— Затем, что если они повторят попытку покушения, это случится до того, как вы станете кандидатом.

— Почему?

— Убийство сенатора — тоже не сахар, но его можно покрыть: свалить на какой-нибудь из кокаиновых картелей, пустив слух, что вы были убиты из-за начатого по вашему указанию расследования, которое вскрыло факты, связанные с денежными махинациями наркодельцов. Но после вторника вы станете кандидатом в президенты.

А это уже совсем другое. Хотя в 1963 году, в Далласе, кто-то добрался и до президента.

Донахью отклонился назад вместе со стулом.

— Значит, пора передавать дело в руки властей.

— Нет, — сказал Хазлам.

В комнате словно вдруг стало прохладнее.

— Почему же? — Ведь у меня, как вы понимаете, есть в этом личная заинтересованность.

— Потому что они сразу же окружат вас такой защитной стеной, что преступники оставят всякие попытки до вас добраться.

— Разве это плохо? — Именно этого я и хочу.

— Сейчас, может быть, и неплохо, но ваши враги будут ждать своего часа.

— Но вы говорили, что покушение должно совершиться до того, как я стану кандидатом.

— Верно, но мы живем не в идеальном мире. Если их вынудят ждать, они отложат покушение.

Ты хочешь жить с этим, Джек? Хочешь чувствовать постоянную угрозу? По-прежнему жить с проклятием Кеннеди? Или встретиться с ним теперь, навсегда сбросить его бремя со своих плеч?

Но мы ведь не в какой-нибудь банановой республике у черта на куличках, подумал Донахью. Мы в Америке. И не просто в Америке, а в Вашингтоне, округ Колумбия.

— А если не предупреждать власти, что тогда? — спросил он.

— Мы будем охранять вас сами.

— Кто — вы?

— Наши люди. — Хазлам открыл свое пиво. — Конечно, самые надежные, потому что вам нужно организовать невидимую защиту.

Откуда вы знаете, что им можно доверять, чуть не сорвалось с языка у Донахью.

Я знаю это, потому что был с ними там, ответил бы ему Хазлам: за линией фронта на Фолклендах, в окопах у аргентинских аэропортов. В дебрях Белфаста и среди заборов Южного Армаха. В бассейне Персидского залива. И это были не только англичане, но и ребята из американской «Дельты».

— А если они не нападут? — спросил Донахью вместо этого.

— Кто?

— Наши противники.

— Мы вынудим их напасть.

Господи, подумал Донахью.

— Зачем?

— Чтобы их действия можно было контролировать.

— Каким образом?

— Каким образом контролировать?

— Нет. Каким образом вы вынудите их напасть?

Да вы понимаете, что говорите, — Донахью посмотрел на Хазлама. Понимаете, что предлагаете? В комнате уже сгустились сумерки, но никто не встал, чтобы включить свет.

— Это очень просто. Они связаны с БКИ, а ваша связь с БКИ — это расследование Митчелла. Итак, мы объявим, что вы его продолжаете. — Донахью открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но Хазлам опередил его. — Больше того. В первую очередь их волнует «Небулус». Значит, мы скажем им, что вы не только знаете о «Небулусе», но и займетесь им конкретно.

Подробности позже, понял Донахью: разумеется, если он согласится. Хазламу тоже надо дать время подумать.

— Бретлоу. — Он вернул разговор к главному. — Как мы будем действовать? — Потому что, несмотря на все ваши умозаключения, он мой друг.

— Мы предположим, что это он, и будем надеяться, что ошибаемся.

Донахью допил пиво и бросил банку в мусорную корзину. Только бы не Бретлоу — голос, произнесший эти слова, был словно бы и его, и не его, как будто кто-то говорил от его имени.

— Допустим, что это ЗДО, — как тогда быть?

Интересно, как Донахью смирился с этим предположением, подумал Хазлам; интересно, как он стал говорить «ЗДО» вместо «Бретлоу».

— Мы будем вести себя одинаково в любом случае. Держать ситуацию под контролем, но так, чтобы противник думал, что командует он. — Но все будет в наших руках. Мы будем защищать тебя, организуем твой график так, чтобы враг ничего не заподозрил, а сами ни на миг не спустим с тебя глаз.

— Спасибо, — сказал Донахью.

— Согласны? — спросил Хазлам.

— Согласен.

Была почти полночь; Хазлам попросил у Пирсона разрешения сделать несколько звонков из его кабинета, хотя в Британии не было еще и пяти утра. Первым он набрал херефордский помер, не значившийся в справочнике.

— Алистер, это Дэйв.

Вторым был лондонский номер, тоже нигде не указанный.

— Привет, Кэти. Давненько не виделись.

Двадцать минут спустя, несмотря на позднее время, он набрал первый из американских номеров.

Это должно произойти до вторника. А конкретнее, если считать, что Донахью не выйдет из своего графика, до двенадцати часов дня во вторник. До этого мига Донахью только сенатор; после него он уже кандидат на пост президента.

В восемь Бретлоу позвонил Хендриксу.

— Мои боссы довольны миланским делом. У меня есть другое задание. Возможно, на следующей неделе, и почти наверняка в Вашингтоне.

Работать в Вашингтоне сложнее, поскольку это все-таки столица, подумал Хендрикс. Впрочем, нет. Сложно бывает и в других местах — все зависит от предъявляемых требований.

— Когда будут подробности?

— Завтра.

Семьдесят минут спустя пришел Майерскоф.

— Мы вышли чистыми, — Майерскоф говорил уверенно, почти самодовольно.

— Никаких упоминаний в документах? — спросил Бретлоу.

— Абсолютно.

Провидение на его стороне, подумал Бретлоу: его имя нельзя связать ни с убийством Бенини, ни с расследованием Митчелла, ни со смертью Митчелла, ни с арлингтонской бомбой.

Его спрашивает по телефону сенатор Донахью, сказала Мэгги Дубовски. Бретлоу поблагодарил Майерскофа и снял трубку.

— Джек, как дела? Неплохо сыграли на Винъярде. И в спортзале тоже Чему обязан удовольствием тебя слышать?

Ведь мы оба понимаем, что звонок деловой.

— Вчера вечером мне пришла в голову одна идея, Том. Хотел поделиться.

Сегодня последний день перед вторником, когда мы можем поговорить; а зо вторник я стану кандидатом.

Что ж, это важно, подумал Бретлоу; все остальное вполне можно перенести на пару часов или отложить на другой день.

— Как насчет ленча?

— Лучше в сауне.

Потому что там мы будем одни.

— В полтретьего.

Когда Бретлоу приехал в Клуб, последние посетители покидали столовую. Он кивнул дежурному и спустился в полуподвал. Донахью был уже внутри. Бретлоу взял полотенце, разделся, ополоснулся под душем и присоединился к нему.

— Спасибо, что сумел прийти. — Донахью сидел на средней лавке; на его лбу, груди и животе уже выступили бисеринки пота. — Хочу попросить тебя кое о чем.

Бретлоу сел, опершись спиной о стену, и выжидательно взглянул на него.

— Я уже говорил, что во вторник выдвигаю свою кандидатуру. Весь уик-энд уйдет на подготовительные совещания.

Значит, в это время до него не добраться, и Хендрикс ничего не сможет сделать.Мозг Бретлоу работал автоматически.

— В понедельник я буду в Бостоне. Неофициальный обед с тамошними союзниками.

Возможно,подумал Бретлоу, но нет времени спланировать это. Но все равно эти сведения ему пригодятся — самому было бы не слишком ловко об этом спрашивать.

— Вернусь во вторник. Прилечу как раз к полудню, а после речи будет пресс-конференция.

Последний шанс, возможно, единственный.

— Так чего ты хочешь от меня? — спросил Бретлоу.

Донахью плеснул на угли немного воды.

— Может, ты ко мне присоединишься?

Ты ли это, Том? Все указывает на то, что да, но я до сих пор не могу поверить в это. Не хочу верить в это.

— Когда и где именно? — Бретлоу чуть подался вперед.

— Где тебе будет удобно. На пресс-конференции, по-моему, это привлечет чересчур большое внимание, но до или после — пожалуйста.

— Фу, черт, какая жара. — Бретлоу обмотал вокруг себя полотенце и вышел из сауны.

Так каким будет твой ответ, Том?Донахью поглядел ему вслед. Даже если ты ответишь так, как предсказывал Хазлам, это может ничего не значить. Даже если я услышу от тебя те самые слова, которые ты должен произнести, по мнению Хазлама, это еще не доказывает твоей вины.