Одному из автоматчиков не понравился тон возницы.

— Ты еще извинись перед ним за беспокойство! — проворчал он.

— Отсталый ты человек! — ответил старик. — Теперь генерал — наше имущество. От него с нонешнего дня, кроме пользы, никакого вреда не будет. Мертвый фашист лучше живого, а пленный — лучше мертвого!

Автоматчики заулыбались. Напряжение короткой схватки с охраной генерала постепенно проходило. Потерь у партизан не было. И когда за деревьями показались первые землянки, лица конвоиров совсем разгладились.

После предварительного допроса генерала Клюгера Самсон остался вдвоем с начальником штаба.

— Ну, так что, товарищ начальник штаба? — скрывая довольную улыбку, спросил Самсон. — Будем разрабатывать план операции на завтра? Если не ошибаюсь, завтра среда?

Начальник штаба ответил не сразу. Самсон не торопил его. Он и сам еще не решил этот вопрос…

Подготовляя захват Клюгера, партизаны рисковали немногим. Они хорошо прочесали лес вдоль шоссе на станцию Бурино, удостоверились, что засады нет. Отряд в пять человек оседлал дорогу и ждал появления генеральской машины. В худшем случае Клюгер мог не появиться и партизаны потеряли бы даром день. С этим можно было мириться.

Другое дело — операция на железной дороге. Здесь риск был несравнимо больший.

— Что ж, — со вздохом сказал наконец начальник штаба, — Клюгер — веское доказательство. Вероятно, сведения не ложные…

Вечером Самсону принесли два новых сообщения. Оба были из города. Начальник штаба с каменным лицом положил их на стол перед командиром отряда.

Самсон, не читая, посмотрел на начальника штаба.

— Есть ясность?

— А ты почитай!

Первое шифрованное сообщение прислал человек, которому поручили проверить Кудинова. Самсон прочитал: «В госпитале ходят слухи, что врач Кудинов пошел за грибами, ввязался в драку с подвыпившим солдатом и был убит. Его труп обнаружен 23 июля недалеко от железнодорожного полотна, в семи километрах южнее города. Там же лежал задушенный гитлеровец. Попутно стало известно, что из госпиталя срочно выписывают всех легко раненных офицеров. Что-то готовится».

Второе сообщение, написанное знакомым детским почерком на синей бумажке, отклеенной от большого спичечного коробка, гласило: «Донесение № 2. Из офицерского госпиталя гонят всех залеченных фашистов. Говорят, их срочно отправят на фронт. Больше ничего интересного нету. Не забудьте про седьмое число. Кудинов».

— Может быть, отменим завтрашнюю операцию? — спросил начальник штаба.

Самсон хлопнул широченной ладонью по столу.

— Хорошо! Давай продумаем все сначала… Двадцать третьего обнаружили труп Кудинова, а убить его могли и двадцать второго, то есть в день встречи с нашим связным. Произошло это как раз в том месте, где была встреча. Опасное совпадение? Очень! Могли выследить, подслушать и сыграть под Кудинова. Но зачем детский почерк? Зачем эта нелепая подпись? И, главное, зачем такая крупная жертва, как Клюгер? Больно жирно для приманки! А не думаешь ли ты, что да, действительно, и Кудинов, и связной прошляпили: их выследили и подслушали! Но тайна попала к своим людям…

— И эти люди — наивные подростки? — спросил начальник штаба.

— Да! И почерк, и все говорит за такую версию.

— А скажи, пожалуйста, откуда у этих наивных подростков точные данные о Клюгере, о военных грузах, о госпитале?

— Это я объясню тебе седьмого августа! — решительно ответил Самсон. — Сам пойду на встречу!

Он сгреб донесения, сунул их в ящик стола, встал. И начальник штаба понял, что возражать бессмысленно.

— Значит, будем подрывать санитарный состав?

— Да!

Взрыв был такой силы, что в городе задребезжали стекла. Прохожие остановились. На минуту замерла рыночная толчея. Из окон повысовывались люди.

Миша Топорков хлебал суп из крапивы, приправленный горстью муки. Тяжелый, перекатывающийся грохот заставил его вздрогнуть и опустить ложку. Бледное лицо Миши расплылось в счастливую улыбку. Он выскочил из-за стола, и мать услышала донесшийся с лестницы дробный перестук его ботинок.

Каждый из четырех маленьких разведчиков догадался, что означает этот грохот. Мише не пришлось сообщать им радостную весть. Они тоже выскочили на улицу и поодиночке пошли за рынок на пустырь. Только тут, вдали от посторонних глаз, они решились заговорить.

— Порядок? — торжествующе спросил Миша. — А не верили!

В последние дни ребят одолевали сомнения. Они послали два донесения. А между тем ничего особенного не произошло. Может быть, Мишка что-нибудь спутал? Или не расслышал? Может быть, совсем не в урну для окурков и мусора надо бросать письма на синей бумаге?

Сейчас все сомнения рассеялись: только состав с бомбами мог взорваться с таким грохотом. Значит, письмо дошло! Значит, партизаны приняли его за сообщение Кудинова!

— Вот теперь можно написать все как есть! — сказал Гена, к которому незаметно переходила роль командира маленьких разведчиков. — Теперь даже нужно написать, чтобы нас седьмого числа не спутали с чужими.

Миша горячо поддержал его. Гоша Зябликов моргнул глазами в знак согласия. Даже Славка, для которого таинственность была важнее всего, на этот раз никаких возражений не высказал.

Увидев, что все согласны, Гена многозначительно погрозил указательным пальцем — точь-в-точь как школьный учитель математики — и произнес:

— Но… Партизаны ждут новых донесений. Надо постараться, чтобы вместе с письмом послать кое-какие сведения! Принято?

— Принято! — не задумываясь, ответили ребята.

— У кого что есть?

Ответа не было, да его и не могло быть. Два донесения полностью исчерпали запас секретных сведений, известных ребятам. И хуже всего, что они и не представляли, как раздобыть новые.

Про поездку Клюгера, про состав с бомбами и про госпиталь они узнали совершенно случайно. О срочной выписке выздоравливающих офицеров рассказала Мише мать. Она стирала госпитальное белье. Кое-какие слухи доходили до нее.

О поездке Клюгера проболтался генеральский шофер. Он вышел с какой-то развязной девицей из ресторана «Летний», а Славка в это время крутился в сквере вокруг урны, пытаясь разгадать, как работает секретная партизанская почта. Ему удалось подслушать хвастливую болтовню шофера, который расхваливал храбрость своего генерала.

Что касается состава с бомбами, то тут повезло Гоше Зябликову. Он жил у дяди, которого фашисты заставили работать на железнодорожной станции сцепщиком вагонов. От него-то и узнал Гоша о «санитарном» поезде.

Что же делать дальше?

Долго сидели ребята на пустыре и так бы ни до чего и не додумались, если бы не Славка. Его мысли вертелись вокруг взорванного состава с бомбами. Он рисовал себе чудовищное море огня и одинокого партизана, который гордо стоит на скале и смотрит сверху на величественную картину взрыва. А партизан этот был не кто иной, как сам Самсон. Потом Славка увидел себя в роли командира партизанского отряда. К нему приводят на допрос пленных фашистов. «Сколько было бомб?» — спрашивает Славка. «Десять тысяч…» — дрожа и корчась от страха, отвечает гитлеровец в генеральской форме. «Откуда везли?» Генерал молчит и вдруг исчезает… «В самом деле, — думает Славка, — откуда же везли бомбы?»

Заводов, где могли бы изготовлять бомбы, в городе не было. Санитарный состав формировали на станции и бомбы грузили там же. Значит, где-то близко есть склад! Вот что нужно узнать! Надо найти склад!

Славка уже открыл рот, чтобы сказать про склад ребятам, но зашевелилось в нем маленькое нехорошее чувство. А вдруг получится так, что его идею осуществит кто-нибудь другой? Тот же Гоша Зябликов. Он везучий: узнал про состав и про склад может узнать! А Славка останется с носом! Нет! Он сам доведет до конца это дело! А ребята пусть придумают еще что-нибудь! Партизанам от этого только лучше будет!

Заговорил Гена. Как всегда, он логично подошел к трудному вопросу.

— Миша, — сказал он, — напомни-ка нам, какое задание давали Кудинову?