— Да тетя! — подсказал Язеп.
Болат сжал кулаки.
— Еще раз!.. — Он даже скрипнул зубами. — Не обижайся — ударю!
Язеп лениво махнул рукой.
— Не придется. Клюква еще зеленая, а больше на болоте мне лично делать нечего. Без меня пойдете.
— И пойдем! — крикнул Болат.
Арвид нахмурился.
— Ты серьезно?
— Как всегда! — усмехнулся Язеп. — Чего я на том острове не видел? Мох да деревья.
Арвид задумался. Болат взглянул на него и разочарованно качнул головой.
— Не ходи! И ты не ходи! Сам дойду! Один!
— Не горячись, — сказал Арвид. — Я пойду… А тебя, — он повернулся к Язепу, — уговаривать не будем. Только не проговорись дома! Я в Пумпури остался. Понял?
— До чего же не люблю врать, а приходится! — Язеп притворно вздохнул и добавил на прощанье: — Сухой вам тропы до самого Бессаусака! Трудно будет — шлите телеграмму.
Он включил транзистор и зашагал прочь.
Арвид и Болат вернулись к сараю. Настроение было невеселое, но они рассмеялись, когда увидели Катю. Свернувшись калачиком, она спала под раскрытым зонтиком, воткнутым ручкой в сено около ее головы. Катя проснулась, приветливо поморгала длинными ресницами и защебетала:
— Ой, мальчики! Долго я спала? Уже утро? Или еще вечер?.. А есть как хочется — прямо ужас! Вы уже кушали? А где Язеп?
— Сама маленькая, — улыбнулся Болат, — а вопросов на двух больших хватит!
— Есть и мы хотим! — сказал Арвид.
Катя вскочила.
— Чур, я буду готовить!
В ее рюкзаке была и полиэтиленовая скатерть, и подстилка, и главное — большой запас сыра, колбасы и ветчины. Съели по два бутерброда. Захотелось пить.
— Родник рядом, — сказал Арвид.
— Чаю бы! — мечтательно произнесла Катя. — Дурочка я — не взяла заварку!
Болат придвинул к себе вещмешок.
— Казах без чаю — не казах!
— А спички? — с надеждой спросил Арвид.
— Казах без спичек и ножа — не казах! — гордо ответил Болат.
В его вещмешке, кроме чая и спичек, нашелся плоский солдатский котелок с крышкой. Ребята с удовольствием пили крепкий горячий чай с Катиными конфетами.
Уже темнело. Потрескивал костер. Тихо шумел лес. С болота доносилось какое-то утробное бульканье. Потом раздался тягучий скрип, будто кто-то с трудом открыл перекосившуюся от времени дверь. Открыл и стал баловаться, нарочно заставляя ее монотонно и жалобно скрипеть.
Арвид лежал на животе у костра и смотрел в огонь. Болат молча стругал можжевеловый корень — прорезал коню глаза. Катя по-хозяйски прибрала хлеб, колбасу, стряхнула со скатерти крошки и тоже села поближе к огню.
А темнота все плотней и плотней обступала костер. На болоте скрипела дверь.
— Чего он ушел? — задумчиво спросила Катя. — Обиделся?
— Ушел — не жалко! — резко ответил Болат.
— Жалко! Вчетвером лучше…
— Предатель он! — выпалил Болат. — Не вспоминай!
— Ну, это ты загнул! — возразил Арвид. — Во-первых, он не говорил, что пойдет с нами в поход. А во-вторых, всех предателей после войны в тюрьму посадили.
— В войну кто трус — тот и предатель! — сказал Болат.
Арвид подбросил хворост в огонь.
— Я бы ничего не побоялся! Мне бы только автомат!
— А я бы с одним ножом в разведку пошел, как мой… брат моего отца…
— Дядя, — подсказал Арвид.
— Дядя! — повторил Болат. — Спасибо!.. Только он не совсем дядя… Ему четырнадцать лет было, а больше, наверно, и не стало.
Катя вздохнула.
— Как мальчишки соберутся — так сразу про войну. И чего интересного? Ужас — больше ничего! Если бы я знала, что сейчас в лесу всего один фашист прячется, я бы умерла со страха!
— Тут их полно было! — мрачно сказал Арвид. — За каждым кустом по два!
Катя украдкой посмотрела на заросли за сараем.
— Ой!
Мальчишки тоже услышали похрустывание веток…
— Язеп, наверно! — прошептала Катя. Она и сама не верила в это — прошептала, чтобы отогнать страх.
В кустах зашуршало. Ветки зашевелились.
— Лось, — сказал Арвид.
— Не лось, — возразил Болат. — Казах за километр коня узнает!
Он спрятал нож, положил корень в вещмешок и пошел к кустам.
— Ой, не ходи!
Но Болат смело зашел в густые заросли. Слышно было, как он зачмокал как-то по-особенному, ласково проговорил что-то непонятное и звонко похлопал по чему-то упругому, плотному. В кустах зашуршало еще громче, и из зарослей показался конь. Болат ловко сидел верхом и гладил его по холке.
Забыв все недавние страхи, Катя захлопала в ладоши.
— Ловко! — восхищенно произнес Арвид.
Болат спрыгнул, шлепнув коня по крупу.
— Иди! Пасись!
И конь послушно пошел к лесу, пощипывая на ходу высокую траву. Болат не спускал с него разгоревшихся глаз.
— Жаль, не ишак!
Арвид удивился.
— А чем осел лучше лошади?
— Кто сказал — лучше? Никто не сказал!.. Ишака в поход бы взяли! Вещи бы тащил! Чужого коня не возьмешь. Нельзя — вором станешь!
— А чужого осла можно?
— Можно!.. У нас так… Идешь — долго идешь. Устал! Видишь — ишак. Сел — поехал. Приехал — накормил. Домой отослал. И всем хорошо: тебе, ишаку и хозяину ишака!..
Катя и Арвид не поверили, но спорить не стали. Очень уж убедительно и горячо говорил Болат.
Когда Катя улеглась спать на сене, ей вдруг привиделась длинная вереница ослов. Они стояли в степи у столба с надписью «Такси». Подходили запыленные казахи, садились верхом на ослов и устало говорили:
— На Невский, пожалуйста!
— А мне к кинотеатру «Гигант»!
Катя улыбнулась и заснула с каким-то радостным праздничным чувством.
Болату тоже приснился под утро сон. Они с Катей стояли на берегу болота. Арвид крепко держал их за руки и, строго нахмурив брови, говорил непререкаемым тоном командира:
— И сам не пойду, и вас не пущу!
Болат поднатужился, выдернул руку из цепких пальцев Арвида и проснулся.
Начинало светать. Арвид спокойно спал слева от Болата. Катя лежала в стороне, прикрывшись полиэтиленовой пленкой. Светлый плащ висел рядом на стене, на гвоздике.
Минут пять сидел Болат неподвижно. Думал. Сон встревожил его. Вдруг Арвид откажется от похода? Можно, конечно, обойтись и без него. Бессаусак виден с берега. Не заблудишься. А вот обратно, к автобусу, найти дорогу трудно. Тропинок в лесу много. Обязательно собьешься с пути.
Не мог Болат не побывать на острове. Верилось ему, что именно здесь, в этих краях, партизанил его дядя. Здесь он и погиб, так и не успев вырасти в настоящего дядю. И кто знает, может быть, как раз остров Бессаусак и откроет тайну его гибели. Не может человек пропасть просто так, не оставив после себя никаких следов. И решил Болат сейчас же, не теряя ни минуты, идти на остров, осмотреть его и вернуться, пока Арвид и Катя не проснулись. Было часов пять, не больше. За час он дойдет до острова, а к восьми вернется. Они еще наверняка будут спать.
Потихоньку выбрался он из сарая и бегом пересек заросли. На болоте лежал густой туман. Такой густой, что ничего не было видно. Казалось, перед Болатом лежала бескрайняя котловина, заполненная опустившимися с неба облаками. Он помнил, что тропа начиналась где-то справа, и, пройдя по берегу метров двадцать, увидел ее под ногами. Мох тут был примят и смешан с грязью копытами диких кабанов.
Не раздумывая, Болат свернул на тропу. Под ботинками зачавкало. Он сделал шагов десять по мягкой, как пружинный матрас, трясине и оглянулся. Берег уже исчез в тумане. Слева и справа лениво перекатывались зыбкие валы из серовато-белой невесомой ваты. Над головой — тоже сероватый низкий полог. Впереди — такая же непроницаемая и в то же время неощутимая стена. И только тропа темнела под ногами. Было такое ощущение, будто весь мир окутан этим густым туманом, будто на сотни километров вокруг нет ни одного человека. Остался на земле он один, погруженный на самое дно моря туманов.
Болат преодолел страх и пошел вперед, глядя только под ноги, чтобы не потерять тропу. Он шел долго, не останавливаясь, не оглядываясь, и старался для смелости думать только о своем дяде. Ему тогда было столько же лет, сколько сейчас Болату. И туманы здесь были такие же густые. И болото такое же топкое, коварное. А ведь он шел и не боялся! Да еще, наверно, и ночью приходилось. Значит, и Болат пройдет! Должен пройти!