Что бы это ни было, зомби умнели, а это уже неоспоримый факт. Одно это делало их опаснее в разы, чем в начале. Когда медленно бредущие тела вызывали приступы паники и неконтролируемого ужаса, превращая неглупых, в общем, людей, в легко съедаемое стадо, зомби побеждали именно за счет неспособности людей что-то и противопоставить. И когда это преимущество было утеряно, им пришлось как-то менять свое поведение, дабы не быть изничтоженными за считанные часы.
Городок плавно переходил в обыкновенную деревню, со старыми, деревянными, расставленными далеко друг от друга домами, каждый с большим огородом, где выращивалось практически все, что хоть как-то плодоносило в нашем, прямо скажем, не слишком благоприятном климате.
Здесь и брать было нечего, поэтому вооруженные отряды мародеров проезжали мимо, а обыкновенные выжившие, одиночки или сбившиеся в небольшие группки, здесь тоже не промышляли, боясь мертвецов, чувствовавших себя очень вольготно в подобных местах. И до заразы тут были одни старики да старухи, только и способные, что копаться в огороде, мертвецы смели их всех, поэтому сейчас на скамейках около старых крылечек, чисто вымытых и покрашенных, но все равно покосившихся от времени, сидели, как в жуткой карикатуре, покусанные старики, пялясь на дорогу невидящим взором, или же медленно прохаживаясь по своим огородам, тяжело переставляя непослушные ступни. На машины они почти не обращали внимания, только некоторые поворачивали вслед грузовикам головы, тихонько подвывая. Зараза чудес не творила, зомби со слабыми мышцами и хрупкими костями, доставшимися от стариков, могли не намного больше, чем и при жизни. Грузовик был для них недосягаемой целью.
Зато с машин по ним иногда стреляли, особенно если мертвец оказывался слишком близко к дороге. Тупо крутя головой, зомби пытался сообразить, что происходит, когда землю и ограду около него начинали врать пули, оставляя овальные следы от попаданий. Грузовики подпрыгивали почти на каждом повороте колеса, проезжая по ухабам давно не ремонтируемой сельской дороги, уже перешедшей из асфальтированной в грунтовую, так что стрельба с такой постоянно дергающейся опоры была неточная. Сами стрелки тоже не отличались меткостью, без всякой экономии рассаживая целые очереди в одного единственного мертвеца и все лишь для того, чтобы промахнуться и даже не задеть назначенную мишень. И почти каждый выстрел сопровождался взрывом хохота и грубым шуток, настолько громких, что даже через брезентовый тент все было отлично слышно.
Ни машин, ни тракторов, ни каких-либо других средств передвижения здесь заметно не было, только на самой окраине кучей металлолома возвышался обгорелый остов грузовика, в нутрии которого еще были различимы обугленные тела людей, перекрученные в самых невероятных позах. Дальше шла однообразная, почти не обработанная равнина, чуть разбавленная лесопосадками, молодыми березами и осинами, пучками выраставшей среди травы высотой человеку по пояс. Дорога петляла по такому травяному ковру как пьяная, словно ее нельзя было проложить ровно. О присутствии человека здесь напоминали старые фонарные столбы, лампы в которых перегорели задолго до того, как первый зомби открыл глаза. Провода, большей части которых не хватало, свисали низко, выгибаясь в длинные дуги, на которых уже сидели птицы. Только не разобрать, нормальные или уже зараженные, проносились мимо размытыми пятнами, исчезая так же быстро, как и появляясь.
Держа правую руку на спусковом крючке автомата, левую я положил на борт кузова и прислонился к ней головой, рассчитывая хоть немного отдохнуть и прийти в себя после всего, что случилось. Особенно громко давал о себе знать желудок, внутрь которого уже как сутки не попадало ничего съестного. Самое обидное, что ничего и не светит в ближайшее время, разве что только будут боевые сто грамм перед боем. На пустой желудок меня даже не то, что развезет, а буквально размажет по асфальту. Пить я не собирался, даже если мне предложат, но вот желудку все равно это не объяснишь, приходится подавлять голод силой воли, которая особой крепостью и не отличалась. Во всяком случае, раньше у меня не было особых случаев для проверки ее надежности. Как-то особенно не получалось прислушиваться к своим внутренним ощущениям, разве только к болевым. Они особенно приятными не были, от них хотелось только одного – как можно быстрее исчезнуть, забыться.
Мимо на небольшой скорости проносились деревья и высокие, уже успевшие запылится кусты, разросшиеся вдоль дороги и загораживающие весь остальной обзор. Один раз мимо прошел старый зомби, медленный и неуклюжий, так нигде и не успевший отведать человеченки. В груди была свежая дырка, из которой медленно стекала что-то гнилое и густое.
Медленно переваливаясь, мертвяк провожал машины взглядом, протянув к ним единственную руку, вторая была только наполовину, ниже локтя на нескольких лоскутах висели кости, обглоданные почти добела. По веселый смех с предыдущей машины в него выстрелили еще пару раз, но только сломали ветки в нескольких сантиметрах от головы, в которую и целились.
Один раз проскочили остатки автомобиля, не сожженного, но выпотрошенного, по дороге до сих пор были разбросаны какие-то тряпки и остатки сумок. Подробно разглядеть не успел, только сгорбленный силуэт мертвеца, копавшегося внутри машины в чем-то, подозрительно напоминающем человеческие останки. Остальное мешали рассмотреть трещины, разбежавшиеся от нескольких пулевых отверстий почти в самом центре лобового стекла. Кстати, на самой машине, сверху, еще остался надежно прикрепленная доска для серфинга, наверное, самая дорогая вещь из всех, что смогли вытащить из дома, прежде чем сбежать под напором мертвецов, но так никому и не понадобившаяся. Мародеров, разграбивших машину, интересовало совсем другое, гораздо более приземленное и необходимое.
Дорога неожиданно свернула в сторону, а потому, как затрясся грузовик, подскакивая на ежеминутных кочках и прогалинах, слишком уж глубоких для дороги любого состояния, даже самого разбитого, где проезжающие машины все же как-то сглаживали слишком сильные выступы, я понял, что она вообще кончилась. Ровный зеленый ковер, смятый только колесами проезжающих по нему грузовых машин, лишь подтвердил эти мысли. До меня неожиданно дошло, что не дорога кончилась, а мы с нее съехали. Конечно, большинство лагерей выживших не были возле дорог, где их громили либо озверевшие бандитские банды, либо добирались зомби, иногда целыми толпами мигрировавшими по дорогам только по им одним понятным причинам.
Часто же дороги оказывались запружены брошенными машинами, что проехать не было никакой возможности, поэтому искали другие пути, очень часто не совпадающими с прежними трассами.
Почти военные грузовики, подготовленные и для гораздо более тяжелых путей, не сбивая строя, продолжали ехать к намеченной целью, совершенно не смущенные такой мелочью, как отсутствие даже просто намеченной дороги. Водителям, с ремнями безопасности и прочно сидевшими в мягких креслах, такое было может и не заметно, но сидевшим в кузове людям, ничем так не закрепленным и елозившим из стороны в сторону на деревянных досках, такое изменение было очень неприятно, только и успевали, что поносить водителей, ничуть не заботившихся о том, что в кузове были живые люди, а не дрова или дугой бессловесный груз. Мне было чуть полегче остальным, схватившись двумя руками за борт грузовика, я хотя бы не летал из стороны в сторону со всеми остальными, только каждый толчок отдавался в груди с утроенной силой. Внедорожная подвеска все же немного ослабляла тряску, наверное, только поэтому нас и не размазало по всему кузову.
Так прошло несколько часов, прежде чем машины не остановились в небольшом овраге, по обе стороны от которого рос небольшой лес, состоящий в основном из небольших березок и осин, лишь иногда перемежавшихся с маленькими елками. Внизу не было даже нормальной травы, лишь какие-то бледные лишайники, растущие какими-то пятнами, и несколько разлапистых, но совершенно голых кустов. Земля, похожая на глину, была мокрая и влажная, словно недавно здесь прошел сильный дождь. Внизу даже обирались целые лужи грязи, жидкой и противно хлюпающей под колесами машин. Склоны оврага продолжали осыпаться, по сторонам было много крупных валунов и насыпей, где уже пускали корни новые лишайники.
