинами, привыкшими к насилию. С Келоваром. Со мной.
Эйрис попыталась высвободить руку, но он сжал ее так, что неминуемо должны были остаться синяки. Делизийка снова попыталась вырваться, но не смогла и задышала часто и хрипло.
— А в Делизии твоими любовниками были только солдаты, — сказал он каким-то чужим голосом. — Все как один, ведь так?
Она не ответила.
— Ни стеклодувы, ни гончары, никто, кроме солдат, всегда только они? И тебе нравится, когда… Ответь же мне, милая.
— Не называй меня так!
— Только солдаты, — повторил Дахар. — А легионер из Джелы еще лучше.
Сильнее возбуждает…
— Ты действительно так думаешь, Дахар? — Эйрис вскинула голову. — Ты легионер, но бывший. Но к тому же и бывший лекарь, и когда я наблюдала за тобой, как ты впитывал знания… Не знаю! Что именно ты хочешь услышать?
Почему боль изгнания я выместила на самой себе? Но разве лучше, если бы меня постоянно жгла слепая ненависть, как Келовара? Лучше, если бы я свихнулась, как СуСу?
Дахар снова вспомнил проститутку, изо всех сил старавшуюся доставить ему удовольствие, и отпустил руку Эйрис. На запястье остались красные пятна.
— Утрата и ожесточение, — гневно продолжала Эйрис. — Почему-то они всегда вместе. Особенно в Эр-Фроу. Но ты не хочешь этого видеть, ты не замечаешь того, что стало с людьми…
— Ну хватит, — грубо оборвал ее Дахар и отвернулся. — Мне нужно вернуться в рабочую комнату. Я оставил дверь незапертой, потому относил СуСу.
— СуСу? — обеспокоенно переспросила Эйрис и снова в утомленном мозгу Дахара две женщины слились в одну. Ни одна из них не была тем, чем казалась, у обеих было оружие, против которого он не умел защищаться. У Эйрис — слова, а у СуСу — смертельная ненависть, горящая во взгляде…
— Девочка уснула в коридоре. Знаешь, как она посмотрела на меня?..
— Да. Я знаю взгляд СуСу. Она не может забыть свое горе, клинки ожесточения полосуют ее душу при каждом вздохе. Что творили ваши доблестные братья-легионеры, что довело ее до такого состояния? Джелийской проститутке нечем выразить свою ненависть, кроме взгляда, не так ли? А ты обрушил ее ненависть на меня. Ты бы хотел, чтобы я тоже стала человеконенавистницей после того, как потеряла Эмбри? Или так же ожесточилась, как Келовар? Или превратилась в двуглазое подобие гедов, как ты?
Она сильно, но неумело толкнула его в грудь. Дахар схватил ее за руки, постарался удержать. Она еще раз замахнулась, разозленная уже по-настоящему, ее зубы сомкнулись на его плече, и прокусили рубашку вместе с кожей. И тут же сама закричала от боли. Он забыл о ее сломанной ноге — или предпочел не вспоминать — и швырнул на пол гораздо грубее, чем следовало.