Итак, вот что писал Жан Ко в свойственной ему оригинальной манере в ноябре 1980 года:
«Не хотел бы я сейчас оказаться на своем, не очень удобном месте. В самом деле, легко ли говорить о человеке, с которым дружишь двадцать лет, да еще если его зовут Ален Делон и его имя блистает среди других звезд? Сколько было выслушано за это время признаний, маленьких тайн, доверено больших секретов („Только между нами“). Ведь так трудно при этом не выдать то, что он хотел бы уберечь от посторонних глаз. То, что имеет отношение только к нам двоим и „не подлежит продаже“!
Я не знаю более скрытного и закрытого человека, чем он. Тысячи самых ожесточенных штурмов отразили эти стены. Тысячи подкопов были вырыты, чтобы взять эту крепость. Сколько раз он рисковал, оборонялся и переходил в наступление! И всякий раз я повторял себе и продолжаю повторять: «Мой Бог, на этот раз он наверняка сдастся!» Однако сей игрок умудрялся из каждого сложного положения выходить победителем.
Я не знаю более нелюдимого и одинокого человека, чем он. Делон способен замкнуться в упорном молчании, забаррикадироваться от людей. Известны его внезапные приступы ярости, после чего он долго не может отойти. Как друг, он не самый удобный. Приручить его – тяжкий труд. Покорить – неразрешимая задача. В сиюминутном порыве он способен отдать самое дорогое, проявить нежность. Но выглядеть это будет, будто он лишь защищается. Гордыни и желания власти у него в избытке. А тщеславия ни на грош, ибо он ничего не требует от других и рассчитывает только на самого себя. Он сделал сам себя без всякой посторонней помощи, из духа противоречия, проявив при этом волю и ярость. На заднем плане можно увидеть фальшивые побрякушки, относящиеся к легенде о Делоне, на которые ему наплевать. О его личной жизни известна только вершина айсберга. Об остальном пытаются домыслить хроникеры СМИ. Они ныряют, добывают какие-то кусочки этого айсберга, склеивают их, подгоняют друг к другу и потом провозглашают: «Вот каков Делон!» Но приходит сам Делон, поддает ногой эту конструкцию, и она рассыпается. После чего они начинают все сначала.
Твое детство в Бур-ла-Рен, с трудом добытое свидетельство об окончании средней школы, ученичество в колбасной лавке, служба в морской пехоте в Индокитае, куча всяких любовных приключений, путешествия, женитьба, сын, сорок пять лет, шестьдесят фильмов, последний из которых демонстрируется на сотнях экранов Франции – что еще можно добавить? Ты ответишь: «Разве я звезда? Тогда объясни мне, что это такое». Ладно, будь по-твоему.
Главное в Делоне можно высветить с помощью нескольких вспышек «блица». Первая вспышка – и перед нами очень нервный человек. Это сразу бросается в глаза: ему не сидится на месте. Он напоминает дикого зверя, которого, похоже, хотят поймать, и поэтому ему все время приходится скрываться от преследователей. Вы видите, как он входит, выходит, садится, встает. Если ему удается расслабиться и прилечь, он тотчас засыпает. Сотни раз я был свидетелем, как посреди разговора он внезапно проваливался в глубокий сон. Тогда я брал книгу и приступал к чтению. Проснувшись в два часа ночи, он говорил: «Хорошо бы поспать». Делон не ляжет спать, не наведя порядок в доме, не приласкав собаку… У него мания наводить порядок. Без конца все расставляет по местам, раскладывает, перекладывает, наводит лоск. В его внешне такой хаотичной жизни, полной взлетов и падений, от которых замирает сердце, наведение порядка в доме становится всепоглощающей страстью. Возможно, для того, чтобы преградить дорогу другим страстям – душевным.
Вторая вспышка: он чертовски хорошо владеет своими руками и телом, обладает даром выразительного жеста и совершенно поразительной интуицией в распознании сути любых вещей. Например, присмотревшись к тому, как работает сложнейший прибор, он может объяснить, как это происходит. Делон способен показать номер профессионального фокусника. Он действует инстинктивно. И это завораживает. Если бы он не стал актером, то с его умелыми руками и ловким телом он мог бы стать кем угодно. Столяром-краснодеревщиком, летчиком, скульптором, наездником, боксером, первоклассным реставратором. Только у животных я встречал такое приспособленное к окружающей среде тело. Невольно возникает вопрос: а не заключается ли секрет его воздействия на зрителей в одном факте его присутствия на экране?
Третья вспышка: сверхчувствительный характер его натуры. Как все отшельники, отгораживающиеся от окружающего их мира только в целях самозащиты, он хранит в памяти мельчайшие подробности своей прошлой жизни, детали общения с людьми, с которыми его сталкивала судьба. Он помнит все. Каждый жест, каждую фразу, каждое слово и день, когда это было. Такая память заставляет его быть особенно требовательным в любви и дружбе. Общаясь с ним, надо быть все время настороже, отдавая себе отчет, что говоришь и делаешь. Он ничего не забывает. Он сам себе Национальная библиотека, на полках которой разложены обстоятельства его жизни. В образцовом порядке. Даже беспорядки тоже лежат на своих местах.
И последняя вспышка: мир, в котором он живет. Огромные апартаменты в Париже, куда не проникнешь без приглашения и куда допускаются только самые близкие люди. Говорят, что жилище Делона стало куда более недосягаемо для посторонних, чем город маньчжурских императоров. Имение Души тоже окружено внушительной стеной, при виде которой захватывает дух. Настоящая китайская стена! Внутри ее простирается лес, в котором проживают кролики, утки, барсуки, цапли. Они обитают тут под высоким покровительством хозяина, который никогда не охотится. Уж если он выйдет на охоту, то скорее всего на людей. Для него это вопрос этики: «Люди ведь могут защищаться».
«Ну, а теперь ты по-прежнему хочешь, чтобы я пояснил, почему называю тебя звездой?» – «Так точно!» (Он очень любит повторять «так точно».) – «Что это обозначает? Тебе и самому понятно». – «Я не собираюсь писать вместо тебя. Ты меня достаточно хорошо знаешь. Так вот ты напиши, а я потом скажу, прав ты или нет».
Вот я и пишу. От первого лица. От твоего. «Объявляя себя звездой, я лишь провозглашаю простейшую истину. Во Франции много великолепных актеров, отличных профессионалов, и наряду с ними – немало плохих. И есть только один, чья слава перешагнула все границы. Повсюду знают Делона и бегут смотреть его фильмы. Чего не скажешь о Франции, где отдают предпочтение велогонщику-неудачнику Пулидору, а не победителю Анкетилю. Лишь после смерти они стали боготворимыми героями. При жизни им достались одни нападки. К счастью, не со стороны народа и публики (выражаясь в терминах кинематографа), а всех тех, в чью задачу входит думать и писать. Я всегда высказываю свое мнение прямо и резко. Например, что люблю свою страну и буквально околеваю, если ее унижают. Идеалом многих моих соотечественников является маленькая Франция, населенная маленькими французами. Я этого не приемлю».
«В той сфере деятельности, которая стала моей, считается неприличным, чтобы Делон выступал в качестве режиссера, снимающего французских актеров во французских фильмах. Начинаются ухмылки, пожимания плечами. Меня долгое время считали легкомысленным придурком. Я действительно не образован, не следую общепризнанным правилам поведения. Правда, что в самом начале я продвигался ощупью, как слепец. Но по прошествии многих лет я за все сполна рассчитался – ведь платить надо за все! – и обрел „второе зрение“. И внезапно – ты заметил? – прекратились все насмешки. Вчерашние шутники лишь в недоумении покачивают головами».
«Вот откуда мои резкость и запальчивость. Мой сволочной характер существовал всегда, теперь он стал еще хуже. Из своего затворничества я выхожу лишь по делам. Совершив набег на внешний мир, я снова уединяюсь в своей крепости и поднимаю мосты над окружающими ее рвами. Чтобы тебя любили, надо всегда улыбаться, перед всеми расшаркиваться, добиваться всеобщей благосклонности, носить в портупее свое, пусть лживое и фальшивое, сердце. Улыбаться важнее, чем быть самим собой. Но пресмыкаться – не в моем характере. Потому что тогда человек утрачивает свою личность. Она становится подделкой, превращаясь в прыгающее через обруч по чьему-то свистку существо. Утверждая, что являюсь звездой, я имею в виду следующее: мне нравится быть первым, я не скрываю этого. Но я стремлюсь к этому не из мелкого тщеславия. Я хочу, чтобы меня считали звездой в знак признания моих трудов, упорства и, если можно, заслуг. Если бы я стал боксером, я добивался бы звания чемпиона мира, стал бы велогонщиком – Акителем, а не Пулидором, а если теннисистом, то Боргом, а не Родригесом. Став актером, я неистово стремился стать Делоном. Это было не просто. Выиграть такие скачки – не легкое дело. Кто-то падает и разбивается, кто-то сходит с дистанции, кого-то освистывают… Да, это тяжело. Особенно если ты поклялся не отступать. Согласен, у меня гнусный характер, но по крайней мере есть какой-то характер, а это не часто встречается. К тому же я обратил внимание, что гнусный характер проявляется при общении с теми, у кого его нет вовсе. Мне 45 лет, и когда я оглядываюсь на прожитую жизнь, что я вижу? Двадцатилетнего паренька, спустившегося по трапу корабля в Марселе, морского пехотинца с коротко остриженными волосами, только что прибывшего из Индокитая. Покинутого всеми, одинокого паренька, который – с его-то характером! – вполне мог покатиться вниз. Судьбе угодно было сделать его актером. Спасибо, судьба! Но спасибо и мне самому и еще нескольким людям. В течение двадцати пяти лет я сам прокладывал дорогу и теперь, оглядываясь назад, могу сказать: „Все в порядке. Тебе пришлось драться. Ты не отсиживался в своем углу. Ты никогда не отступал“. Я работал, любил – немного и не очень счастливо, пока не обрел мир с той, которая всегда теперь со мной. Моему сыну шестнадцать лет. Я его понимаю: не просто быть сыном Делона. С трепетом думаю: а может быть, это не так уж плохо? С трепетом, потому что всегда хочется, чтобы сын шел по твоим стопам – одновременно отличаясь от тебя и будучи похож на тебя, но в результате оказывается лучше тебя. Мне хорошо известно, что это невозможно. В 16 лет у меня уже была своя жизнь. Я не был сыном Алена Делона. Но хватит об Антони. Это его дело быть моим сыном. Посмотрим, как он справится с этим».
