25Капитан Свечин утверждает, что ген. Трусов в своём трезвом уме даже при обыкновенных обстоятельствах бывал только между 12 час. ночи и 4 часами утра, потому что с вечера выпивал 4 бутылки красного вина, запивая каждый стакан вина стаканом чёрного кофе. Описываемый кризис случился, когда был выпит запас красного вина.
26В действительности ни один японец ещё не показался севернее Ялу. Вместо 2-3 пех. полков, которые, по донесению ген. Трусова, обходили его фланг, утром 27-го апреля показался кавалерийский разъезд в 25 коней, который дошёл до Ортаканку и затем скрылся.
27Принадлежавший к штабу ген. Трусова кап. Свечин называет эту перемену «позорным изгнанием штаба» и спрашивает: «можно ли накануне важных событий менять штабы как перчатки?» Вся предшествовавшая работа штаба пропала даром. Незнакомый ни с местностью, ни с обстановкой, ни с войсками новый штаб должен был неизбежно начать всё сначала и повторить наши же первоначальные ошибки и промахи.
28Полковник Дружинин рассказывает в своих воспоминаниях, что спустя 8 дней после боя под Тюренченом ген. Засулич за обедом получил телеграмму от московских патриотов, поздравлявших его с самоотверженностью и храбростью войск, выказанными ими в этом бою. «С апломбом прочитал Засулич эту депешу и воскликнул: «видите, господа, мы совсем не должны были отступать, общественное мнение в России требовало боя». Что за нелепая фраза, какие пустые слова! И как печально звучало это в устах этого печального героя! В этой фразе сказалось всё его ничтожество.»
29Когда я в середине мая вместе с ген. гр. Келлером приехал в Восточный отряд и спрашивал русских офицеров в Ляньдянсане, где находится 22-й полк, я получил в ответ: «Нам этот полк неизвестен»! Капитан Свечин рассказывает, что начальник отряда у Чингоу (батальон 22-го полка, 2 орудия и 20 конных охотников) кап. Мирошниченко, сменивший заболевшего батальонного командира, до войны в течение 9 лет был воинским начальником и строевой службы не знал настолько, что ему даже роты не хотели дать. «В день боя этот капитан очутился начальником самостоятельного отряда у Чингоу… Когда начальник секрета с левого берега р. Эйхо доносил, что — «неприятель силою, не менее бригады пехоты, наступает на секрет, что делать?» кап. Мирошниченко приказал отряду тотчас же отступить, а секрету послал лаконическое приказание: «Спрячьтесь в ханшинный завод», и только ротный командир отменил это нелепое распоряжение, приказав секрету присоединиться к роте».
30Исчезло даже и то утешение, будто японцы понесли ещё большие потери: они потеряли в действительности всего лишь 1036 человек.
31Я указал уже в моих воспоминаниях «18 месяцев с русскими войсками в Манчжурии», что Куропаткин, ввиду этой победы японцев, в беседе с иностранными офицерами заметил шутливо, что он собирается купить дом в Ляояне.
В. А. («Куропаткин») рассказывает, что в кругу генералов и офицеров своего штаба Куропаткин выразился: «Пусть народ привыкает к поражениям», на что у ген. Самсонова вырвался невольный ответ: «Всё же лучше была бы победа». В. А. утверждает, что только за эту фразу ген. Самсонов, «один из немногих безупречных офицеров», был оставлен в тени на всё время войны.
32Условия местности, конечно, имели известное значение, но если в истории русского генерального штаба как на причину невозможности дальнейшего наступлении указывают на то, что дорога пролегала по горной тропе, то на это можно возразить, что, по этим же источникам, по той же дороге прошёл японский пехотный отряд, при котором имелись также и 1 — 2 эскадрона конницы. Если дорога оказалась проходимой для японской конницы, то почему же она была непроходима для русских разъездов?
33Довольно своеобразным является объяснение, которое по этому поводу приводится в истории русского генерального штаба, что в окрестностях Саймадзы «не оказалось подходящей позиции». В задачи конницы не могло входить упорное сопротивление наступающему противнику — только для такого сопротивления могла требоваться позиция; но для выполнения кавалерийской задачи, т. е. для сохранения соприкосновения с неприятелем, не требовалось никакой позиции.
34Характерным для понимания конницей своих задач служит тот факт, что казачий отряд подполковника Свешникова (две сотни 2-го Верхнеудинского полка), находившийся южнее перевала Фынзяолин № 2, оставался там в полной бездеятельности и только 10 июня выслал разъезды по указанию полковника, командированного на перевал.
35Подполк. Ранцев располагал в Порт-Адамсе не только 4 ротами своего батальона, но ещё 53-й ротой пограничной стражи и конно-охотничьей командой 13-го стрелк. полка, принадлежавшей дивизии ген. Фока и находившейся недалеко от Бидзево, где она присоединилась к подполк. Ранцеву.
36В действительности тут находился слабый японский разведочный отряд, который вовсе не атаковал железнодорожную станцию, а только произвёл незначительное разрушение полотна железной дороги, после чего отступил обратно по направлению к бухте Янтува.
37После гибели адм. Макарова на «Петропавловске» наместник отправился в Порт-Артур, чтобы лично принять командование над флотом, но вскоре покинул крепость, как только стала угрожать осада. 6-го мая адм. Алексеев, по дороге в Мукден, прибыл в Ляоян. Обе упомянутые выше телеграммы петербургских властей являлись ответом на представления, сделанные в Петербург Алексеевым и Куропаткиным после бывшего у них совещания в Ляояне. Довольно характерно, что военный министр Сахаров больше склонялся к взглядам Куропаткина и указывал наместнику на необходимость очищения Инкоу и отступления до Сунгари, тогда как адм. Алексеев требовал оказать японцам под Ляояном решительное сопротивление
38Так, по свидетельству истории русского генерального штаба, выразился наместник; вполне определённо он этой мысли не высказывал потому, что, как видно из телеграммы Куропаткина военному министру о совещании его с наместником, последний предоставил ему решить вопрос: задержаться ли нам в районе Ляоян — Хайчен или же в случае, если будем атакованы превосходными силами, отступить далее на север.
39В телеграмме на имя Куропаткина значилось: «В настоящее время не может уже быть вопроса об оказании поддержки Порт-Артуру, а о выручке крепости». В другом месте этой телеграммы, однако, говорится: «Ввиду того, что Порт-Артур осаждён, теряет смысл поддержание с ним железнодорожного сообщения, потому что крепость предоставлена своим собственным средствам». В ответ на это последовало упомянутое указание на необходимость сосредоточения армии и возможность «в крайнем случае отступать до Сунгари».
