Поремский невразумительно хмыкнул в ответ.

Спустя несколько минут они сидели за круглым столиком. Мужчины пили кофе, заедая его пухлыми, аппетитными эклерами. Лидия курила сигарету, с завистью поглядывая на своих спутников.

— Ну как? — поинтересовалась она, выпуская уголком прекрасного рта тонкую струйку дыма.

— Гениально! — ответил Романцев с набитым ртом. — А вы что же? Бережете фигуру?

— Что-то вроде этого. — Она с интересом посмотрела на Поремского. А как вам, Владимир Дмитриевич?

— Вкусно, ответил тот. — И стыдно. Смотрю в ваши грустные глаза и чувствую себя настоящим фашистом.

— Ничего, я привыкла. У меня в семье все обжоры. А мама готовит лучше всякого шеф-повара. Каждый вечер прохожу через эту пытку.

— А стоит ли?

Лидия кивнула:

— Стоит. Вот скажите сами: я вам нравлюсь?

— М-М…

— Еще бы! — ответил за важняка Романцев. — Милая моя, с вашими шикарными данными вам надо куда-нибудь в театральный! Или на сцену — шлягеры петь!

Лидия улыбнулась:

— Может быть. И это все потому, что я держу себя в черном теле и не позволяю лишнего. У меня, знаете ли, склонность к полноте.

— Никогда бы не подумал, — сказал Поремский. — У вас просто совершенная фигура.

— Точно, — поддакнул Романцев. — Просто небесное тело какое-то!

— Вы мне льстите. Но льстите приятно. Ладно. — Лидия постучала сигаретой о край пепельницы. — Так о чем вы хотели со мной поговорить?

Поремский отхлебнул кофе и поставил чашку на стол. Посмотрел на Лидию:

— О Сергее Бойко. Его убили вчера.

— Да, я знаю. И это очень грустно. Сережа был неплохим человеком. — Она вздохнула и задумчиво посмотрела на кончик тлеющей сигареты. — Я знала, что рано или поздно это случится. И Сережа знал. Господи, да все об этом знали!

— Что значит — знали? — прищурился Поремский.

— Видите ли… Ему неоднократно угрожали по телефону. Он сам рассказывал. Звонили разные люди и требовали, чтобы Сережа, пока не поздно, ушел с предприятия.

— Он знал, кто это был?

— Нет, конечно. Знал бы — обратился бы в милицию. То есть… у него наверняка были какие-то предположения. Но он предпочитал ими не делиться.

— А люди, которые ему звонили, не объясняли, чем он им так не понравился?

Лидия слегка покачала головой:

— Нет.

— И его это не удивляло?

— Абсолютно. Сергей Бойко многим не нравился и вполне это понимал. Человек, занимающий пост коммерческого директора, многим неугоден. В крупном бизнесе невозможно избежать конфликтов. Конкуренция, борьба за тендеры и так далее. Тем более в нашей стране дикого капитализма.

Поремский покрутил в руках опустевшую чашку.

— А на Западе разве не так? — спросил он.

По губам Лидии пробежала усмешка.

— Западные предприниматели предпочитают играть по раз навсегда установленным правилам. По правилам интернационального бизнес-сообщества. А многим нашим бизнесменам по душе все еще дикое отечественное предпринимательство, где никакие правила просто не срабатывают.

— Ясно. Значит, Сергей Бойко не скрывал, что ему угрожают. Но почему гендиректор ничего не предпринял, чтобы защитить его от возможного покушения?

— Звонки начались недавно. Руководство концерна хотело приставить к Бойко охрану, но слишком долго раскачивалось. Никто не думал, что все произойдет так быстро. — Лидия притушила сигарету в пепельнице. — У вас есть еще вопросы?

Поремский посмотрел на Романцева. Тот доедал последнее пирожное и отрицательно покачал головой. Поремский повернулся к Лидии и сказал:

— Вроде нет.

— В таком случае, мне пора работать. Приятно было познакомиться. Дорогу к выходу найдете?

Надеюсь.

Она встала из-за стола и протянула Поремскому длинную, узкую ладонь:

— До свидания!

— До свидания!

Лидия кивнула Романцеву, который поспешно вытирал о салфетку испачканные в креме руки, повернулась и пошла к выходу, ритмично отстукивая по мраморному полу острыми каблучками.

— Да-а… — протянул Романцев, задумчиво глядя ей вслед. — Бывают же на свете такие красавицы. И где мои семнадцать лет?

— Известно где, — с усмешкой отозвался Поремский. — На Большом Каретном.

Поремский нажал на кнопку звонка. Подождал и нажал еще раз.

Долго не было слышно ни звука. Затем за дверью прошелестели легкие шаги. Щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась. В образовавшемся проеме показалось бледное, заплаканное женское лицо.

— Нина Ивановна, здравствуйте. Меня зовут Владимир Поремский. Я звонил вам час назад.

— Да-да… Я помню. Проходите, пожалуйста.

Женщина посторонилась, пропуская Поремского в прихожую.

— Проходите на кухню, — сказала она. — Я сейчас. Только приведу себя в порядок.

Поремский прошел на кухню и сел на стул. На подоконнике сидел пушистый кот и настороженно глядел на

Поремского. Тихо и мерно тикали настенные часы. Минута, другая… Наконец появилась Нина. Ее густые каштановые волосы, прежде растрепанные, были аккуратно зачесаны назад. Она присела на краешек стула и промокнула глаза платком.

— Я уже все рассказывала следователю, — тихо сказала Нина. — Мне кажется, вы зря пришли. Я ничем не смогу вам помочь.

— Наверное, вы правы. И все-таки я хочу задать вам пару вопросов. Улик очень мало, поэтому важна каждая деталь. Обещаю вам: то, что вы мне скажете, останется между нами.

Нина слабо кивнула и хрипло прошептала:

— Хорошо… Задавайте ваши вопросы.

— Нина Ивановна, мне очень важно знать, вы случайно оказались в тот день в кафе «Березка» или у вас там была назначена встреча?

— Вы думаете, это имеет какое-то значение?

— Думаю, да. Преступник мог поджидать вашего мужа возле кафе. Но для этого он должен был быть уверен, что ваш муж появится там. А значит, человек, который назначил вам встречу в кафе, может быть связан с убийцей.

Нина долго думала. Затем вздохнула и покачала головой:

— Нет, человек, которого я ждала, никак не связан с убийцей. Он мой любовник. Мне кажется, в последнее время Сергей стал догадываться о том, что я… что я ему неверна. Наверное, он следил за мной. Вот и все.

— Вы не могли бы назвать мне имя человека, с которым вы должны были встретиться в кафе?

Нина закусила губу. Ее бледные пальцы нервно теребили платок. Наконец она сказала:

— Нет. Никогда. Достаточно и того, что я созналась вам.

Поремский задумался, решая, стоит ли настаивать на своей просьбе или нет, затем кивнул:

— Ну хорошо. Скажите, Нина Ивановна, в последнее время Сергею никто не угрожал? Может, были какие-то подозрительные звонки?

— Что вы, Сережа был слишком хорошим человеком, чтобы кто-то захотел расправиться с ним. Мне кажется, все это чистая нелепость.

— Что вы имеете в виду?

— Его не должны были убить. Сережа никому не сделал зла. Он просто… его просто с кем-то перепутали. А может, стреляли не в него? Такое ведь бывает, да? Я видела по телевизору! Господи! — Нина всхлипнула и прижала платок к лицу. — Я не знаю! Я ничего не знаю!

«Черт, вот это ситуация», — с тоской подумал Поремский, глядя на плачущую женщину. — Зря я пришел к ней сегодня. Нужно было подождать хотя бы пару дней».

Поремский вздохнул и тихо поднялся со стула:

— Нина Ивановна, я, пожалуй, пойду. Спасибо, что согласились поговорить со мной. До свидания.

Нина порывисто отняла платок от лица и поднялась было со стула, но Поремский жестом остановил ее:

— Не надо. Я прикрою за собой дверь.

Нина тяжело опустилась на стул.

Поремский вышел из квартиры вдовы, проклиная себя, Бойко, Романцева, убийцу в милицейской форме и весь этот чертов мир, в котором женщинам так часто приходится плакать.

Алена и Михаил встретили Поремского загадочными ухмылками. Поремский посмотрел на Камелькова, перевел взгляд на Никитину и спросил: