После прибытия Куропаткина на театр войны генерал Линевич принял командование над двумя стрелковыми дивизиями, предназначенными для обороны Южно-Уссурийского отдела (Владивосток), состоявшими в непосредственном подчинении наместнику.

Было бы совершенно естественно, если бы Куропаткин оставил начальником штаба армии генерала Холщевникова, который был начальником штаба у Линевича, а до того времени был начальником штаба войск Приамурского округа в течение 3 лет, поэтому имел полную возможность ознакомиться со всей обстановкой на театре войны, а также и с наставлением и инструкциями для полевого управления войск [11]. Но Куропаткин, однако, не остановился на выборе начальником штаба генерала Холщевникова и по своём прибытии в Ляоян сказал ему, что он слишком молод для такой должности, так как есть много корпусных командиров, старых генералов.

Выбор Куропаткина, в конце концов, пал на человека, о котором никто не думал как подходящем для этого назначения. Это был генерал-лейтенант Владимир Сахаров[ 1 ²] ,избранный Куропаткиным своим первым помощником; до войны он был начальником кавалерийской дивизии в Белостоке, откуда он был назначен командиром 1-го Сибирского корпуса, двинутого из Уссурийского отдела в Манчжурию в самом начале войны против Японии.

Странно было уже то, что для нового назначения берётся корпусный командир, войска которого уже находятся на театре войны. Но с этим можно было бы ещё мириться, если бы речь шла о назначении на должность начальника штаба армии человека, известного по своим исключительным способностям для занятия штабной должности. Ничего подобного на самом деле не было. Выбор Куропаткина нисколько не удовлетворял требованию — что начальник штаба армии должен в известной степени, по качествам своего характера, служить дополнением характера своего полководца.

Ген. Сахаров был человек с совершенно пассивным характером, способным только усилить теневые стороны характера командующего армией, так что со стороны деятельности начальника штаба армии незаметно было никакого влияния на ход военных действий. Весьма вероятно, что Куропаткин и не рассчитывал на своего начальника штаба, как на возможного советника в вопросах оперативных, так как он в таковом, как выше сказано было, не нуждался вовсе. В начальнике штаба Куропаткин видел только главного чиновника своей главной квартиры, обязанного приводить в исполнение его указания. Возможно, что при выборе в данном случае повлияло то обстоятельство, что ген. Владимир Сахаров был родной брат генерала Виктора Сахарова[ 1 ³], назначенного военным министром после Куропаткина. Автор русской книги о Куропаткине, В. А., говорит по этому поводу: по всей вероятности этим назначением Куропаткин желал посредством родственных связей с предержащими властями в Петербурге обеспечить себе там возможное содействие — иметь там, так сказать, прикрытый тыл[ 1 ⁴].

Точно также на другую важную и ответственную должность — генерал-квартирмейстера армии, на обязанности которого лежала, главным образом, разработка операционной части, — был назначен Куропаткиным ген. Харкевич, бывший до того времени начальником военных сообщений в Виленском военном округе. Назначенный осенью 1904 года, после формирования трёх Манчжурских армий, начальником штаба 1-й армии у Линевича ген. Харкевич после сражения под Мукденом был назначен начальником штаба главнокомандующего всех трёх армий. Это был весьма любезный и высокообразованный офицер.

Но это не был человек, который у Куропаткина должен был «быть Скобелевым». Он составил себе имя в военной литературе изучением похода 1812 года и слыл последователем отступательной стратегии Барклай-де-Толли[ 1 ⁵]. Это, пожалуй, служило для Куропаткина главным основанием к назначению ген. Харкевича генерал-квартирмейстером, потому что и он в своём операционном плане принял отступательную стратегию 1812 года. Таким образом, и ген. Харкевич, видевший спасение России в Отечественную войну в отступательной стратегии и в избежании сражений, не способен был поощрять командующего армией к смелой инициативе; напротив, он только ещё больше мог укрепить в Куропаткине чувство осторожности и выжидательности.

До назначения ген. Харкевича на должность генерал-квартирмейстера армии Куропаткин предлагал эту должность генерал-майору Благовещенскому, который до войны был генерал-квартирмейстером Киевского военного округа и считался авторитетом по вопросам о военных сообщениях. Но так как ген. Благовещенский, не считая себя достаточно знакомым с театром войны и характером противника, отказался от этой ответственной должности, то он был назначен на должность дежурного генерала штаба армии, ведающего личным составом, штатами и т. п.

Начальником отдела военных сообщений на театре войны был назначен генерал Забелин, бывший в начале этой войны помощником начальника канцелярии военного министерства. Начальником канцелярии штаба армии был назначен полковник Данилов, который до войны был преподавателем тактики в академии генерального штаба.

Начальником тыла армии, которому подчиняются все войска, находящиеся в тылу действующей армии, был назначен генерал Волков, который до начала войны был командующим войсками на Квантуне.

Таким образом, все важные должности в действующей армии были замещены лицами, который весьма мало были подготовлены для нового круга своих обязанностей. Исключение во всех этих назначениях представлял собою интендант армии генерал Губер, который в 1903 году был интендантом Приамурского округа и в этой должности имел возможность ознакомиться со всеми подготовительными действиями для продовольствия армии на случай войны с Японией. Этот генерал Губер незадолго до войны, ввиду разногласий со своим начальником, был перемещён на Кавказ; но так как преемник его не мог справиться со своей новой должностью, то ген. Линевич вызвал его оттуда для занятия прежней должности. Армия много обязана этому в высшей степени деятельному, предусмотрительному и скромному интенданту.

Достойно внимания, что для укомплектования своего многочисленного штаба и, в особенности, при назначении своих личных адъютантов Куропаткин выбирал кандидатов преимущественно из знатных дворянских фамилий, благодаря которым он хотел сохранить связи с петербургскими аристократическими кругами, задающими тон жизни, — подобно тому, как при назначении своего начальника штаба он хотел обеспечить себе содействие людей, власть имущих.

Среди прежних товарищей по оружию Куропаткина, а также среди его прежних подчинённых в военном министерстве находились, несомненно, дельные люди; но при формировании штаба армии обращалось в общем больше внимания на связи, чем на личные качества и подготовку для занятия соответствующей должности.

Прежде всего этот штаб, состоявший преимущественно из лиц, принадлежавших к гарнизонами Петербургскому или другим в Европейской России, имел слишком мало чувствительной связи с войсками, находившимися на театре войны. Понятно поэтому, как это заявляет сам Куропаткин в своем отчёте, что он неверно был осведомлён относительно настроения и духа войск своей армии.

Ещё более фатальным и неудачным, чем состав штаба армии, был выбор войсковых начальников, который производился также без всякого плана и без малейшего внимания к тому, знакомы ли начальники со своими войсками, есть ли между ними взаимное доверие и проч. Не довольствуясь тем, что в самом начале войны были порваны все существовавшие до того времени организованные связи и создавались вновь импровизированные штабы, так что в своей деятельности войска и штабы чувствовали себя взаимно чуждыми друг другу — войскам даны были ещё такие начальники, которые совсем не знали ни вверенных им войск, ни театра войны, поэтому им совершенно не по плечу были выпавшие на них важные задачи.