Ромка был слабее Белова. Когда Шурик очнулся от неожиданного нападения, подставка вылетела из Ромкиных рук и сам он, получив пару увесистых тумаков, оказался прижатым к стене.

— Бей! — завопил Ромка. — Можешь бить до смерти! Все равно в школе узнают, что ты за гад!

— Скажешь, да? Скажешь? — хрипел Шурик, тряся Ромку за грудь. — Донесешь?

— Скажу!

Белов ткнул Ромку под подбородок.

— Скажешь?

— Скажу!

— Тебе же, дураку, попадет! Кто привинчивал ножки? Ты!

— Скажу! — твердил Ромка. — Скажу! Скажу!

Это исступленное «скажу!» лишило Белова сил. Он еще подергал, потолкал Ромку в бессильной ярости, но страх разоблачения леденил душу. Белов выпустил Ромку и убежал в комнату.

В квартире наступила тишина.

Ромка прислушался, заглянул в комнату. Белов лежал на диване вниз лицом.

— Ладно… Леший с тобой! — произнес Ромка. — Ничего я не скажу… Только сидеть с тобой не буду и перейду в другое звено! Но ты не радуйся — сами про тебя узнают! Все узнают!.. А я руки пачкать не буду!..

Со следующего дня Белов сидел за передней партой один. Ромка пересел на правый фланг, к третьему звену. В классе догадались, что приятели поссорились. Но никто не знал толком, что произошло, а Ромка не давал никаких объяснений.

Белов старался держать себя по-прежнему — независимо и авторитетно. Но все, в том числе и он сам, чувствовали, что приближается какая-то неприятность.

Она пришла в самый неожиданный для Белова момент — на большой перемене.

— Химики приехали. Серебро привезли! — облетела школу радостная весть.

У пионерской комнаты собралась толпа ребят. Комната не могла вместить всех желающих посмотреть на добытое из раствора серебро, но Шурик сумел протолкаться сквозь задние ряды и добрался до дверей. Здесь он и остановился с гордым, спокойным видом. Сейчас все увидят настоящее серебро и вспомнят, что именно он предложил собирать проявитель. Шурик надеялся, что серебряный слиток развеет тучи, собравшиеся над ним.

К столу в центре пионерской комнаты подошла пожилая женщина. Она приветливо улыбнулась, раскрыла желтый кожаный портфель, достала книгу, полистала ее и вынула тоненькую полоску светло-серого металла.

— Вот оно — ваше серебро! — сказала она.

— Так мало? — разочарованно спросил кто-то.

— Не так уж мало! — ответила женщина. — Если каждый класс в школе, в городе, во всей стране соберет столько же серебра, это будет не меньше, чем добывается на большом руднике. И получится так, как будто в нашей стране начал работать еще один рудник.

Ребята оживленно переглянулись.

— Молодцы пионеры! Большое вам спасибо! — продолжала женщина. — Но… должна вас и огорчить… Это серебро мы получили из одной бутыли раствора. А другая бутыль оказалась пустоцветом. Кто-то поступил нечестно. У нас, у взрослых, это называется очковтирательством, а у вас… Но это уж ваше дело — разобраться и решить, как называется такой поступок. А я просто хочу вас попросить не делать так, не обманывать ни себя, ни своих товарищей, ни нас — химиков…

Пионеры стояли тихо, неподвижно. Никто, кроме Ромки, еще не успел произнести в уме фамилию Белова. Но Шурику казалось, что все глаза с презрением смотрят на него. Он резко повернулся и, опустив голову, стал пробираться сквозь толпу. Выбравшись, он побежал по гулкому коридору, а сзади нарастал шум.

Они познакомились в Пумпури, на Рижском взморье. Сначала их было двое: Арвид и Язеп. Им знакомиться не пришлось, потому что оба родились в один и тот же год, в одном и том же латышском поселке, расположенном на берегу лесного озера. В Пумпури жили их родственники. Ребята приехали к ним на несколько дней, чтобы покупаться в море.

Арвид и Язеп дружили с тех пор, как научились ходить. Сейчас им было уже по тринадцать лет, и ни разу за все это время они не поссорились, хотя разногласия возникали часто. Язеп всегда и во всем сомневался. Если Арвид говорил, что вода теплая, градусов двадцать, то Язеп обязательно зябко поеживался и уверял, что не больше пятнадцати.

В тот день Арвид нашел на дне небольшой кусочек янтаря. Друзья лежали на горячем песке и, разглядывая находку, лениво спорили.

— Не настоящий янтарь, — определил Язеп. — Сразу видно.

Арвид давно привык к характеру друга и не горячился.

— Настоящий, — спокойно сказал он.

— Не настоящий! — заупрямился Язеп.

— На дне подделывать некому, — возразил Арвид.

— Все равно не настоящий! — продолжал бубнить Язеп.

Чья-то тень легла на песок.

— Ой, какой чудесный камешек!

Около ребят остановилась девочка в модном купальном костюме, с ярким зонтиком, прикрывавшим голову и плечи от солнца, с аккуратно свернутой в рулон подстилкой из тонкого пенопласта.

— Это же янтарь! — восхищенно воскликнула она, присаживаясь на корточки.

— Нравится? — спросил Арвид.

— Очень!

Арвид протянул ей свою находку:

— Бери.

— Ой! — Девочка осторожно взяла кусочек янтаря и засияла от счастья. — Спасибо!

— Не заплачь от радости! — съязвил Язеп.

Она удивленно взглянула на него и неожиданно спросила:

— А можно, я посижу с вами?

Язеп неопределенно пожал плечами. Арвид кивнул головой.

— Садись.

Девочка развернула на песке пенопласт и села. Придерживая зонтик над головой, она долго любовалась подарком.

— Где вы его нашли?

— В море, — ответил Арвид. — А как тебя зовут?

— Катя… В нашем море янтаря нет.

— В каком — в вашем? — лениво спросил Язеп.

— В Ленинграде, в Балтийском.

— А-а! — насмешливо произнес Язеп. — В Балтийском его не было и никогда не будет.

Катя почувствовала иронию, но не сразу поняла ее смысл, а когда поняла, весело рассмеялась.

— Верно!.. Я совсем забыла — мы ведь с вами на одном море живем!

— Вот здорово! — с фальшивым восторгом воскликнул Язеп и даже, как это делают обычно девчонки, всплеснул руками.

Катя обиделась.

— Я могу уйти, если тебе не нравится…

— Не обращай на него внимания, — успокоил ее Арвид. — Он всегда такой. Учительница говорит: у него — дух противоречия.

Но Катя все-таки спросила у Язепа:

— Уйти?

Мальчишка махнул рукой.

— Можешь оставаться, только не затемняй солнце.

Катя взглянула на зонтик и отвела его так, чтобы тень не падала на Язепа.

Так их стало трое.

Четвертый появился часа через полтора, когда Катя и ребята уже хорошо знали друг друга.

Накупавшись до озноба, он шел по мелководью к берегу — темно-коричневый, мускулистый, скуластый мальчонка с черными волосами и такими же черными глазами.

А на пляже, встав в круг, парни и девушки распасовывали мяч. Кто-то из них неудачно «срезал». Мяч полетел в воду и упал рядом с черноволосым мальчишкой.

— Эй! — крикнули ему. — Брось сюда!

Он размахнулся и бросил. Но мокрый мяч выскользнул и угодил Язепу в спину. Тот вздрогнул от влажного шлепка и, медленно поворачиваясь к морю, приоткрыл рот — хотел сказать что-то. Черноволосый мальчишка опередил его.

— Не ругайся! Не нарочно!

И Язеп не стал ругаться, а спросил:

— Ты откуда — такой черный?

— Из Казахстана.

— А-а! — разочарованно произнес Язеп. — Я думал — из Африки. — И он отвернулся.

— Из Казахстана? — переспросила Катя. — Ой, как далеко!

— Казак, значит, — сказал Арвид.

— Не казак — казах! — поправил его мальчишка и добавил: — Болат!

Язеп снова повернулся к нему.

— Болат — это нож?

— Болат — это я! — отчеканил мальчишка.

— А что такое бессаусак? — прищурившись, спросил Язеп.

— Это пальцы… Пять пальцев.

Язеп небрежно махнул рукой.

— Не знаешь. А еще казах!.. Это — сухой остров на болоте.