Кроме того, ген. Зыков получил ещё непосредственно от ген. Сахарова приказание по телеграфу, чтобы немедленно, ночью же, отступить на север, так, чтобы в течение 2 дней прибыть в Синьючен. Когда 8-го мая ген. Зыков со своим отрядом прибыл к северу от Вафангоу на расстояние около 10 километров, он получил здесь новое телеграфное приказание от командующего армией повернуть опять назад. Дело в том, что 7-го мая был послан на юг для разведки полковник Денисов с 2 сотнями, с которыми он достиг Порт-Адамса, нашёл этот пункт незанятым противником, двинулся далее на 10 километров от Бидзево, где обнаружил в стрелковых окопах японскую роту и, прекратив дальнейшую разведку, 8-го мая вечером вернулся назад в Вафандзянь. Донесение об этом, точно также о тайфуне, разразившемся 6-го мая, как и настояние адмирала Алексеева повлияли на Куропаткина в отданном им приказании, чтобы отряд Зыкова повернул обратно на юг и действовал демонстративно по направлению на Бидзево.
Тем не менее, командующий армией не преминул всё-таки в своем приказании ген. Штакельбергу прибавить следующее: «Необходимо иметь в виду самое главное — это то, что поражение отряда никоим образом не должно быть допустимо».
Командующий армией не остался, однако, и при этом своём решении о вторичном направлении ген. Зыкова на юг. Едва только он по телеграфу отдал своё приказание. командиру 1-го Сибирского корпуса, как он сам испугался своего смелого решения и предпочёл лучше возложить ответственность на ген. Штакельберга, поэтому ген. Куропаткин в тот же день, 8-го мая, посылает вторую телеграмму ген. Штакельбергу которой он предоставляет ему «вернуть назад отряд Зыкова, иначе будет легко его потерять. Я посылаю Зыкову телеграмму, чтобы он не двигался дальше Вафангоу до получения от Вас приказания».
Конечно, и у ген. Штакельберга не было ни малейшего желания взять на себя ответственность за посылку отряда Зыкова. Он запросил поэтому по телефону генерал-квартирмейстера штаба армии, ген. Харкевича, которому он высказал свои опасения, добиваясь получить из штаба армии ясное указание, но и генерал-квартирмейстер остерегался высказать определённый взгляд и ограничился таким указанием: «Наместник придаёт большое значение демонстративному наступлению на юг, но командующий армией предоставляет это всецело усмотрению ген. Штакельберга, который и должен решить, следует ли выполнить наступление отряда Зыкова или необходимо отозвать его обратно». Тем временем ген. Зыков, действуя на основании непосредственной телеграммы, полученной от командующего армией, подвигался вперед. В этой телеграмме ему указывалось: «Пользуясь благоприятной обстановкой (т. е. появлением тайфуна, препятствующего высадке японцев), по возможности ещё сегодня достигнуть Вафангоу, с превосходными силами в бой не ввязываться, но днём и ночью тревожить неприятеля своей конницей», 9-го мая утром Зыков двинулся из Вафангоу, но едва только он прошёл 10 километров, как получил приказание ген. Штакельберга возвратиться назад в Вафангоу…
Генерал Штакельберг решил пехоту ген. Зыкова возвратить назад в Кайпинг, а 5 эскадронами конницы отряда воспользоваться для производства разведок. Куропаткин сначала согласился с этим распоряжением Штакельберга, но вслед за тем такая посылка конницы ему показалась слишком рискованным предприятием, потому что в это время он получил неверное донесение ген. Мищенко о наступлении 1-й японской армии по направлению на Сиюян — Хайчен. Вследствие этого командующий армией приказал вечером 9-го мая возвратить обратно весь отряд ген. Зыкова, включая и его конницу.
Мы видим, таким образом, что со стороны русской армии не предпринимались никакие действия, чтобы помешать высадке японцев в бухте Янтува. Пренебрегли даже производством усиленной рекогносцировки. В штабе Куропаткина, однако, показывали вид, будто всё это делается на основании глубоко продуманного плана. Атаковать высаживающихся японцев не следует; этим был бы достигнут только частный успех, тогда необходимо уничтожить их всех и перенести театр войны в Японию. Не следует поэтому мешать выполнению их плана; чем больше японцев вторгнется в Манчжурию, тем лучше. Можно тогда одними ударом уничтожить их всех и закончить войну в Манчжурии…
Неужели русские были так ослеплены, что, не признавая элементарного требования войны, позволили себе выпустить из рук вполне верный успех, который по меньшей мере мог бы иметь огромное моральное значение, — только потому, что для такой победы, дескать, «игра не стоит свеч»? Или этой напускной мудростью хотели утешить себя в данное время, обещая себе большую победу в будущем, лишь бы замаскировать свою собственную нерешительность.
Выдвижение вперед слабого отряда ген. Зыкова, конечно, не принесло никакого успеха. Этот отряд, пожалуй, мог бы служить, поддержкой, если бы для воспрепятствования высадке японцев решились направить всю кавалерию, которой могли располагать, а не только 2 эскадрона с конной артиллерией. Но в данном случае речь шла не о производстве рекогносцировки только, но о полном уничтожении японских войск, которые успели уже высадиться. Поэтому вместо 4 батальонов требовалось послать столько же дивизий.
Понятно поэтому, что наместник, который был невольной причиной замедленного возвращения Зыкова, был весьма озабочен судьбой этого отряда и поэтому одобрил его отозвание назад. Этим же объясняется телеграмма из Петербурга от 10-го мая на имя наместника и Куропаткина, в которой выражено опасение, «как бы слабый отряд генерала Зыкова, удалённый на 150 километров, не подвергся не только участи отряда ген. Засулича, но, быть может, полному уничтожению».
Непонятно, однако, что обе эти инстанции, т. е. наместник и петербургские власти, которые так поощряли Куропаткина в нерешительности и медлительности его действий, несколько позже, как сейчас увидим, требовали от него наступательных действий при гораздо менее благоприятной обстановке. В телеграмме из Петербурга на имя наместника от 10-го мая, между прочим, указывалось, что удержание Инкоу не является необходимым, и требовалось большее сосредоточение рассеянной армии, причём выражалась надежда, что численности войск будет тогда достаточно, чтобы «встретить не только одну, но даже две японские армии». Высказав такую уверенность, петербургские власти сами тотчас же испугались такой решительности своих требований и, опасаясь также со своей стороны принять на себя ответственность, сейчас же прибавляют в телеграмме, что «если, при всём том, численность войск была бы недостаточной, то, в крайнем случае, можно отступить далее, до Сунгари»…
Также и наместник, незадолго до получения им телеграммы Государя, сделал некоторые уступки взглядам Куропаткина. Во время своей поездки из Порт-Артура[ 3 7] он имел совещание с Куропаткиным на вокзале в Ляояне, и в результате этого свидания было принято решение, из которого видно, что наместник, ввиду недостаточных сил Манчжурской армии, отказался от требовании оказать Порт-Артуру активную поддержку и признал излишней упорную оборону горных позиций между Ялу и железной дорогой. Эту последнюю адмирал Алексеев допускал лишь для выигрыша времени с целью сосредоточить большую часть сил у Ляояна и здесь оказать неприятелю решительное сопротивление «в случае, если не будет большой разницы в силах»[ 3 8]. Здесь обнаруживается, что и наместнику недоставало твёрдой воли, чтобы настоять на исполнении раз принятого им решения: к»к только он встретился с небольшими затруднениями в виде возражений со стороны Куропаткина, он сейчас же сдал и согласился на уступки, а как только адмирал Алексеев очутился в Мукдене один за зелёным столом и не слыша возражений со стороны Куропаткина, он, как сейчас увидим, снова начинает настаивать на необходимости оказать Порт-Артуру активную поддержку.
Словом, в общем выводе, благодаря нерешительности русских полководцев, японцы совершенно беспрепятственно — можно сказать даже чуть ли не приветствуемые дружественно — мирно высаживаются в бухте Янтува в то время, как ген. Фок в Кинчжоу наблюдал эту высадку в полной бездеятельности, а 1-й Сибирский корпус по приказанию Куропаткина сосредотачивался в районе Хайчен-Ташичао. 14-го мая японцы заняли железнодорожную станцию Порт-Адамс и, таким образом, совершенно отрезали Порт-Артур с сухопутной стороны. После того, как к середине мая высадились 3 японских дивизии (3-я, 1-я и 4-я) и 1-я отдельная артиллерийская бригада, во второй половине мая последовала высадка 2-го эшелона 2-й армии -5-я и 11-я пехотные дивизии и 1-я кавалерийская бригада. Кроме того, между 19-м и 23-м мая последовала высадка 10-й пехотной японской дивизии.
